Том 4. Письма 1820-1849
Шрифт:
Si Votre Excellence jugeait qu’en effet l’ancien costume ne f^ut plus de mise, eh bien, je t^acherai de gagner du temps et de diff'erer la pr'esentation jusqu’apr`es la publication du nouveau r`eglement. Alors il faudra bien que la question se d'ecide d’une mani`ere ou d’autre.
Mais avant tout, Monsieur le Comte, j’attends de la bienveillante 'equit'e de Votre Excellence qu’elle me fera la gr^ace et la justice de croire que rien n’'egale la peine et la confusion que j’'eprouve d’avoir `a l’entretenir de semblables d'etails. Je subis, en g'emissant, une n'ecessit'e que je n’ai point cr'e'ee, mais dont j’ai h'erit'e…
Quant `a la partie s'erieuse des rapports de notre mission avec la cour de Turin, je n’ai pas besoin de vous assurer, Monsieur le Comte, que je ne cesserai de suivre avec une invariable fid'elit'e les recommandations que Votre Excellence a bien voulu m’adresser l’ann'ee derni`ere, `a mon d'epart de St-P'etersbourg. Je sais le prix que notre cour met `a entretenir de bons rapports avec celle de Turin et, je dois le dire, les dispositions que j’ai trouv'ees ici sont de nature `a me faciliter singuli`erement l’accomplissement de cette t^ache. Car, en d'epit de ce pu'eril diff'erend qu’il e^ut 'et'e si facile d’'eviter, les dispositions de cette cour `a notre 'egard sont, il faut le dire, les plus satisfaisantes possibles. Les grandes qualit'es de l’Empereur sont en profonde et g'en'erale v'en'eration ici, comme partout o`u pr'evaut un principe d’ordre et de conservation. Les services, rendus par la Russie `a la Maison R'egnante, sont rappel'es en toute occasion avec une franchise de reconnaissance qui ne laisse rien `a d'esirer*. En un mot, sympathie d’opinion aussi bien que l’intelligence de ses int'er^ets les plus 'evidents, tout nous rattache cette cour — et si, dans la position donn'ee, il n’y a aucun m'erite `a maintenir les rapports sur le meilleur pied possible, il y aurait, par contre, un insigne maladresse ou une fatalit'e d'ecid'ee `a amener dans ces rapports ne f^ut-ce que l’apparence de la ti'edeur ou de l’indiff'erence.
Me serait-il permis d’ajouter `a l’appui de ce que je viens de dire une particularit'e qui m’est personnelle? C’est `a votre bienveillance 'eprouv'ee, Monsieur le Comte, que je livre ma pens'ee dans toute sa candeur… Depuis mon arriv'ee `a Turin, aussi bien qu’au plus fort de la fameuse querelle, je n’ai cess'e un instant de recevoir de la part de toute la soci'et'e d’ici, et plus particuli`erement encore des personnes haut plac'ees `a la cour et dans le gouvernement, un accueil tellement gracieux, tellement empress'e, si fort en dehors des habitudes de r'eserve, que l’on attribue au caract`ere pi'emontais, que par son exag'eration m^eme cet accueil a compl`etement d'esint'eress'e ma vanit'e, en me forcant de n’y voir que ce qu’il y avait en effet, c’est-`a-dire l’expression d’une sympathie politique qui, ne sachant o`u se prendre, s’adressait, faute de mieux, `a mon humble individu.
Telle est la position pour le moment, et quoi qu’il p^ut arriver par la suite, je n’oublierai jamais, Monsieur le Comte, qu’un employ'e qui a l’honneur de servir sous vos ordres serait plus coupable que tout autre de manquer dans sa conduite de mesure, de convenance ou de mod'eration. Il prouverait par l`a qu’il est tout `a fait indigne d’appr'ecier et de suivre le mod`ele qu’il a devant les yeux.
Il ne me reste qu’un voeu `a former: c’est que Votre Excellence daigne me continuer ses bont'es, ne f^ut-ce que pour me mettre `a m^eme de m'eriter celles dont elle m’a honor'e jusqu’`a ce jour.
N’ayant dans cette saison morte et en l’absence de la cour rien de bien int'eressant `a mander d’ici, je me conformerai aux directions qui nous ont 'et'e transmises, en adressant mes rapports officiels directement `a St-P'etersbourg.
Je suis avec respect, Monsieur le Comte, de Votre Excellence le tr`es humble et tr`es ob'eissant serviteur
T. Tutchef
Турин. 6
Милостивый государь, граф Карл Васильевич,
Смею льстить себя надеждой, что ваше сиятельство соблаговолит простить мне мою навязчивость, принимая во внимание причину, побуждающую меня написать вам это письмо. Я узнал от своей жены о том, какой душевной заботливостью вы изволили окружить ее в такую минуту, когда она столь нуждалась в утешении, и хотя ваше благосклонное участие было вызвано положением, в котором она оказалась, и относилось лично к ней, я все же настоятельно прошу вас принять нашу общую признательность, в коей моя доля не маленькая. Я искренне разделяю радость, которую она испытывает при мысли, что из всех обращенных к ней выражений сочувствия самые сердечные и самые великодушные исходили от вас, милостивый государь.
