Топот бронзового коня
Шрифт:
Пётр оказался самым молодым в группе - ведь в 499 году сыну Саввы только-только исполнилось шестнадцать. Занимался прилежно, а отсутствие жизненного опыта восполнял сообразительностью и крестьянской сметкой. Был у Феофил а на хорошем счёту, но не более того, не ходил в юридических гениях. Первым студентом и любимчиком педагогов слыл Трибониан [7]– долговязый нескладный юноша, с крючковатым носом, напоминавшим клюв, и бесцветными близорукими глазами. Он был из провинции Памфилия - из местечка, превратившегося впоследствии в современный турецкий курорт Анталья. Уроженец жаркого края, находил Константинополь прохладным и обычно ходил простуженный, кашляя, сморкаясь и гундося при разговоре. Но имел прекрасные светлые мозги и нередко ставил учителей в тупик заковыристыми вопросами. Мог часами цитировать древних авторов и вообще среди молодёжи слыл занудой. А с Петром дружил, помогая выполнять домашние задания.
7
Трибониан (?-ок. 544) -
Пётр и Трибониан составляли островок целомудрия у себя в группе: первый - в силу юного возраста и достаточной скромности, а второй - в силу убеждений - презирая все мирские утехи и считая их пустой тратой времени и здоровья. Остальные студенты развлекались, как и положено: собирались на дружеские пирушки, напивались, шалили, пели песни, забавлялись с гетерами и нередко попадали в лапы к ночным гвардейцам, охранявшим порядок в городе. А Трибониан и Пётр избегали этих компашек и держались особняком; многие над ними смеялись, многие считали ослами, полагая, что книжки и лекции никуда не уйдут, а зато молодой кураж навсегда исчезнет с годами, и грешно не попользоваться этим даром природы. На подобные аргументы у Трибониана были веские возражения; промокая влагу, лившуюся из носа, он произносил: «Ровным счётом наоборот, друзья мои. Век мужской долог, позволяет предаваться плотской любви и в тридцать, и в сорок, и в пятьдесят; уж не говоря о вине и вкусной пище - ими можно наслаждаться до самой смерти. А вот память работает в юности несравненно лучше, знания как бы сами запрыгивают в ум; после двадцати - двадцати пяти обучаешься хуже. Значит, надо сначала преуспеть на ниве образования, а уже затем обращать внимание на хорошеньких женщин». Пётр с ним соглашался. Оба сохраняли невинность чуть ли не всё время учёбы в университете.
В это время дядюшка Юстин продвигался по службе и к моменту окончания племянником Октагона получил должность комита экскувитов - то есть командира императорских телохранителей. Будучи неграмотным, взял Петра себе в помощники и секретари, в чьи обязанности входило оформление всей документации, переписка, наградные листы и прочее. Молодой человек справлялся с работой быстро и имел много времени, чтобы продолжать читать книжки, посещать интересные лекции и встречаться с друзьями. И уже обращать внимание на девушек.
В первый раз он увлёкся простой цветочницей, торговавшей букетами близ форума Аркадия, и вначале, в качестве предлога для разговора, покупал у неё пионы, а затем, отойдя подальше, их выбрасывал в мусорные корзины. Пётр выяснил, что она живёт с дедушкой-садовником и хотела бы постричься в монахини, но пока не решается. Юноша ей казался важной персоной - в форменном плаще охранника императора и с нашивками на плече, соответствующими немалому чину. И его внимание девушке чрезвычайно льстило. Так что уговорить её прогуляться вместе по морскому берегу не составило большого труда. Поначалу всё происходило невинно - молодой человек декламировал строки из Горация и Вергилия, сыпал именами античных героев и любовно обнимал спутницу за талию. Девушка краснела, опускала ресницы, но убрать его руку не пыталась. А когда они прилегли на траву под дерево, и торговка, вяло сопротивляясь, разрешила оголить своё тело, Пётр неожиданно растерялся, и волнение не дало ему возможности овладеть ею как положено. Распалённая его ласками и словами, барышня буквально молила: «Ну возьми, ну возьми меня… Что ты медлишь? Или ты меня расхотел?» - «Нет, хочу, хочу», - отвечал несчастный, пыжась и потея, но не в силах справиться со своей предательской плотью, не желавшей никак твердеть. Повалился на спину и закрыл глаза со стыда. А цветочница не отстала: попыталась достичь желаемого, показав тем самым, что не так уж несведуща в этой области. Нет, не вышло - Пётр не смог отключить рассудок, превозмочь зажатость и отдаться слепым инстинктам. Девушка, ожидания которой были обмануты, обозвала его недотёпой, слабаком, евнухом и другими не менее обидными словами, скрыла наготу, встала и ушла, запретив проводить её до города. Он вообще и не порывался: продолжат лежать на спине, раздосадованный, убитый. Понимал, что виной всему волнение и неопытность. И ругал про себя Трибониана: надо было не слушать глупые теории чудака-аскета, а с другими студентами постигать азбуку любви. Вот и получил! Вот и оскандалился!
