The Beginning of the End
Шрифт:
Имхотеп кивнул.
Может быть, он подразумевал и большее, - но Хафезу стало боязно спрашивать. Главное было сейчас понять, знают ли О’Коннеллы о судьбе Имхотепа.
Выяснить это он сможет только на месте. А значит, придется плыть в Лондон - и предоставить Имхотепа самому себе.
Разумеется, Египта жрец не покинет. По крайней мере, пока.
И это означало, что откладывать решительный разговор дальше некуда. Имхотеп был уже вполне способен говорить на самые актуальные для Хафеза современные темы. Даже слишком поднаторел,
Для беседы старый египтянин пригласил своего гостя подняться в сад на крышу - излюбленное место Имхотепа. И Хафез мог рассчитывать, что здесь никто из дома их не услышит.
Имхотеп, как всегда, опустился в легкое плетеное кресло с таким видом, точно делает хозяину одолжение самим своим присутствием. Держался он всегда вежливо и корректно - но с тем неуловимым превосходством, которое с каждым днем все больше выводило Хафеза из себя. Неужели это существо не понимает, что его судьба полностью в руках его благодетеля?..
Стараясь сохранять хладнокровие, Хафез сел напротив гостя в такое же кресло. Перед этим слуга сервировал для них столик, который был накрыт по-египетски, - вельможи Та-Кемет обедали за индивидуальными небольшими столиками.
Несколько мгновений оба не нарушали тишины. Хафез ощущал щекотание ветерка - “северного ветра”, воспетого поэтами Та-Кемет, переменчивую прохладную тень от гранатовых деревьев, высаженных в кадках вдоль ограждения. Неожиданно директор музея ощутил, глядя на своего неподвижного гостя, будто бы они с ним сейчас перенеслись в древний Уасет, седалище Амона. И вновь вступили в силу те политические законы, которые для древних египтян не отделялись от священных…
Имхотеп заговорил первым.
– Ты хочешь что-нибудь обсудить со мной, господин Хафез?
У хозяина дома появилось неуютное чувство, что это верховный жрец Осириса дает ему аудиенцию - и только что позволил заговорить. Покраснев, старый египтянин кашлянул. Отпил воды с лимоном из своего стакана.
– Да, и это дело не терпит отлагательств. Как тебе известно, господин, я уезжаю.
Английское “my lord”, которое Хафез был вынужден теперь употреблять при обращении к этому существу, словно возвращало его во времена английского феодализма. Имхотеп улыбнулся: может быть, у него появилась такая же ассоциация. Проклятый жрец учился поразительно быстро.
– Ты хочешь сказать, что для меня пришло время расплатиться с тобой и покинуть твой дом?
– спросил Имхотеп.
Хафез сжал подлокотники кресла. Он вспотел от внезапной мысли, что Меила могла уведомить Имхотепа о величине своего наследства.
– Нет, - поспешно сказал директор музея. Он поднял руки.
– Я не это имел в виду! Конечно, ты можешь остаться, сколько тебе будет угодно, господин…
Хафезу самому стало тошно от своей угодливости и неуклюжести в разговоре с бывшей мумией. Губы Имхотепа тронула усмешка.
– Ты добр и благороден, мистер Хафез, - ответил он.
– Однако я слишком
Хафез еще раз отпил воды.
– Уж если мы заговорили об этом, поговорим и о долгах!
– произнес он.
– Ведь ты согласен с тем, что ты многим мне обязан?
Имхотеп в первый раз отпил из своего стакана. Поставив его, жрец опустил руки на колени и сцепил пальцы.
– О долгах мы можем говорить долго, мистер Хафез.
– И снова в этом английском обращении проскользнула насмешка.
– И я не думаю, что мы когда-нибудь посчитаемся так, как надлежит.
Имхотеп сделал паузу. Хафез опустил глаза, чувствуя, как ему стало жарко под халатом и хлопковой рубашкой. Конечно, он не забыл и не мог бы забыть, что Имхотеп спас ему жизнь…
– Однако я соглашусь с тобой в том, что обязан тебе, - продолжил жрец.
– Ты хочешь, чтобы я вернул мои долги так, чтобы снова стать обязанным?
Он не скрывал, что полностью понимает суть предложения хозяина.
Хафез потер подбородок.
– Да, я предлагаю тебе работать со мной, господин, - сказал он.
– Ты знаешь, что я давно рассчитывал на твою помощь. Твой вклад в нашу науку может оказаться бесценным, - тут Хафез смог улыбнуться.
Имхотеп смотрел на него без всякого выражения. Только, может быть, выше поднял подбородок.
– Находить и вскрывать новые гробницы?
– спросил он.
– Выставлять перед всеми мумии благородных сынов и дочерей Та-Кемет и отдавать их имена на поношение? Ты этого желаешь, мистер Хафез?
При последних словах речь жреца перешла в шипение. Хафез сглотнул, чувствуя, что взгляд Имхотепа приковал его к месту. Однако он не утратил своей решимости.
– Да, - твердо сказал Хафез.
– Такова цена, которую я требую. Это цена за процветание сегодняшнего Египта, - прибавил директор музея.
Имхотеп некоторое время молчал, опустив веки, словно медитировал. Когда он опять посмотрел на Хафеза, тот уже понял, что услышит.
– Твоя смерть не так далека. Представь себе, господин Хафез, что после того, как ты умрешь, кто-нибудь вскроет дом твоего тела, сорвет твои покровы и всевозможные бесстыдные чужеземцы будут глумиться над тобой. И над всеми, кого ты любил!
Хафез хмыкнул. Он поерзал в кресле, чувствуя, что теряется все больше.
– Но ведь… прошло так много лет!
– Прошло так много лет, что былое уже не вернется?
Глаза Имхотепа насмешливо сузились.
Хафез развел руками. Он наталкивался на правоту древнего жреца, как на тысячелетнюю стену.
– В наше время никто не мог бы подумать, что…
Имхотеп кивнул.
– Вы начали осквернять наши гробницы, когда утратили веру, что прошлое может вернуться и заговорить с вами. Мне это понятно. Но скажи, почему вы, изучая историю, разоряете только дома наших мертвых?
В этом вопросе впервые прозвучал интерес.