Жена сказала мне также, что ваше сиятельство не ограничились одним сочувствием ее несчастью. Вы соизволили, милостивый государь, осведомиться об имущественном ущербе, который причинила ей эта катастрофа, и великодушно предложили ходатайствовать перед государем императором о возмещении этого ущерба…* Щедротами государя она и ее сотоварищи по несчастью были встречены почти тотчас же после спасения от кораблекрушения… Таким образом, нам, собственно, надлежало бы лишь воздать благодарность, не позволяя себе никаких новых пожеланий: несчастие, поразившее многих, не дает исключительных прав единицам… Но его величеству угодно соизмерить свои милости не столько с нашими вероятными правами, сколько с нашими нуждами, и никогда, я должен это признать, его благодеяния не были мне столь необходимы. Ибо в ту самую минуту, когда я вынужден заново устраивать свой дом, я сразу потерял все то, что могло мне эту заботу облегчить. Приведись мне ограничиться собственными средствами, мое положение, признаться, было бы крайне тяжело и затруднительно…*
Если бы только я мог закончить на этом письмо,
Двор, ныне отсутствующий, возвращается в Турин 1-го сентября. Именно тогда по обыкновению представляются лица, приехавшие сюда к этому времени. По возвращении двора было бы затруднительно, особливо лицам, принадлежащим к дипломатическому корпусу, надолго откладывать свое представление, ибо потом двор переезжает в Геную, где иностранцы не принимаются, и, таким образом, представление отодвинулось бы на неопределенный срок. Мне известно, что в настоящее время у нас подготовляется новый регламент, долженствующий изменить костюм дам, принадлежащих к русскому дипломатическому корпусу, с тем чтобы сделать обязательным ношение национального костюма, которое доныне было лишь добровольным. Я, однако ж, считал, что по приезде моей жены было бы, вероятно, уместно воспользоваться свободой, предоставляемой отсутствием нового регламента, и предложить ей представиться к туринскому двору в костюме, здесь обычно принятом. Это проявление снисходительности, которое, будучи нашим почином, конечно, не заключало бы в себе ничего двусмысленного, должно было бы, как мне думалось, оказаться благотворным во многих отношениях. Во-первых, оно послужило бы уроком сдержанности и рассудительности, политичность коего не умалила бы его наглядности. Кроме того, этот жест, убеждая туринский двор в нашем примирительном отношении к вопросу, заключающему в себе столь мало оснований для раздражения и упрямства, помог бы вышеназванному двору оценить в истинном его значении новый, ожидаемый принятием регламент. Он показал бы, что новый регламент является не чем иным, как общей мерой, связанной с совокупностью идей, совершенно не зависимых от обстоятельств текущего момента, и не имеющей в подоплеке враждебности к кому бы то ни было, а потому нет оснований чинить ей какие-либо препятствия или высказывать против нее какие бы то ни было возражения.
Таковы были мои мысли, и мне не нужно говорить вам, милостивый государь, насколько по приезде моей жены я был счастлив узнать от нее, что, приняв это решение, я только предугадал намерения вашего сиятельства и наперед сообразовался с вашими желаниями.
После этого разговор, который я имел с г-жой Обрезковой по возвращении ее из Берлина, снова вызвал во мне недоумение по поводу того, как мне следует поступить. Г-жа Обрезкова уверила меня, что во время аудиенции, которую соблаговолил дать ей государь, его величество высказал пожелание, чтобы отныне, не дожидаясь объявления нового регламента, национальный костюм стал обязательным, — она даже прибавила, что ей было поручено сообщить мне, что представление к туринскому двору должно состояться именно в этом костюме…
Конечно, милостивый государь, я далек от того, чтобы рассматривать слова г-жи Обрезковой как официальное предписание. — Однако ее утверждения столь уверенны, столь определенны, а вместе с тем одно лишь предположение, что такова действительная воля государя, настолько для меня весомо, что я вынужден, к величайшему своему сожалению, умолять ваше сиятельство удостоить меня одним словом ответа, дабы рассеять мои сомнения и обозначить путь, коим я должен следовать.
Если бы ваше сиятельство действительно сочли, что прежний костюм уже неуместен, тогда я постараюсь выиграть время и отложить представление до объявления нового регламента. Итак, необходимо, чтобы этот вопрос был так или иначе разрешен.
Но, прежде всего, я надеюсь, что вы, милостивый государь, при вашей доброжелательности и справедливости, окажете мне милость, поверив в безмерность того огорчения и смущения, которые я испытываю при мысли, что принужден занимать ваше сиятельство такими мелочами. Я со скорбью подчиняюсь необходимости, которую я не создал, но унаследовал…
Что касается серьезной стороны сношений нашей миссии с туринским двором, мне нет нужды уверять вас, милостивый государь, что я неизменно буду следовать тем указаниям, которые вашему сиятельству угодно было дать мне в прошлом году перед отъездом моим из Санкт-Петербурга. Я знаю, какое значение придает наш двор сохранению добрых отношений с туринским двором, и я должен сказать, что расположение, мною здесь встреченное, значительно облегчает мне выполнение этой задачи. Ибо, несмотря на ребяческую распрю, которой так легко было бы избежать, здешний двор, надо признать, питает к нам самые что ни на есть приязненные чувства. Высокие достоинства государя императора глубоко и единодушно почитаются здесь, как, впрочем, и всюду, где господствует принцип порядка и консерватизма. Об услугах, оказанных Россией королевскому дому, вспоминают при каждом случае с искренней благодарностью, не оставляющей желать ничего лучшего*. Словом, как сочувствие во взглядах, так и понимание своих самых очевидных интересов связывают нас с этим двором, — и если при данном положении не требуется особого ума, чтобы поддерживать между нами наилучшие отношения, то, напротив, нужна исключительная неловкость или решительное злополучие, чтобы внести в эти отношения хотя бы тень охлаждения или равнодушия.