Топот бронзового коня
Шрифт:
– Фео, расскажи о себе подробнее.
Та ответила с явным неудовольствием:
– Да куда ж подробнее! Все, что было можно, я уже рассказала.
Пётр удивился.
– Ничего себе! Знаю только о твоём детстве и о том, что училась в Египте.
– Этого достаточно.
– Нет, позволь. Так несправедливо. Я тебе поведал о своей жизни, о Юстине и Октагоне. Ты должна отплатить мне той же монетой.
Девушка совсем помрачнела:
– Никому я ничего не должна. Понимаешь?
– Ну, прости, пожалуйста, может быть, я выразился не совсем деликатно. Но по сути-то правильно! Получается, хочешь от
Посмотрела в сторону:
– Не исключено, что хочу.
– Ты меня пугаешь.
– Если расскажу, испугаешься ещё больше.
– Ой, ну хватит надо мной насмехаться.
– Я не насмехаюсь, поверь.
– Нет, ну, Фео, шутка затянулась. Хорошо: не хочешь - не говори. Мне претит с тобой пререкаться.
Посмотрела на него с грустью. И сказала медленно:
– Всё равно узнаешь, рано или поздно… Значит, лучше правду ты услышишь теперь, чем потом резать по живому.
Он встревоженно приподнялся на локте:
– Я теряюсь в догадках, Фео… Неужели всё настолько серьёзно?
– Очень.
– Сев немного поодаль, обхватив руками согнутые колени, глядя вдаль, в серые стволы мандариновой рощи, грустно начала: - Мы ушли от отчима вчетвером - мама и три дочки. Старшей, Комито, было девять. Младшей, Анастасо, - пять. Средней, мне, исполнилось семь… Мама зарабатывала как прачка, но таких скудных денег нам хватало только на чёрствый хлеб. И тогда Комито пошла в танцовщицы…
– Неужели?
– воскликнул Пётр с досадой; ведь в то время слово «танцовщица» хоть и не было синонимом слова «гетера», но стояло по смыслу очень близко.
– Нет, вначале выступала просто в мимансе, а когда ей исполнилось одиннадцать, стала пользоваться вниманием у мужчин-зрителей…
– Ох, всего одиннадцать! Девочка ещё!
– Девочка, конечно. И её не брали как женщину. А таким же способом, как и мальчиков при богатых господах… Ты меня понимаешь?
Сын Савватия весь пылал от смущения. Даже произнёс:
– Может быть, не надо этих подробностей? Я не знал, что придётся говорить на подобные темы… И тебе тяжело, и мне.
Но она отрезала:
– Нет уж, слушай! Лучше горькая правда, чем красивая ложь.
– Посопев, продолжила: - Я ей помогала. Гладила одежду для выступлений и таскала на себе реквизит. В десять лет меня тоже взяли в миманс.
– И тебя!
– ахнул Пётр.
– И меня, - подтвердила девушка жёстко.
– Я прошла тот же путь, что и Комито. Поначалу мне даже нравилось: танцы, музыка, дармовая еда, плотские утехи… Много-много плотских утех!
– Замолчи! Не надо!
– Слушай, раз просил. Наибольшей известностью пользовался номер с дрессированным гусем. Я плясала на столе обнажённая - лишь лоскут материи прикрывал интимное место. А затем ложилась на спину, запрокинув голову, подложив под поясницу подушку. Ноги были раздвинуты широко-широко… Между ними Анастасо, младшая сестра, помогавшая мне, сыпала зерно. А учёный гусь Гавриил, прыгнув ко мне на стол, склёвывал это просо изо всех моих складочек… Публика ревела в восторге.
Молодой человек молчал, глядя на неё потрясённо.
Феодора заговорила вновь:
– А когда мне исполнилось тринадцать, покорила сердце одного высокопоставленного господина. Щедрый был до безумия. И увёз меня к себе в Пентаполис. Осыпал дарами. Я жила как царица: одевалась в шелка и порфиру, с
Сын Савватия терпеливо слушал, лишь порой утирая выступивший пот. Собеседница заключила:
– Я помыкалась по нескольким египетским городам, проедая последние оставшиеся у меня драгоценности. А попав в Александрию, от горячки чуть не умерла. Так бы и случилось, если бы не сестры-монашки из монастыря Святого Георгия, если бы не владыка Севир. После их заботы, утешений, лекарств, ласковых речей, после наставлений на путь истинный я сумела обрести душевное равновесие и поверить в себя. Обрести истинную веру. Подойти к пониманию истинного Бога. И теперь мне ничто не страшно. Ибо у меня есть Он. Тот, Который защитит и спасёт! Да, была настоящей грешницей, падшей женщиной. Но раскаялась и очистила свою душу. И уверена: Он простил меня и помиловал. Ибо отдал за нас, грешных, жизнь земную.
Наступило молчание. Пётр не знал, что сказать. Феодора несомненно нравилась ему, сильно, колдовски, необыкновенно, но её прошлое потрясло помощника комита экскувитов. Он - и танцовщица, хоть и бывшая? Он - и наложница богатея из Пентаполиса? Можно ли примириться с этим?
Но на ум пришла сцена из Евангелия от Луки: посещение Иисусом дома фарисея, где Он встретился с кающейся Марией Магдалиной. Та, молясь и плача, облила Его ноги слезами и обтёрла волосами головы своей; целовала ноги Его и помазала мирро. Фарисей сказал: «Знаешь ли, кто она такая? Первая из грешниц, первая блудница!» А Христос рассказал ему притчу: «У одного заимодавца было два должника: один должен был пятьсот динариев, а другой пятьдесят, но как они не имели чем заплатить, он простил обоим. Так который же из них более возлюбит его?» Фарисей ответил: «Думаю, что тот, кому больше простил». Иисус кивнул и закончил: «Я пришёл в дом твой, и ты воды Мне на ноги не дал, а она слезами облила Мне ноги и волосами головы своей отёрла; ты целования Мне не дал, а она, с тех пор как Я пришёл, не перестаёт целовать у Меня ноги; ты головы Мне маслом не помазал, а она мирро помазала Мне ноги. А поэтому сказываю тебе: прощаются грехи её многие за то, что она возлюбила много, а кому мало прощается, тот мало любит».
Стало быть, простить? Все грехи Феодоры, все, что было с ней? Предложить начать с чистого листа? Да, тогда она возблагодарит Петра и полюбит. Но способен ли он на такое искреннее прощение - чтоб не на словах, а в душе? И не будет ли всегда у него внутри шевелиться червячок недоверия?
Он ведь не Христос…
Господи, но надо же стремиться к идеалу, к образцу, к светочу!
Наступить на горло собственной гордости и простить…
А тем более, что она так прекрасна! Маленькой была дурочкой, несмышлёнышем, подражала взрослым, старшей своей сестре, вот и нагрешила. Что она тогда в жизни видела - кроме диких зверей ипподрома и не менее диких нравов миманса? С детства один разврат! Можно ли понять в восемь, десять, тринадцать лет, где добро, а где зло? Оценить самостоятельно? И не соблазниться на подарки богача из Пентаполиса? Но она прошла через тернии, грешными дорогами и смогла в корне изменить свою жизнь, получить образование, встать на путь очищения. Как не поддержать её в этом? Не грешно ли обидеть недоверием?