Тиберий
Шрифт:
Обвинитель попался рьяный, но бестолковый. Некоторые его заявления воспринимались как заведомо неправдоподобные, но и правдоподобных оказалось достаточно для возбуждения дела. Однако Пизон пожалел сенаторов и умер естественной смертью до суда. "Наверное, боги уже провели процесс и вынесли ему свой приговор", — пошутил Сеян.
В зловещей обстановке преследования государственных пре-ступников, выхватываемых с почетных сенаторских скамей, находились еще и рядовые злодеи. Магистрат, претор, Плавтий Сильван выбросил из окна жену, и та разбилась насмерть. Доставленный прямо к принцепсу женоненавистник, смущаясь под пронизывающим взглядом правителя, принялся объяснять, будто он мирно спал, а
На следующий день он доложил о происшедшем в сенате. Курия назначила судей и определила порядок ведения дела. С чувством выполненного долга Тиберий возвратился домой, но там его накрыл шквал гнева Августы.
— С тех пор, как ты прекратил советоваться со мною, все время оказы-ваешься в дураках! — кричала пожилая женщина с молодым задором.
Сын пытался возразить, но возмущение матери явно было искренним, а в таком случае ей не следовало перечить. Высказав накопившееся за несколько лет недовольство, Августа наконец объяснила, что Плавтий Сильван приходится внуком Ургулании. Тиберий упустил это из виду.
— Преступление столь чудовищно и столь очевидно… — заговорил он, но Августа перебила:
— Тебе же сказали, что дуреха сама наложила на себя руки от стыда за дурное поведение!
Тиберий молчал.
— Зачем тебе было проявлять рвение? Зачем ты пошел в его дом? Хотелось взглянуть на чужое ложе, раз свое пустует, дабы подразнить чахнущую похоть?
Слушая это, Тиберий думал, что известная смесительница ядов Мартина не идет в сравнение с его матерью, которая отравляет людей словом.
— Каким правом я судил бы государственных изменников, если бы покрыл такое преступление? — надменно скривив губы, заметил Тиберий.
— Ты полагаешь, будто властвуешь правом чести? — насмешливо спросила Августа. — Ты повелеваешь Римом на основе того права, которое предоставила тебе я!
Как всегда сын потерпел поражение в споре с матерью, но спасать убийцу отказался.
Утром следующего дня суду была представлена первая жена Плавтия, которая обвинялась в колдовстве против бывшего мужа. Сенаторам предлагалось уверовать в то, что несчастный претор, охраняемый шестью ликторами, стал жертвой приворотов и наговоров коварной женщины.
Тиберий лично провел расследование и, добыв доказательства подлога в последнем обвинении, предъявил их Августе. Та выслушала его с мужским хладнокровием.
— Выгораживая Плавтия, мы осуждаем самих себя, — сказал он, — люди не так глупы, как ты думаешь. Они плохо понимают добро, исходящее от нас, но беспощадно уличают в порочных замыслах.
— Что же делать? — сдержанно спросила Августа. — Моя Ургулания не вынесет позора такого суда.
— Если она столь горда, пусть вручит ему кинжал.
Женщины оказались в столь бедственном положении, что послушались мужчины. Ургулания повелела внуку заколоться. Но сделать это оказалось сложнее, чем убить жену. Плавтий не сумел распорядиться кинжалом, и слуги вскрыли ему вены. После этого Тиберий представил суду доказательства невиновности первой жены подсудимого, и та была оправдана.
В то время один за другим объявлялись государственные преступники, но до сути заговора докопаться не удавалось. Молодой перспективный сенатор Вибий Серен представил суду в качестве очередного кандидата в злодеи собственного отца. Вибий Серен старший уже отбывал наказание на далеком острове за жестокость и насилия, чинимые им провинциалам в период наместничества в Дальней Испании. Теперь сын уличал его в подготовке покушения на принцепса.
Тиберия пугало такое обилие врагов, но удивляло, что все они действовали сами по себе, никто из них не мог
Вибий Серен старший пребывал в состоянии личной ссоры с принцепсом. Фемида словно обрела зрение и зорко высматривала людей, неугодных правителю. Серен-сын, как бы угадывая желание Тиберия раскрыть масштабный заговор, обвинил отца еще и в подстрекательстве галлов к восстанию. В качестве пособников он назвал бывшего претора, который якобы снабдил галльских вожаков деньгами. Тот со страху покончил с собою. Однако, когда из ссылки доставили Серена-отца, он стал защищаться зло и грамотно. Тогда сын вознамерился расширить фронт атаки и указал на Гнея Лентула и Сея Туберона как на сообщников своего строптивого отца. Те лишь недоуменно посмотрели на принцепса. Лентул и Туберон, престарелые люди, столпы сената никогда не были на подозрении у Тиберия.
"Если даже они против меня, то я заслуживаю гибели", — подумал Тиберий и, доверившись интуиции, отклонил обвинения в адрес уважаемых людей.
Поняв, сколь неблагоприятно складывается для него дело, Серен-сын покинул Рим. Но по приказу принцепса его вернули в столицу, и расследование продолжилось. Теперь, когда выдохся обвинитель, Тиберий сам обрушил лавину упреков на Серена-отца, которого считал исчадием пороков. Однако доказать причастность подсудимого к государственному перевороту не удалось. Тем не менее, сенаторы попытались вынести ему смертный приговор, полагая, что угадали волю принцепса. Угадали они верно, но Тиберий все еще отличал в себе человека от правителя, и как правитель воспротивился высшей мере наказания. Он настоял, чтобы Серена отправили обратно на его остров без какого-либо ужесточения условий ссылки.
Этот процесс произвел удручающее впечатление и на Курию, и на Форум. Снова, как во времена проскрипций и гражданских войн, сыновья восстают против отцов! Следуя настроениям народа, некоторые сенаторы предложили ограничить деятельность доносчиков. Ведь получилось, что Серен-сын, не сумев доказать обвинения, все же довел до самоубийства невинного человека. Однако принцепс с несвойственной ему горячностью и прямотою выступил в защиту доносчиков.
Тиберий утверждал, что без обвинителей законы будут бессильны и государство окажется на краю пропасти. Эмоционально и непривычно ярко обрисовав роль этих "санитаров" римского общества в поддержании мира и порядка, он принялся на разные лады просить сенаторов "не устранять его опору".
Бурная речь принцепса усугубила уныние Курии и отразилась эхом возмущения на форуме. "На погибель народу римскому тиран прикармливает этих ненасытных волков", — раздавались возгласы в толпе.
А Тиберию ситуация виделась совсем по-другому. Он был одержим идеей борьбы с заговором. Политические процессы последних лет показывали, что Рим полон врагов. И, хотя все попытки проникнуть в сердцевину преступного сообщества пока не удавались, казалось, что путь к победе где-то рядом. Еще усилие, еще один процесс, и панцирь конспирации затрещит по швам, а потом лопнет. Тогда всеобщему обозрению откроется порочное нутро знати и ее вдохновительницы Агриппины. Но вдруг в самый горячий момент сенат выступает с предложением ограничить деятельность обвинителей. Тиберий увидел в этом отчаянную попытку заговорщиков обезоружить его накануне решающей схватки. Значит, мятеж близок, а количество сенаторов, не довольных доносчиками, свидетельствует о масштабах аферы. Поэтому, выступая с речью в защиту обвинителей, Тиберий чувствовал себя на передовой позиции в жесточайшей битве за государство, за предотвращение новой гражданской войны. Вот почему он говорил так страстно и прямодушно.