Том 2. Запах безумия
Шрифт:
Видимо, Рейфорд тоже задремал, потому что, когда в дверь постучали, он резко дернулся, вырывая из сна меня и сонным голосом сказал:
– Войдите!
Мистер Роджерс вошел в спальню и покосился на нашу композицию на постели. Рейфорд заворчал и подтянул одеяло выше, закрывая меня под подбородок, после чего посмотрел на врача и спросил:
– Что?
Роджерс покачал головой и, найдя взглядом, вчерашний графин с бренди щедро плеснул его себе в бокал, чтобы тут же пригубить и сесть в кресло, устало потерев висок. Я насторожилась и попыталась выбраться из объятий мужа. Конечно, гораздо легче было сдвинуть скалу. Рейфорд рыкнул и прижал меня обратно.
– Что-то
– я беспокойно дернулась, а Роджерс поднял на меня печальный взгляд.
– Мне очень жаль, миледи. Маркиза оставила этот мир.
– Что? Как?
– я шокировано подняла лицо на мужа, не веря услышанному.
– Но как же... Она ведь всего лишь простыла.
– Болезнь осложнилась тем, что она отправилась из столицы сюда. Сильное воспаление, уже ничего нельзя было сделать. Когда я осматривал ее впервые, она уже бредила. Мне жаль, - врач печально вздохнул.
– Почему меня не позвали?
– я все же вывернулась из рук мужа, чтобы посмотреть на него.
– Почему?
Рейфорд твердо выдержал мой взгляд:
– Я запретил. Ты больна, Ариан. Тяжело перенесла дорогу. Тащить тебя к умирающей от чего-то женщине. Нет.
– Она же моя мать, - я потерянно посмотрела на него и закончила, всхлипнув.
– Была.
Пусть глупо было плакать о женщине, которая не сделала мне ничего хорошего, за исключением того, что дала жизнь. Но мне вдруг стало так горько и жалко ее. Ведь маркиза была молода и единственным близким ей человеком оставалась я, которая даже не попрощалась с ней. Я снова всхлипнула и закрыла лицо ладонями. Рейфорд же притянул меня к себе и приказал Роджерсу:
– Разведи успокоительное! Быстрее!
А я неожиданно окончательно разревелась, как порой плачут маленькие дети. Надрывно и душераздирающе. Вот только непонятно, кому я ее пыталась разорвать - себе или ему?
Похороны состоялись на третий день. Рейфорд категорически отказался выпускать меня из спальни на улицу, поскольку у меня вновь поднялась температура, и начался кашель. Истерик я больше не закатывала, понимая их бесполезность, только разбирала принесенный мне вещи маман - незаконченный вышивки и старые, потрепанные дневники. Быть может, хоть так, я смогу с ней попрощаться.
Глава XIII.
Наша борьба когда-нибудь закончится?
Из писем Ариан к Рейфорду
Январь, 1817 год.
Рождество и новый год мы встречали, все еще находясь в поместье, где прошло мое детство. Спустя неделю после похорон маркизы приехал Джонатан, который немного расшевелил серую громаду этого дома. Я уже успела отвыкнуть от того, как местная атмосфера давит на плечи. Пусть и здесь и в каждом из домов Рейфорда слуги были вышколены и молчаливы, но в этот месте будто умирало что-то живое. Порой, еще в детстве мне казалось, что это место проклято, хотя ощущение отступало, стоило весне вступить в свои права. Но до весны еще было далеко, а виконт отказался покидать это место, пока я окончательно не поправлюсь. По-видимому его не оставляли мрачные мысли о том, что окончательную точку в жизни маркизы Апревилль поставило именно путешествие в зимнюю пору.
Я не тосковала по маман. Горечь и жалость отступили также внезапно, как и нахлынули, а, может, всему виной ее дневники. Я сочувствовала той романтичной девушке, выданной против ее воли за моего отца. Жалела о том, как он с ней обращался и о той боли, которую она вытерпела. Но я не могла сочувствовать той женщине, которой она в конечном итоге стала: ненавидящей собственного ребенка. С моим взрослением, чувство разъедающее
Особенно остро я чувствовала свою подобную неполноценность, рассматривая мужа с пасынком. Джонатану исполнилось четырнадцать лет, и он активно изучал новые просторы, таская за собой отца. Рейфорд, впрочем, и не сопротивлялся. Мой муж давно не проводил столько времени с сыном и получал от этого явное удовольствие. Они, несмотря на холод и непогоду часто вдвоем ездили на длительные прогулки, играли в шахматы перед камином или обсуждали учебу и дела поместий. В такие моменты я уходила прочь и вновь и вновь бродила по многочисленным комнатам старого дома. Мне было жаль, безумно жаль, что я не могла иметь то же самое, обнять своего ребенка, провести рукой по его волосам, услышать смех. Становилось тоскливо и порой это приводило меня в старую детскую. Быть может, когда-нибудь я избавлюсь от тоски?
Утро нового дня встретило меня серым небом и холодным воздухом. Я отбросила одеяло и зябко повела плечами, спуская ноги с постели. Нужно было встать или хотя бы набросить халат, но больше мне не хотелось шевелиться. К тому же было не так уж и холодно, как показалось поначалу. Я опустила голову и посмотрела на лежащие на коленях руки. На правой кисти снова наливался синяк. Скорее всего, это означает очередной приближающийся срыв у моего мужа. Я все еще не решила, как мне относится к подобному и заталкивала все мысли глубоко внутрь, предпочитая делать вид, что ничего не произошло. Если насилие можно было назвать, словом ничего. Спасая себя от этого, я делила мужа на двоих человек: Рейфорда, за которого я вышла замуж, и дикого безумного незнакомца. Я понимала, что мне придется решать этот вопрос, но так просто казалось спрятаться от этого знания, забыть, забыть все, что случилось, забыть и попытаться быть нормальной. Синяк упорно напоминал об обратном, и я накрыла его ладонью другой руки удовлетворенно вздохнув. Вот так, ничего нет.
Задумавшись, я даже пропустила появление супруга, вздрогнув, когда его палец прочертил линию моего обнаженного позвоночника. Отличное напоминание о том, что пора что-то решать.
– Не сиди так, - губы Рейфорда осторожно коснулись моей лопатки.
– Снова станет хуже.
Я дернула плечом, отбрасывая мужа и поднялась, успев увернуться от его рук. Халат предсказуемо обнаружился на спинке кресла, и мне пришлось идти обнаженной пристальным взглядом Рейфорда. Плевать. Стесняться я давно разучилась. Небрежно завязав пояс, я устроилась в кресле, подобрав под себя ноги, и выжидающе приподняла бровь.
– Мне нельзя разделить чашечку утреннего кофе с женой?
– виконт соскользнул с постели с хищной грацией и указал рукой на стоящий на столике кофейник и булочки.
Я пожала плечами и выставила руку, сложенную лодочкой. Рейфорд рассмеялся, но покорно налил мне кофе и вложил чашку в мою руку, придерживая своей ладонью, чтобы я не обожглась, пока буду ее удобнее перехватывать. Первый глоток почти ожог мне горло, но я лишь с наслаждение втянула аромат. Как ни странно в пристрастии к этому напитку наши вкусы с Рейфордом полностью совпадали, а я так и поняла, как все вокруг столь часто пьют чай с молоком. Мне с детства был ненавистен этот вкус.