Год спустя совершил новую попытку сблизиться с женщиной. Это была подруга его сестры Вигилянции - Виталина, крупная и сочная, налитая, как яблочко. Пётр приехал в родную Вердяню - погостить недельку у отца и у матери, навестить своих; заодно развеяться на природе, отдохнуть от службы. И подруга к нему присохла, всячески старалась оказаться у него на глазах, как бы невзначай на ходу задеть грудью или бедром. Он приветливо улыбался, но ответить взаимностью не спешил, подсознательно опасаясь потерпеть фиаско вторично. Даже Вигилянция попробовала вмешаться: «Что ты, Петра, какой-то бука? Девушка страдает, думает пойти за тебя, а в ответ получает неуместные прибауточки».
– «Тоже мне, придумала - замуж! Я хочу жену умную, образованную, начитанную. Пусть незнатную, но умеющую отличать Горация от Гомера. А твоя Виталина кто? Телка тёлкой». У сестры на лице возникала презрительная
Понимая, что столичный жених уплывает у неё из-под носа, Виталина накануне его отъезда в Константинополь бросилась в решающую атаку: ночью в темноте влезла в открытое окно комнаты Петра и, оставшись без одежд, сиганула к нему в постель. Он вначале перепугался, а затем воодушевился и с немалым удовольствием начал обниматься и целоваться с дебелой отроковицей. Мрак скрывал их тела, и на ощупь, не видя, действовать было проще и намного уверенней. Плоть помощника дядюшки Юстина отвечала на этот раз всем его желаниям, молодой человек воспрял и отважился на главное действо. Но неопытность и тут сыграла с ним роковую шутку: плохо разбираясь в женской анатомии, слишком долгое время провозился, не сумел направить свои конечности в правильное русло, потерял над ними контроль, и натянутый лук выстрелил впустую, не достиг желаемой цели, не доставил ни ему, ни ей полноты удовольствий. Юноша скатился в досаде набок. Виталина спросила: «Что, уже?!» Он пробормотал: «Извини… Напряжение было слишком велико, я не смог совладать с собою…» Та заплакала: «Злой, противный. Не желал меня и оставил в девках…» Пётр пробубнил: «Я желал, желал, истинно желал. Правда, не нарочно…» Но она не верила, продолжала плакать. А потом успокоилась и сказала: «Ладно, так и быть, в церковь под венец я отправлюсь девушкой и отдам тебе свою честь после свадьбы». Но племянник Юстина помотал головой: «Нет, прости, под венцом нам с тобой не быть».
– «Как не быть?
– чуть ли не подпрыгнула претендентка.
– Почему не быть?
После вот всего, что произошло?» - «Ничего не произошло, - холодно отрезал брат Вигилянции.
– Ты осталась девкой, я тебя не взял и поэтому не несу никаких моральных и юридических обязательств. Завтра уезжаю, и расстанемся навсегда». Виталина, глядя в потолок в темноте, грубовато произнесла: «Ах, какая же ты свинья! Обмарал меня с ног до головы, а жениться не хочешь». Он ответил: «А за оскорбление государственного чиновника можешь поплатиться». Жительница Вердяни сказала: «Ну, давай, привлеки к суду. Я во всеуслышанье объявлю, что с тобой как с мужчиной дел иметь нельзя». Встала, натянула рубаху и вылезла из окна.
Но вторая неудача не расстроила молодого человека: он теперь понимал, что не безнадёжен, что реакция на женщину у него нормальная, что осталось только шлифовать свои навыки. И спустя какое-то время познакомился с девушкой, поразившей его не только красотой, но и остроумием, крайним своеобразием мыслей.
Звали девушку Феодора.
Встретились они в центре города, возле Царского портика, где располагались книжные лавки и по вечерам, по старинной традиции, собирались библиофилы и философы, чтобы обменяться последними новостями и подискутировать на животрепещущие темы. В частности, в том 511 году обсуждали заговор патриарха Константинополя Македония II [8] против его величества Анастасия Дикора. Заговор был раскрыт, патриарх смещён, уступив место архиерею Тимофею [9] , близкому самодержцу по духу.
8
Македоний II - патриарх константинопольский в 496-511 гг.
9
Тимофей I - патриарх константинопольский в 511-518 гг.
В православии того времени было много разнообразных течений, мы о них ещё будем говорить, а пока просто скажем, что глобальные споры происходили между так называемыми ортодоксами и монофиситами. Ну, так вот: Македоний был ортодокс, а его противники - Анастасий и Тимофей - защищали монофиситство.
И у Царского портика тоже не стихали споры о природе Иисуса Христа: какова она - человеческая? Божественная? Исключительно Божественная или единая человеческо-Божественная? Каково место Иисуса в Троице Святой? И существовала ли Троица до рождения Иисуса?
Находясь среди полемистов, Пётр обратил внимание на немногих женщин, слушавших дискуссию, и особенно на одну из них - невысокую, хрупкую, в тёмной глухой накидке и простом тёмном пеплуме-плаще. У неё было смуглое, чуть продолговатое узкое лицо с выразительными глазами цвета морской волны - синевато-зеленоватыми. Хорошо очерченные губы плотно сжаты. Вроде не монашка, но такая скромная, аскетичная…
В это время один из ораторов произнёс:
– Господа, утверждая, что у Сына Божьего лишь Божественная сущность, вы впадаете в ересь. В том- то и милость Вседержителя, что Он воплотился в человеческом образе, снизойдя до нас и тем самым возвыся нас. Иисус - человек и не человек, ибо Бог. Но не просто Бог, ибо воплотился в образе и подобии человеческом.