The Beginning of the End
Шрифт:
– Когда Имхотеп захочет выйти, вас он не спросит, я уверена.
Хафез постучал пальцами по столику.
– Это-то меня и тревожит. Думаю, вас тоже.
Старый египтянин посмотрел на нее.
– Чем Имхотеп станет заниматься, когда покинет мой дом?
Меила нахмурилась.
– Я думаю, еще довольно времени, чтобы…
– А я думаю, что это вопрос принципиальный, мадам.
В голосе Хафеза неожиданно прозвучало железо. Меила приподнялась.
– Что это значит?
– Только то, что это существо мне кое-чем обязано. И весьма обязано, а дальше долг будет
– Надеюсь, вы и сами понимаете, что будет идиотством и непростительным расточительством, если живой древнеегипетский жрец, освоившись в нашей эпохе, займет какую-нибудь рядовую современную должность?..
Круглые птичьи глаза уставились на нее.
– Как вы сами верно сказали, нет таких долгов, которые нельзя было бы оплатить.
Меила, которая в начале этого директорского выступления ощутила ярость и омерзение, теперь немного успокоилась. Она не могла не признать, что Балтус Хафез во многом прав.
– Что же вам нужно от Имхотепа?
– Нам, - поправил ее Хафез.
– Нам с вами, Меила! Ваш возлюбленный должен продвинуть египтологию так далеко, чтобы оставить позади всех иностранных специалистов. Ведь это будет означать не только поднятие престижа нашей египетской науки, но и большой приток новых инвестиций! Египтология никогда прежде не была так популярна!
Меила взялась за подбородок. Вот это поворот… слова Хафеза, при всем их безумии, были не лишены резона.
– Нужно будет подумать, - сказала она.
– И нужно будет полностью поставить Имхотепа в известность.
В последних словах египтянки прозвучала угроза.
– Я не допущу, чтобы вы использовали его вслепую.
Хафез поклонился.
– Я в вас и не сомневался.
Некоторое время они не говорили ни слова. А потом Меила спросила, смягченным тоном:
– Скажите, Хафез, а обо мне он вспоминает?
– Да, - ответил Хафез. Теперь он мог сделать ей такой подарок.
– Имхотеп первым делом потребовал, чтобы я разузнал о вас… и он до сих пор любит только вас.
Меила улыбнулась со слезами.
– Скажите ему, что я тоже люблю его. Но нам пока нельзя видеть друг друга!
Хафез склонил голову, отягченную красным убором.
– Имхотеп сам знает это, госпожа.
* Дома жизни - в Древнем Египте своего рода университеты и одновременно общественные больницы.
========== Глава 31 ==========
После этого свидания Хафез и Меила перестали видеться.
Меила добилась подтверждения того, что Имхотеп вправду живет у директора музея, - Аббас по ее просьбе навестил Хафеза через несколько дней и увидел гостя. Правда, только издали - Аббас понимал, что к жрецу нельзя приближаться без разрешения. Но ошибиться было невозможно, даже несмотря на новый арабский наряд Имхотепа.
Слову Аббаса Меила поверила. Она взяла его своим телохранителем, на место погибшего Лок-На. Бывший воин-жрец показал, что как никто другой достоин ее охранять и служить ее ближайшим помощником.
Меила не предпринимала больше никаких шагов, чтобы сблизиться со своим возлюбленным. Египтянка
Имхотеп переродился человеком - но это перерождение еще не закончилось. Ему нужно было стать современным человеком! Несмотря на свои три тысячи лет - а может, в увенчание их.
От этой мысли захватывало дух. Значит, Имхотеп хотел любить Меилу - Меилу, а не ту, чье время давно минуло!..
Меила знала, что Аббас и Роза помолвлены; но не заговаривала с ними об этом. Египтянка знала, что ее слуги всегда будут подчинять свои планы ее; и сами эти жених и невеста даже не заикались о женитьбе, пока госпожа не устроила свою собственную жизнь.
Это Маат - так сказали бы в Та-Кемет.
Имхотеп не подавал о себе вестей - но однажды Аббас посетил Хафеза по приглашению директора: Хафез передал для Меилы подарок. Такой сюрприз лучше всего свидетельствовал о том, как продвигаются дела.
Аббас принес своей хозяйке черно-белый фотографический портрет Имхотепа.
У Меилы закружилась голова, когда она поняла, чью фотокарточку держит в руках. Уединившись в гостиной, египтянка без конца вглядывалась в изображение высокого человека, восседавшего в кресле, - он был в длинном черном струящемся одеянии, в головной накидке. Сцепленные руки жреца покойно лежали на коленях, он смотрел не прямо в объектив, а немного отвернул голову, и на лице его залегли тени. Имхотеп слегка улыбался, но в этой улыбке, вместе с удовлетворением, была задумчивая грусть.
Меила погладила фотографию с бесконечной нежностью, с щемящим чувством. Дав себя снять и отослав портрет ей, Имхотеп рассказал своей возлюбленной целую историю о том, как теперь живет. Древние египтяне были великими символистами…
Меила поцеловала фотографию и сама отнесла ее в свой кабинет, где заперла в ящике стола: там же, где хранила письма, оставшиеся от отца.
Прошло уже две недели с их возвращения из Ам-Шера… и вот наконец Имхотеп успокоил ее, снова коснулся ее души: но так, чтобы не вспугнуть.
Разумеется, жрец знал, что Меила по-прежнему испытывает страх перед ним. Некоторая доля страха даже укрепляет любовь.
Спустя еще неделю после этого события Меила получила письмо из дома Хафеза. Его доставили почтой: и Меила поняла, что послание из Каира, только прочитав адрес на конверте.
Неужели Хафез решил так снестись с ней?.. Имя отправителя не было проставлено…
Меила поняла, от кого письмо, надорвав конверт. Оттуда выпал листок атласной бумаги… а Меила все не смела взглянуть.
– Боже мой, - прошептала она.
Наконец взяв листок, Меила вдохнула легкий мускусный запах. Потом снова опустила письмо на колени. Меила сидела одна в гостиной, где имела обыкновение разбирать почту.
Наконец египтянка подняла листок и вчиталась в ровные черные строчки.
Почерк был ей незнаком: но округлостью и наклоном букв смутно напоминал иератические знаки, скоропись, которой пользовались жрецы Та-Кемет. Однако послание было на английском - и притом в стихах!
“Любить - значит верить, что Маат заключена в тебе.