Толкователь болезней

Лахири Джумпа

— Пока больше никакой рыбы. Готовь курицу, что лежит в холодильнике. У меня начинаются консультации.

В следующие несколько дней, вместо того чтобы обзванивать рыбные рынки, миссис Сен размораживала куриные ножки и разрубала их своим тесаком. Однажды она сварила рагу из зеленой фасоли и консервированных сардин. Но на следующей неделе директор рыбного рынка сам позвонил миссис Сен: сообщил о поступлении свежей рыбы и пообещал отложить товар на ее имя до закрытия. Миссис Сен была польщена.

— Какой милый человек, Элиот! Нашел мой телефон в справочнике. Сказал, там значится только одна семья по фамилии Сен. А в Калькутте знаешь сколько Сенов?

Она велела Элиоту надеть куртку и обувь и позвонила

мистеру Сену в университет. Мальчик завязал шнурки и стал ждать няню возле этажерки. Она долго не выходила, и через несколько минут Элиот окликнул ее. Миссис Сен не ответила, тогда Элиот развязал шнурки и вернулся в гостиную. Она сидела на диване и плакала, уронив лицо в руки; слезы капали сквозь пальцы. Не отнимая рук от лица, она пробормотала что-то о совещании, на котором должен присутствовать мистер Сен. Потом медленно встала и накрыла телефон салфеткой. Элиот ходил за ней по пятам, в первый раз ступая в кроссовках по грушевому ковру. Миссис Сен взглянула на него. Ее нижние веки распухли и напоминали розовые полумесяцы.

— Скажи мне, Элиот, неужели я так много прошу?

Мальчик не успел ответить — няня взяла его за руку и повела в спальню, дверь которой обычно была затворена. Кроме кровати без спинки в изголовье, в комнате стояли только тумбочка с телефоном, гладильная доска и комод. Миссис Сен выдвинула ящики комода и распахнула дверцу стенного шкафа: повсюду находились сари всех мыслимых расцветок и материй, расшитые золотыми и серебряными нитями, некоторые тонкие, прозрачные, другие плотные, как портьеры, с кистями по краям. В шкафу они висели на плечиках, в ящиках были аккуратно сложены или плотно свернуты в толстые рулоны. Миссис Сен переворошила содержимое ящиков, отчего ткани стали свешиваться через край.

— Когда я носила это? Или это? Или вот это? — Она выбрасывала сари одно за другим из комода, срывала с вешалок. Одеяния неопрятным ворохом упали на кровать. Комната наполнилась резким запахом нафталина.

— Пришли фотографии, пишут родные, похвастайся своей новой жизнью. Чем я могу похвастаться? — Обессилев, миссис Сен опустилась на край кровати, где для нее практически не осталось места. — Они думают, я тут как сыр в масле катаюсь, Элиот. — Она оглядела голые стены комнаты. — Что я нажимаю на кнопку, и дом убран. Считают, я живу во дворце.

Зазвонил телефон. Миссис Сен не сразу, через несколько звонков, сняла трубку. Она только отвечала на вопросы собеседника и вытирала лицо краем одного сари. Закончив беседу, она, не складывая, запихала сари в ящики, и они с Элиотом надели обувь и пошли к машине, где стали ждать мистера Сена. Вскоре он появился.

— Почему ты сегодня не практикуешься в вождении? — спросил мистер Сен, постукивая костяшками пальцев по капоту. В присутствии Элиота супруги всегда разговаривали по-английски.

— Не могу. В другой раз.

— Как ты планируешь сдать экзамен, если не хочешь выезжать на дорогу?

— Сегодня у меня Элиот.

— Он у тебя каждый день. Это же для твоего блага. Элиот, подтверди, что водить машину необходимо.

Но миссис Сен отказывалась практиковаться.

Они молча ехали по той же дороге, которой Элиот с матерью по вечерам возвращались домой. Но с заднего сиденья автомобиля мистера и миссис Сен путь казался незнакомым и занимал больше времени, чем обычно. Чайки, чьи заунывные крики будили Элиота каждое утро, камнем ныряли вниз и снова взмывали в небо, приводя мальчика в восторг. Машина проезжала мимо одного пляжа за другим, мимо запертых павильонов, где летом продают замороженный лимонад и моллюсков. Работал только один павильон — рыбный рынок.

