«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа
Шрифт:
В «Донских рассказах», как и в «Тихом Доне», герои имеют прототипами реальных лиц, прежде всего жителей станицы Каргинской и окружавших ее хуторов; в рассказах они нередко выступают под собственными именами. Донские краеведы Н. Т. Кузнецова и В. С. Баштанник в статье «У истоков “Тихого Дона”» пишут «о действительно жившем в то время Микишаре, подобном тому, который описан в “Семейном человеке”». О нем рассказала краеведам 80-летняя казачка станицы Еланской Федосия Степановна Трушихина74.
О Микишаре писала и Левицкая в очерке, посвященном ее поездке в Вёшенскую в конце августа 1930 года. Вот диалог Шолохова с председателем колхоза в Базках:
«— А как поживает Микишара?..
Тот
— Приходил ко мне. Просил дать свидетельство о политической благонадежности, хочет охотой заняться, ружье купил. Говорит: “У меня сын был красноармеец”.
— Да ведь ты сына-то убил, — говорю ему. Не дал ему свидетельства...»75.
В рассказе «Семейный человек» (1926) паромщик Микишара рассказывает случайному попутчику, как в Гражданскую войну он убил, когда «получилось у нас в станице противу Советской власти восстание», под угрозой расстрела со стороны повстанцев, собственного сына, воевавшего на стороне красных. Как оказалось, Микишара — реальный человек, казак с хутора Плешаковского.
Опора на образы реальных людей, живших в тех станицах и хуторах, где развивается действие «Тихого Дона», — одна из отличительных особенностей творчества Шолохова. Исследованию вопроса о прототипах героев писателя каргинский краевед Г. Я. Сивоволов посвятил целую книгу: «“Тихий Дон”: рассказы о прототипах» (Ростов-на-Дону, 1991).
В другой его книге — «Михаил Шолохов: страницы биографии» (Ростов-на-Дону, 1995) Г. Сивоволов убедительно доказал, что такие герои «Донских рассказов», как Сидор-Коваль и дед Александр четвертый («Путь-дороженька»), Арсений Клюквин («Двухмужняя»), Алешка Попов («Алешкино сердце»), Яков Алексеевич («Батраки»), дед Гаврила («Чужая кровь») и другие, — «это все каргинцы, реальные люди».
Особенно подробны изыскания краеведа касательно реальной судьбы Алексея Крамскова, которая лежит в основе глубоко трагического по звучанию рассказа «Алешкино сердце». Действительно, пишет Г. Сивоволов, — в 1921 году на Верхний Дон пришел небывалый голод — засуха погубила поля. Неурожайный год, продовольственная разверстка особенно больно ударили по многодетным вдовьим семьям. Именно такой была семья Крамскова, где мать и шестеро детей остались без кормильца: отец, Федор Крамсков, мобилизованный в повстанческую армию, в декабре 1919 года вместе с другими казаками, воевавшими на стороне белых, ушел в отступление на Кубань и домой не вернулся. Вскоре умерла от тифа мать. Дети один за одним умирали голодной смертью. Единственного оставшегося в живых мальчонку, Алексея Крамскова, спасли от гибели пожалевшие его рабочие Каргинской паровой мельницы. Правда, реальная жизненная судьба Алексея Крамскова далеко не во всем совпадала с судьбой Алешки из рассказа — он не встречался с политкомом Синициным, не бросал гранату в бандитов, не вступал в комсомол. Трагическое детство Алеши Крамскова было лишь первотолчком для рассказа «Алешкино сердце», прототипом главного героя которого он стал.
Прототипом политкома заготконторы № 32 Синицина, — пишет Г. Сивоволов, — также послужило реальное лицо — Василий Меньков, заведовавший заготконторой № 32, когда в ней служил конторщиком и делопроизводителем Шолохов.
