Тео. Теодор. Мистер Нотт

Hashirama Senju

— Как вообще эта бездушная маггловская штуковина была превращена в артефакт, — поморщившись, пробормотал райвенкловец, крутя в руках средство связи. — Оно не может работать, не должно.

— А как работает колдорадио? — не остался в долгу Невилл.

— Ты не прав, — сказала вдруг Луна, прервав их перебранку. — Маггловские артефакты не бездушны!

— Почему, Луна? — заинтересовано спросил Тео. Он читал и видел своими глазами во Франции, что мастера-артефакторы романской школы магии насыщают своей магией, вдыхают её жизнь в свои изделия, будь то кулоны или полноценные зачарованные

комплексы. Это практически было отделением кусочка души вместе со всей той магией, что они расходовали.

— Мастера магглов вкладывали душу в свои шедевры, — объяснила она очевидную вещь. Впрочем, Невилл скептически поднял бровь. — Потому они и назывались шедеврами, даже магглы это понимали.

— Не думаю, что магглы собрали полсотни этих штуковин вручную, — хмыкнул шестикурсник-префект.

— Да, ты прав, — девушка поджала губы. — Но это не значит, что в них нет души. Отец выпускал статью исследователя из Финляндии, который описывал, что в маггловских городах машины годами могут стоять на улице и не разваливаться — ведь их поддерживают фиксики.

«Отец Луны — выпускающий редактор и издатель «Придиры»! Точно!» — озарило Теодора.

Пока ребята потешались над забавным названием «чинил», а Луна мягко отсылала их в далёкие тёмные пещеры, уверенная в своей правоте, Тео лихорадочно раздумывал, как спросить Лавгуд о тираже журнала.

— Луна, прости, конечно, но твой отец публикует «Придиру» для сотни таких же чудаков, — заметил в сердцах её сокурсник. — Чинилы, скажешь тоже! Ещё скажи, что на Луне правда водятся розовые пчёлы!

— То есть ты читал статью мистера Бийвола! — радостно ткнула она в его сторону пальцем. — Сотня чудаков! Папа две недели печатает каждый выпуск, только в Британии мы обычно рассылаем три тысячи экземпляров, а ещё пять — за Канал и океан!

Тео, не веря своей удаче, тут же пометил цифры на бумаге перед собой.

— Луна, а ты не знаешь, это сильно меньше, чем «Пророк»? — уточнил он.

Девушка покачала головой.

— Этот ваш «Пророк» такую dryan пишет, — фыркнул Скамандер. — Дядя говорил никогда не верить дуракам, что его ведут. Они даже деда выгнали давным-давно! Учёного с мировым именем!

— И запретом на въезд в МАКУСА, — пробормотал под нос второй райвенкловец, за что получил тычок в плечо.

Когда ребята, наконец, ушли на патруль, смешливо переругиваясь друг с другом, Тео налил себе чаю и обратил внимание на карту, небрежно свёрнутую Невиллом, пока тот вышел. На самом краю занесённых помещений, в подземельях, далеко от гостиной Слизерина, в одном из неиспользуемых залов что-то делали близнецы Кэрроу. По коридору к лестнице наверх оттуда, из тех мест, медленно шагали следы какого-то человека, написанные какой-то странной вязью.

В этом смысле карта работала очень странно — связанная с магией Хогвартса, она маркировала каждое разумное существо, что передвигалось в замке, так, как оно само именовало себя. Невилл показывал ему, как собственно тот же Скамандер был подписан совершенно неправильными буквами, а одна пятикурсница с Хаффлпаффа восточного вида была на бумаге и вовсе какими-то чёрточками.

Вернувшись к своим записям, Тео проработал

над ними весь вечер, закончив лишь к отбою, когда все ребята вернулись и занесли свои рации. Сдали под роспись.

***

Следующий день Теодор встретил по будильнику. Он отказался от идеи просыпаться каждый день в разное время — это было попросту неудобно, и неделю подряд он так и не высыпался. Режим помогал справиться с осенней хандрой, а яблочный пирог на завтрак, куда лениво и неспешно подтягивались студенты факультетов, отлично поднимал настроение.

Что было в их рационе странным, так это то, что баранины становилось всё больше, а вот прочего мяса — меньше. Разве что крольчатина, которую разводил Хагрид, постоянно была представлена в виде добавки для каши.

Он не спешно наложил себе овсянки, а в высокие окна влетела совиная почта. Вскоре перед ним оказались очередной выпуск «Пророка», всё ещё не ежедневного, и письмо, видимо, от миссис Уизли — он ещё не вскрывал его, но ориентировался на почерк, которым на конвертике было выведено «Теодору Нотту». Чем-то он был похож на почерк Джинни и явно был женским — сомнений не было.

На соседних местах зевающие студенты ели, листали газеты или негромко переговаривались — в зале стоял гул, обычный для завтраков. Преподавательский стол был почти пуст. Минерва Макгонагалл сидела в дальней его части, профессор Бабблинг помешивала ложечкой напиток в кружке, а Кэрроу, и брат, и сестра, только собирались приступать к трапезе. Вид у Амикуса был злой и подавленный, а его сестра была непроницаема, как и обычно.

Вдруг из дальней части зала, у самых дверей, раздались громкие вскрики. Шестым чувством Теодор почувствовал неприятности и поднялся со своего места, бросив ложку в недоеденной каше, под недоумённым взглядом Дафны напротив.

— Он повесился! Повесился! — кричал, срывая голос, мальчишка-третьекурсник, который недавно попался на проносе товаров «Зонко» в школу и лично Теодором лишился четвертьсотни баллов. Гриффиндорец был бледен, его галстук съехал в сторону, а взгляд выглядел безумно.

Нотт поспешил к источнику шума, и оказался чуть раньше, чем профессор Макгонагалл, хмурая и мрачная.

— Почему вы кричите, мистер Ситон? — обратилась к нему Макгонагалл. Теодор же внимательно оглядывал другого гриффиндорца, на которого и кричал блондин-третьекурсник, съёжившегося под взглядом Нотта.

— Реза! Я нашёл его уже висящим в душе, он уже был холодным, как стенка, профессор! А этот идиот обвиняет меня!

Ситоны были лордами Высокого Визенгамота, и сам этот мальчишка-гриффиндорец слыл задирой, постоянно теряющим баллы. Заслышав про висящего студента, Тео испытал ужас.

Он двинулся вслед за заместителем директора, и буквально бегом они, вместе с несколькими старшекурсниками львиного дома, за несколько минут взлетели наверх замка, к башне Гриффиндора. Макгонагалл взволновано приказала портрету пухлой волшебницы пропустить их и назвала какую-то чертовщину, которую Тео не запоминал. В гостиной было почти пусто, и они, невзирая на то, что Тео был слизеринцем, ринулись куда-то по лестницам, расходившимся во все стороны наверх башни.