Миссис Сен открыла дверцу и обернулась к мужу, который еще не отстегнул ремень безопасности.

— Ты идешь?

Мистер Сен вынул из бумажника несколько купюр и вручил ей.

— У

меня через двадцать минут совещание, — сказал он, глядя на приборную панель. — Пожалуйста, не задерживайся.

Элиот проследовал вместе с миссис Сен в небольшой сырой магазин, стены которого украшали фестоны с изображением сетей, морских звезд и буйков. У прилавка скучилась группа туристов с фотоаппаратами на шеях; одни пробовали фаршированных моллюсков, другие рассматривали большую схему, представляющую пятьдесят видов североатлантической рыбы. Миссис Сен взяла номерок из автомата у прилавка и встала в очередь. Элиот остановился у омаров, взбиравшихся друг на друга в наполненном мутной водой аквариуме; их клешни были стянуты желтыми резинками. Мальчик понаблюдал, как подходит очередь няни и она смеется и щебечет с продавцом в черном переднике. Торговец рыбой — краснолицый человек с желтыми зубами — держал в каждой руке за хвост по макрели.

— Вы уверены, что они свежие?

— Минуту назад они сами могли бы ответить на этот вопрос.

Шкала весов дрогнула и вынесла свой вердикт.

— Очистить вам рыбу от чешуи, миссис Сен?

Она кивнула.

— Головы, пожалуйста, оставьте.

— У вас есть кошки?

— Кошек нет. Только муж.

Приехав домой, миссис Сен вытащила из кухонного шкафа нож, расстелила поверх ковра газеты и тщательно изучила доставшееся ей богатство. По очереди она вытащила рыбины из бумажной упаковки, сморщившейся и местами запятнанной кровью. Провела рукой по хвостам, проткнула животы и вытащила внутренности. Ножницами состригла плавники. Потом просунула палец под красные жабры, такие яркие, что напудренный киноварью пробор миссис Сен показался бледным. Она схватила тушку, испещренную с двух сторон полосами чернильного цвета, и сделала ножом надрезы через определенные интервалы.

— Зачем это? — поинтересовался Элиот.

— Чтобы оценить, сколько получится кусков. Если правильно разрезать, этой рыбы хватит на три раза. — Она отпилила голову и бросила ее в форму для запекания.

В октябре несколько дней миссис Сен отказывалась практиковаться в вождении машины, не доставала нож из шкафа, не расстилала газеты на полу, не звонила в рыбные магазины, не размораживала курицу. Она молча намазывала для Элиота печенье арахисовым маслом, потом садилась читать старые аэрограммы, которые хранила в коробке из-под обуви. Когда за Элиотом приезжала мать, миссис Сен собирала его вещи и не приглашала мать присесть на диван и отведать какое-нибудь кушанье. Наконец мама спросила у Элиота в машине, не заметил ли он изменений в поведении миссис Сен, и он ответил, что нет. Он не рассказывал ей, что няня мечется по квартире, уставившись на пластиковые абажуры так, словно видит их впервые. Умолчал он и о том, что она включает, но никогда не смотрит телевизор или наливает себе чай и забывает его на журнальном столике. Однажды миссис Сен поставила музыку, которую называла рага,^[8] — как будто кто-то сначала очень медленно, а потом очень быстро пощипывал струны скрипки, — и объяснила, что слушать ее надо в конце дня при заходе солнца. Музыка играла почти час, и все это время миссис Сен сидела на диване с закрытыми глазами.

— Это еще грустнее, чем ваш Бетховен, согласен? — произнесла она.

В другой раз она поставила кассету, на которой люди разговаривали на ее родном языке, — прощальный подарок семьи, объяснила она Элиоту. Миссис Сен узнавала голос каждого человека:

— Дядя, двоюродная сестра, отец, дедушка.

Один из родственников исполнил песню. Другой прочитал стихотворение. Последней говорила мать миссис Сен. Голос ее звучал тише и серьезнее, чем у других. Между предложениями она делала длинные паузы, и в это время миссис Сен переводила для Элиота: