Том 4. Классические розы

Северянин Игорь Васильевич

1927

Любовь коронная

Посв. Ф.М.Л.

Она, никем не заменимая, Она, никем не превзойденная, Так неразлюбчиво-любимая, Так неразборчиво влюбленная, Она, вся свежесть призаливная, Она, моряна с далей севера, Как диво истинное, дивная, Меня избрав, в меня поверила. И обязала необязанно Своею верою восторженной, Чтоб все душой ей было сказано, Отторгнувшею и отторженной. И оттого лишь к ней коронная Во мне любовь неопалимая, К ней,

кто никем не превзойденная, К ней, кто никем не заменимая!

1929

Твоя дорожка

Свежей душистого горошка, И значит — свежести свежей, Немножко больше, чем немножко, Ты захотела стать моей… И к свежим я влекусь озерам В незаменимости лесной, Твоим сопровождаем взором, Сопутствуем твоей весной. Он сник, услад столичных демон, Боль причинивший не одну… Я платье свежее надену! Я свежим воздухом вздохну! Я — твой! Веди меня! Дорожка, Мне выисканная тобой, — Свежей душистого горошка: Свежее свежести самой!

1929

Ведь только ты одна!

Ни одного цветка, ни одного листка. Закостенел мой сад. В моем саду тоска. Взад и вперед хожу, по сторонам гляжу. О чем подумаю, тебе сейчас скажу. Ведь только ты одна всегда, всегда нежна, В печальной осени душе всегда нужна. И только стоит мне взглянуть в глаза твои — Опять весна пришла и трелят соловьи. И на устах моих затеплен юный стих От прикасания живящих уст твоих. И пусть в саду пустом ни одного цветка, И пусть в бокале нет ни одного глотка, И пусть в столе моем нет ни одной строки, — Жду мановения твоей благой руки!

1929

Любовница

1

«Любовница» пошло звучит, вульгарно, Как все позахватанное толпой, Прочти ли сам Пушкин свой стих янтарный, Сама ли Патти тебе пропой. Любовница — плоть и кровь романа, Живая вода мировых поэм. Вообразить себе Мопассана Без этого слова нельзя совсем… Любовница — дивное русское слово, И как бы ты смел на него напасть, Когда оно — жизни основа И в нем сочетались любовь и страсть?!

2

В этом слове есть что-то неверное, Драматическое что-то есть, Что-то трогательное и нервное, — Есть оправдываемая месть. В этом слове есть томик шагреневый, На бумаге веленевой станс. В этом слове есть тайна Тургенева И сиреневый вешний романс. Благодатно до гроба запомнится Озаряющее бытие Грустно-нежное слово «любовница», Обласкавшее сердце твое.

3

Если же слово это Может быть применимо К собственной — не другого И не к чужой — жене, Счастье тебе готово, Равное власти Рима В эру его расцвета, Можешь поверить мне!

1929

Стихи октябрьского заката

Ты чутко читала Сергея Волконского На синей тахте у стены голубой. Я только что кончил работу с эстонского, И мы говорили о книге с тобой. —

Ведь это не часто, чтоб книга претолстая Была целиком и умна, и тонка, — Сказала так славно, и хлынули волосы Каштановым ливнем на край дневника. Луч солнца упал на склоненную талию, На женственный шелк старомодных волос. И нас, северян, потянуло в Италию, И южное в северном сердце зажглось! Ты вспомнил а строфы священные Блоковы, Шепнула: «И нашим бы музам на юг…» А луч западающий двигался около, Как будто обрадовался: «узнаю!»

1929

Как хорошо…

Как хорошо, что вспыхнут снова эти Цветы в полях под небом голубым! Как хорошо, что ты живешь на свете И красишь мир присутствием своим! Как хорошо, что в общем внешнем шуме Милей всего твой голос голубой, Что, умирая, я еще не умер И перед смертью встретился с тобой!

1928

На колокола

На колокола

Ко всенощной зовут колокола, Когда, в путь вышедшие на рассвете, Мы различаем в далях монастырь. Окончен лес, и пыльная бела В полях дорога к церкви, где на третьей Версте гора, вокруг которой ширь. Там, за полями, на горе собор В лучах печалящегося заката, И не печальные ли купола? Нам, проозеренный оставив бор, Где встретилась с утра одна лишь хата, Идти на нежные колокола. У башенки зубчатого кремля, Воздвигнутой над позаросшим скатом, Свернув с пути, через калитку мы Вступаем в монастырь. Его земля Озарена печалящим закатом, И в воздухе сгущенье белой тьмы. Монашенки бесшумны и черны. Прозрачны взоры. Восковые лики. Куда земные дели вы сердца? Обету — в скорби данному — верны, Как вы в крови своей смирили клики? Куда соблазн убрали из лица? Иль, может быть, покойницы на вид, Иных живых вы, девушки, живее, И молодость повсюду молода? И в ночь, когда сирень зашевелит Свой аромат и вас весной овеет, Не ищете ли повод для стыда?…

1927

Молитва

Достоевскому

Благочестивого монастыря Гостеприимство радостно вкушая, Я говорю: жизнь прожита большая, Неповторяемая на земле! Все находимое порастерял И вот, слезами взоры орошая, Я говорю: жизнь прожита большая… Проговорил — и сердцем обомлел: Большая жизнь, но сколького не знал! Мелькают страны, возникают лица Тех, о которых некому молиться, Кто без молитвы жил и постарел… Чем дольше-жизнь, тем явственней сигнал… С кем из безвестных суждено мне слиться? О всех, о ком здесь некому молиться, Я помолюсь теперь в монастыре…

Ночь под 1927 г.

Земное небо

Как царство средь царства, стоит монастырь. Мирские соблазны вдали за оградой. Но как же в ограде — сирени кусты, Что дышат по веснам мирскою отрадой? И как же от взоров не скрыли небес, — Надземных и, значит, земнее земного, — В которые стоит всмотреться тебе, И все человеческим выглядит снова!

1927