Том 4. Классические розы

Северянин Игорь Васильевич

1927

Возмездие

Был дух крылат, Бескрыло тело. Земных палат Не захотело. Приобрело У птицы крылья, Превозмогло Свое бессилье. Все побороть! Не тут-то было: Крылата плоть, Душа бескрыла.

1929

Отрада Приморья…

Изумительное у меня настроенье: Шелестящая чувствуется чешуя… И слепит петухов золотых оперенье… Неначертанных звуков вокруг воспаренье… Ненаписываемые стихотворенья… — Точно Римского-Корсакова слышу я. Это свойственно, может быть, только приморью, Это

свойственно только живущим в лесу, Где оплеснуто сердце живящей лазорью, Где свежаще волна набегает в подгорью, Где наш город сплошною мне кажется хворью, И возврата в него — я не перенесу!..

1927, март

Поэту («Как бы ни был сердцем ты оволжен…»)

Как бы ни был сердцем ты оволжен, Как бы лиру ни боготворил, Ты в конце концов умолкнуть должен: Ведь поэзия не для горилл… А возможно ли назвать иначе, Как не этой кличкою того, Кто по-человечески не плачет, Не переживает ничего? Этот люд во всех твоих терцинах Толк найдет не больший, — знаю я, — Чем в мессинских сочных апельсинах Тупо хрюкаюшая свинья… Разве же способен мяч футбольный И кишок фокстроттящих труха Разобраться с болью богомольной В тонкостях поэтова стиха? Всех видов искусства одиноче И — скажу открыто, не тая — Непереносимее всех прочих — Знай, поэт, — поэзия твоя! Это оттого, что сердца много В бессердечье! Это оттого, Что в стихах твоих наличье Бога, А земля отвергла божество!

1922, 9 окт.

Дон Жуан

Чем в старости слепительнее ночи, Тем беспросветней старческие дни. Я в женщине не отыскал родни: Я всех людей на свете одиноче. Очам непредназначенные очи Блуждающие теплили огни. Не проникали в глубину они: Был ровным свет. Что может быть жесточе? Не находя Искомой, разве грех Дробить свой дух и размещать во всех? Но что в отдар я получал от каждой? Лишь кактус ревности, чертополох Привычки, да забвенья трухлый мох. Никто меня не жаждал смертной жаждой.

1929

Стихи о человеке

Меж тем как век — невечный — мечется И знаньями кичится век, В неисчислимом человечестве Большая редкость — Человек. Приверженцы теории Дарвина Убийственный нашли изъян: Вся эта суетливость Марфина — Наследье тех же обезьян. Да, в металлической стихийности Всех механических страстей — Лишь доля малая «марийности» И серебристости вестей… Земля! Века — ты страстью грезила, Любовь и милосердье чла, И гордостью была поэзия, Для человечьего чела! Теперь же дух земли увечится, И техникою скорчен век, И в бесконечном человечестве, Боюсь, что кончен Человек.

1929

А мы-то верили!

Сомненья не было — а мы-то думали! а мы-то верили!.. — Что человечество почти не движется в пути своем… Как в веке каменном, как при Владимире в Днепровском тереме, Так в эру Вильсона зверье останется всегда зверьем… Война всемирная, — такая жадная, такая подлая Во всеоружии научных методов, — расписка в том, Что от «божественного» современника животным отдало, И дэнди в смокинге — размаскированный — предстал скотом… Кто кинофильмами и бубикопфами, да чарльстонами Наполнил дни свои, кто совершенствует мертвящий газ, О, тот не тронется природой, музыкой, мечтой и стонами, Тот для поэзии — а мы-то верили! — душой угас…

1926

Обидно поверить…

С

отлогой горы мы несемся к реке на салазках, И девушкам любо, и девушкам очень смешно. Испуг и блаженство в красивых от холода глазках, Обычно же… впрочем, не все ли мне это равно! Навстречу дубы — мы несемся аллеей дубовой — Торопятся в гору и мимо мелькают стремглав. Вот речка. И девушек хохот жемчужно-пунцовый Из-под завитушек, седых от мороза — лукав. Мне трудно поверить, в морозных участнику гульбах, Что эти здоровые дети — не тяжкий ли сон? — С парнями пойдут, под расстроенный старенький Мюльбах, Отплясывать ночью стреноженный дохлый чарльстон!..

1927

Когда отгремел барабан

Мне взгрустнулось о всех, кому вовремя я не ответил, На восторженность чью недоверчиво промолчал: Может быть, среди них были искренние, и у этих, Может быть, ясен ум и душа, может быть, горяча… Незнакомцы моих положений и возрастов разных, Завертело вас время в слепительное колесо! Как узнать, чья нужда деловою была и чья — праздной? Как ответить, когда ни имен уже, ни адресов?… Раз писали они, значит, что-нибудь было им нужно: Ободрить ли меня, ободренья ли ждали себе Незнакомцы. О, друг! Я печален. Я очень сконфужен. Почему не ответил тебе — не пойму, хоть убей! Может быть, у тебя, у писавшего мне незнакомца, При ответе моем протекла бы иначе судьба… Может быть, я сумел бы глаза обратить твои к солнцу, Если б чутче вчитался в письмо… Но — гремел барабан! Да, гремел барабан пустозвонной столицы и грохот, Раздробляя в груди милость к ближнему, все заглушал… Вы, писавшие мне незнакомцы мои! Видят боги, Отдохнул я в лесу, — и для вас вся раскрыта душа…

1926

Перстень

Как драгоценен перстень мой, Такой простой, такой дешевый, На мой вопрос мне дать готовый Единственный ответ прямой! Есть в перстне у меня тайник, Причудливый своим затвором, Тот благодетельный, в котором Сокрыт последний в жизни миг. С трудом, но все еще дышу. В миражи всматриваясь далей, Цианистый лелею калий… Когда же умереть решу, Неуподобленный герою, Уверившись, что даль пуста, Бестрепетно тайник открою И смерть вложу в свои уста.

1927

Случай

Судьбою нашей правит Случай, И у него такая стать, Что вдруг пролившеюся тучей Он может насмерть захлестать. Но он же может дать такое Блаженство каждому из нас, Что пожалеешь всей душою О жизни, данной только раз!

1929

Современной девушке

Ты, девушка, должна Пример с природы брать: Луна — пока юна — Уходит рано спать… Ты, девушка, должна Пример с природы брать: Весна — пока весна — Не станет летовать… И не волна — волна, Пока — на море гладь… Ты, девушка, должна Пример с природы брать.

1928

Отчего она любит контрасты…

Говорят, что она возвращается пьяная утром И, склонясь над кроватью ребенка, рыдает навзрыд, Но лишь полночь пробьет, в сердце женщины, зыбком и утлом, О раскаянье утреннем вдруг пробуждается стыд… Говорят, что она добродетель считает ненужной, Вышивая шелками тайком для ребенка жабо… Говорят, что она над любовью глумится и дружбой, В ежедневных молитвах своих славословя любовь! Говорят, что порочностью очень ей нравится хвастать, Осуждая в душе между тем этот самый разврат… Говорят, оттого-то она так и любит контрасты, Что известно ей все, что повсюду о ней говорят!..