В книге «Михаил Шолохов. Страницы биографии» Г. Сивоволов документально показывает, что целый ряд «Донских рассказов» Шолохова — «Алешкино сердце», «Коловерть», «Путь-дороженька», «Пастух», «Бахчевник», «Продкомиссар», «Смертный враг», — как и «Тихий Дон», написаны на материале жизни в Гражданскую войну станицы Каргинской и окружавших ее хуторов. Многие географические и жизненные приметы в этих рассказах — те же, что и в «Тихом Доне» и, следовательно, на хуторе Татарском, который в значительной степени писался с хутора Каргина.
«Во многих рассказах события разворачиваются в хуторе, расположенном под “лобастой горой”, или в станице, “пристывшей”
Упоминание заготконторы № 32, нависшего над станицей Песчаного кургана и дорожного тракта, по которому на Северный фронт везут боеприпасы и снаряжение, склада артиллерийских снарядов прямо указывает на станицу Каргинскую»76.
Вот, к примеру, топографическая примета в повести «Путь-дороженька»: «...Площадь в центре, на ней школа, огороженная забором, правление станичного атамана, в котором дежурили сидельцы, кирпичная церковь с винтовой лестницей на колокольню, ограда, на окраине станицы — кладбище. На рыночной площади в деревянном сарае, где у купца Левочкина была ссыпка, казаки в 1918 году устроили тюрьму. В ста саженях от церковной ограды в кирпичных сараях купца Семена Попкова был устроен склад боеприпасов... Все отчетливо напоминает нам станицу Каргинскую тех лет»77.
А также хутор Татарский в «Тихом Доне», добавим мы.
Каргинский склад боеприпасов, который в повести «Путь-дороженька» поджигает ее герой Петька Кремнев, упоминается и в романе. Более того, как свидетельствует «Уголовное дело» Харлампия Ермакова, ответственным за этот склад некоторое время был Харлампий Ермаков, ставший прототипом Григория Мелехова. Одной из главных задач первой повстанческой дивизии, которую возглавлял Ермаков, при наступлении на Каргинскую в начале восстания, было, — пишет П. Кудинов в очерке «Восстание верхнедонцов в 1919 году», — «захватить военный склад в станице Каргинской»78. О судьбе этого склада боеприпасов рассказывает Г. Сивоволов: «Во время подавления Вёшенского восстания и налета на Каргинскую Камышинского и 13-го кавалерийского полков 22 марта 1919 года и их отходе под давлением казаков, склады были ими подожжены. Кстати, об этих складах Шолохов упоминает и в “Тихом Доне”. Тогда, как известно, вместе со складами сгорели стоявшие рядом дома казаков, магазины, дом героя романа сотника Михаила Григорьевича Копылова»79.
Вся атмосфера «Донских рассказов» пронизана тем же воздухом мятежных лет на Дону, как и роман «Тихий Дон», токами той же жизни, которые питали роман.
В рассказе «Лазоревая степь» дед Захар, в прошлом — конюх у пана Томилина, показывает своему собеседнику — рассказчику:
«— Видишь, за энтим лесом макушки тополев? Имение панов Томилиных — Тополевка. — Там же около и мужичий поселок Тополевка, раньше крепостные были. Отец мой кучеровал у пана до смерти... Тушистый был мужчина, многокровный. В молодости при царе в гвардии служил, а затем кончил службу и уехал доживать на Дон. Землю ихнюю на Дону казаки отобрали, а пану казна отрезала в Саратовской губернии три тыщи десятин. Сдавал он их в аренду саратовским мужикам, сам проживал в Тополевке» (1, 248).
Сравним с рассказом о пане Листницком в «Тихом Доне»: «Старый, давно овдовевший генерал жил в Ягодном одиноко. Жену он потерял в предместье Варшавы в восьмидесятых годах прошлого столетия... Вскоре после этого генерал подал в отставку, перебрался в Ягодное (земля его — четыре тысячи десятин, — нарезанная еще прадеду за участие в Отечественной 1812 года войне, — находилась в Саратовской губернии), и зажил чернотелой, суровой жизнью» (2, 183).
Дед Захар рассказывает также, что у пана Томилина «наследником офицер остался»: носил он «на носу очки золотые, на снурке очки-то» (1, 250), и что воевал он во время Гражданской войны против красных.