Том 4. Классические розы

Северянин Игорь Васильевич

1923

Что шепчет парк

О каждом новом свежем пне, О ветви, сломанной бесцельно, Тоскую я душой смертельно, И так трагично-больно мне. Редеет парк, редеет глушь. Редеют ёловые кущи… Он был когда-то леса гуще, И в зеркалах осенних луж Он отражался исполином… Но вот пришли на двух ногах Животные — и по долинам Топор разнес свой гулкий взмах. Я слышу, как, внимая гуду Убийственного топора, Парк шепчет: «Вскоре я не буду… Но я ведь жил — была пора…»

1928

Любят только душой

Хрустит

под сапогом валежник: Еще недавно здесь был куст. В моей душе — ведь я элежник! — Отдался грустью этот хруст. Так каждодневно портят, рубят И обезглушивают глушь. И чем же парк они полюбят, Раз вовсе не имеют душ?!.

1928

История имения «Чудлейль»

Ф.М. Лотаревой

Мисс Чудлейль из Англии Императрице Вакханочной Екатерине Второй Представлена утром послом под горой, Вблизи Приората гулявшей в теплице. Она императорскою фавориткой Немедленно стала, заморская мисс. Носила прическу она с маргариткой, Любила живое бандо — барбарис. Немного сутуловата, круглолица, Она некрасива, полна и мала. Но русско-германская императрица Была обольстительно с нею мила. Характер мисс Чудлейль настолько был светел, Что даже светлейший Таврический князь Ухаживал, робко пред нею клонясь, Пока гнев в глазах властелинши не встретил. Попала в опалу любимица вдруг, В немилость попала веселая Чудлейль. И царская ль воля, людской пересуд ли, Но свыше решили: «Ей нужен супруг…» Призвав одного из английских вельмож, В семье своей сильного правом единства, Ему намекнули: «Ее ты возьмешь», — И стала она герцогинею Кингстон… Под Нарвой, близ Конью, построили им Большое величественное поместье. Но молодожены не стали жить вместе, И в Англию герцог уехал к своим. Она же давала в именье пиры, Пиры, что гремели за быстрой Наровой. Ей гости сердца приносили и дары В честь знатной хозяйки дворца дугобровой. И не оттого ли, что Тойла моя Верстах в четырех от дворца герцогини, В чьем липовом парке брожу часто я, О ней рассказать захотелось мне ныне?

1923

Купанье звезд

П.М. Костанову

Выхожу я из дома, что построен на горке, — и открыты для взора В розовеющей дымке повечерья и утром в золотой бирюзе, Грудь свежащие бодро, в хвойных линиях леса, ключевые озера, Где лещихи играют и пропеллером вьется стрекоза к стрекозе. Никуда не иду. я, лишь стою перед домом, созерцая павлиний Хвост заката, что солнце, удаляясь на отдых, распустило в воде. Зеленеют, синея, зеркала, остывая, и, когда уже сини, В них звезда, окунаясь, шлет призыв молчаливый надозерной звезде… И тогда осторожно, точно крадучись, звезды, совершая купанье, Наполняют озера, ключевые озера, и тогда, — и тогда Я домой возвращаюсь, преисполнен восторга, преисполнен сознанья, Что она звездоносна, неиссячная эта питьевая вода!

Озеро Uljaste

1924

Мудрость идиллии

Над узкою тропкою клены Алеют в узорчатой грезе Корова, свинья и теленок Прогулку свершают вдоль озера. Коровой оборвана привязь, Свиньею подрыта дверь хлева. Теленок настроен игривей: Он скачет, как рыба из невода… Гуськом они шествуют дружно. Мы в лодке навстречу им плыли. Твои засверкали жемчужины В губах, и зардели щек лилии… И ты закричала: «Прелестно! Ах, эта

прогулка ведь чудо!» С восторгом смотрела на лес, Отбросила в сторону удочку… Жемчужины рта вдруг поблекли, Жемчужины глаз заблистали, И ты проронила: «Намек На то, что и здесь, и в Италии: Чем люди различнее, дружба Их крепче, как это ни странно… О, если возможно, не рушь Божественно-непостоянного…»

Озеро Uljaste

1924

Шатенка в розовом

Аллеей лиственниц иду вдоль озера. Вода прозрачная у самых ног. Навстречу девушка мелькает розово, Чтобы мыслить горестно поэт не мог… Аллея темная и тьмой тяжелая, И тьма безрадостна, и тьма пуста. А та сверкальная! А та веселая! И упоенная такая та! Неторопливые подходят окуни И неподвижные в воде стоят, Как будто думают о русом локоне, О платье розовом мечту таят…

Озеро Uljaste

28 августа 1925

Зовущаяся грустью

Как женщина пожившая, но все же Пленительная в устали своей, Из алых листьев клена взбила ложе Та, кто зовется Грустью у людей… И прилегла — и грешно, и лукаво Печалью страсти гаснущей влеча. Необходим душе моей — как слава! — Изгиб ее осеннего плеча… Петь о весне смолкаем мы с годами: Чем ближе к старости, тем все ясней, Что сердцу ближе весен с их садами Несытая пустынность осеней…

Valaste

1926, сентябрь

Осенние листья

Осеню себя осенью — в дальний лес уйду. В день туманный и серенький подойду к пруду. Листья, точно кораблики, на пруде застыв, Ветерка ждут попутного, но молчат кусты. Листья мокрые, легкие и сухие столь, Что возьмешь их — ломаются поперек и вдоль. Не исчезнуть скоробленным никуда с пруда: Ведь она ограниченна, в том пруде вода. Берега всюду топкие с четырех сторон. И кусты низкорослые стерегут их сон. Листья легкие-легкие, да тяжел удел: У пруда они выросли и умрут в пруде…

1929

На Эмбахе

Ее весны девятой голубые Проказливо глаза глядят в мои. И лилию мне водяную Ыйэ Протягивает белую: «Прими…» Но, как назло, столь узкая петлица, Что сквозь нее не лезет стебелек. Пока дитя готово разозлиться, Я — в лодку, и на весла приналег… Прощай! И я плыву без обещаний Ее любить и возвратиться к ней: Мне все и вся заменит мой дощаник, Что окунается от окуней… Но и в моем безлюдье есть людское, Куда бы я свой якорь ни бросал: Стремит крестьян на озеро Чудское Их барж клокочущие паруса. Взъерошенная голова космата И взъеропененная борода. И вся река покрыта лаком «мата», В котором Русь узнаешь без труда…

1929

В лесах приволжских

Над озером смеялись берегини Зеленовзорые и русые. И были небеса спокойно-сини Над обольстительной чарусою. Мы шли весь день и захватили вечер, Ведомы странными летасами. Нам в городе жить больше стало нечем С его ненужными прикрасами. Мы ночью развели костер в лавине, И запорхали всюду искры скорые. И к огоньку присели берегини Притихшие, зеленовзорые.