Том 4. Классические розы

Северянин Игорь Васильевич

1927

Келлерман

Материалистический туннель Ведет нежданно в край Святого Духа, Над чем хохочет ублажитель брюха — Цивилизации полишинель. Хам-нувориш, цедя Мускат-Люнель, Твердит вселенной: «Покорись, старуха: Тебя моею сделала разруха, — Так сбрось капота ветхую фланель…» Но в дни, когда любовь идет по таксе, Еще не умер рыцарь духа, Аксель, Чьей жизни целью — чувство к Ингеборг. И цело завещанье Михаила С пророчеством всему,

что было хило, Любви вселенческой познать восторг!

1926

Киплинг

Звериное… Зуб острый. Быстрый взгляд. Решительность. Отчаянность. Отвага. Борьба за жизнь — девиз кровавый флага. Ползут. Грызутся. Скачут. И палят. Идиллии он вовсе невпопад: Уж слишком в нем кричат инстинкты мага. Пестрит пантера в зарослях оврага. Ревет медведь, озлясь на водопад. Рисует он художников ли, юнг ли, Зовет с собой в пустыни или джунгли, Везде и всюду — дым, биенье, бег. Забыть ли нам (о нет, мы не забудем!), Чем родственен звероподобным людям Приявший душу зверя человек…

1926

Кольцов

Его устами русский пел народ, Что в разудалости веселой пляса, Век горести для радостного часа Позабывая, шутит и поет. От непосильных изнурен забот, Чахоточный, от всей души пел прасол, И эту песнь подхватывала масса, Себя в ней слушая из рода в род. В его лице черты родного края. Он оттого ушел, не умирая, Что, может быть, и не было его Как личности: страна в нем совместила Все, чем дышала, все, о чем грустила, Неумертвимая, как божество.

1925

Конан Дойль

Кумир сопливого ученика, Банкира, сыщика и хулигана, Он чтим и на Камчатке, и в Лугано, Плод с запахом навозным парника. Помилуй Бог меня от дневника, Где детективы в фабуле романа О преступленьях повествуют рьяно, В них видя нечто вроде пикника… «Он учит хладнокровью, сметке, риску, А потому хвала и слава сыску!» — Воскликнул бы любитель кровопийц, Меня всегда мутило от которых… Не ужас ли, что землю кроет ворох Убийственных романов про убийц?

1926

Кузмин

В утонченных до плоскости стихах — Как бы хроническая инфлуэнца. В лице все очертанья вырожденца. Страсть к отрокам взлелеяна в мечтах. Запутавшись в эстетности сетях, Не без удач выкидывал коленца, А у него была душа младенца, Что в глиняных зачахла голубках. Он жалобен, он жалостлив и жалок. Но отчего от всех его фиалок И пошлых роз волнует аромат? Не оттого ль, что у него, позера, Грустят глаза — осенние озера, — Что он, — и блудный, — все же Божий брат?…

1926

Куприн

Писатель балаклавских рыбаков, Друг тишины, уюта, моря, селец, Тенистой

Гатчины домовладелец, Он мил нам простотой сердечных слов… Песнь пенилась сиреневых садов — Пел соловей, весенний звонкотрелец, И, внемля ей, из армии пришелец В душе убийц к любви расслышал зов… Он рассмотрел вселенность в деревеньке, Он вынес оправданье падшей Женьке, Живую душу отыскал в коне… И чином офицер, душою инок, Он смело вызывал на поединок Всех тех, кто жить мешал его стране.

1925

Лермонтов

Над Грузией витает скорбный дух — Невозмутимых гор мятежный Демон, Чей лик прекрасен, чья душа — поэма, Чье имя очаровывает слух. В крылатости он, как ущелье, глух К людским скорбям, на них взирая немо. Прикрыв глаза крылом, как из-под шлема, Он в девушках прочувствует старух. Он в свадьбе видит похороны. В свете Находит тьму. Резвящиеся дети Убийцами мерещатся ему. Постигший ужас предопределенья, Цветущее он проклинает тленье, Не разрешив безумствовать уму.

1926

Мирра Лохвицкая

Я чувствую, как музыкою дальней В мой лиственный повеяло уют. Что это там? — фиалки ли цветут? Поколебался стих ли музыкальный? Цвет опадает яблони венчальной. В гробу стеклянном спящую несут. Как мало было пробыто минут Здесь, на земле, прекрасной и печальной! Она ушла в лазурь сквозных долин, Где ждал ее мечтанный Ванделин, Кто человеческой не принял плоти, Кто был ей верен многие века, Кто звал ее вселиться в облака, Истаясь обреченные в полете…

1926

Лесков

Ее низы — изморина и затерть. Российский бабеизм — ее верхи. Повсюду ничевошные грехи. Осмеркло все: дворец и церкви паперть. Лжет, как историк, даже снега скатерть: Истает он, и обнажатся мхи, И заструят цветы свои духи, Придет весна, светла как божья матерь, И повелит держать пасхальный звон, И выйдет, как священник на амвон, Писатель, в справедливости суровый, И скажет он: «Обжора Шерамур, В больной отчизне дураков и дур Ты самый честный, нежный и здоровый».

1927

Метерлинк

В земных телах подземная душа, В своем же доме все они не дома, Тревожит их планет других истома. Дышать им нечем: дышат не дыша. Луч солнечный — угрозней палаша В глубоком преломленье водоема. Жизнь на Юпитере кому знакома, Что жизнь земных дворцов и шалаша? Они глухие здесь, они слепые — Все умирающие неживые, Как с белыми ресницами Малэн. Но зрячи в слепоте и тонкосухи Глухонемые к трепетанью мухи, — Как и они, — попавшей в липкий плен.