Трансильвания: Воцарение Ночи
Шрифт:
— Бессмысленные терзания и истязание своего организма не несут в себе никакого смысла. В отличие от урока, который был необходим. Зато завтра ты уже уедешь домой, и все в твоей жизни будет хорошо.
Я попыталась подняться без его помощи, но тут же снова упала, болезненно приземлившись на колени и снова ободрав их.
Владислав присел рядом сзади, касаясь моей спины. — Неслабо я тебя, да? Бедный мой мотылек…
Боль от его прикосновения оглушающе дала в голову, и перед глазами все снова зарябило.
— Владислав. — Я обернулась в его сторону и снова психотически рассмеялась, глядя ему прямо в глаза. — Ты — омерзительный ублюдок. Ты изменил
Выждав минутную паузу и его непонимающий взгляд того, что меня так забавляет, я продолжила. — Я вот смотрю сейчас на тебя и вижу в твоих глазах сомнение о том, правильно ли было так поступать, сожаление и даже толику скорби, потому что ты веришь, что твой поступок стоил свеч во имя благой цели, но знаешь, что? Все еще будь ты проклят за свою измену, и этого ты из меня и ста ударами плетей не выбьешь. И еще я разрушаю твои надежды на разгульное будущее. Потому что я никуда не уйду. Я буду спать на этой спине и поворачиваться ей к тебе почаще, чтобы ты помнил о содеянном. Принцип ‘С глаз долой’ позволяет очень быстро забывать кошмарные вещи, содеянные своей рукой, а я хочу, чтобы ты ими любовался очень долго. Я стану твоим адом, но не уйду от тебя. И не только потому что я чертовски зла и хочу мести. — Я склонилась к его губам и впилась в них жадным огненным поцелуем, от которого в и без того шумевшей голове стало еще более шумно. Отстранившись, я добавила. — А потому что я люблю тебя. И я не отказываюсь от тебя. Тебе не запугать меня ничем. А монстр из тебя так себе. До этого момента я даже не могла себе представить, что в боли кроется некая часть мрачного удовольствия.
Он ошарашенно смотрел мне в глаза. Он ждал от меня какой угодно реакции, но только не этой. Я глубоко дышала, и весь мой организм, как тело кошки, напрягся и сжался. Я втянула голову в плечи. Я не прекращала смеяться, запрокинув голову назад.
— Прекрати, Лора, это психоз.
— Серьезно? А я думала, это ромашка. Маленькая белая милая ромашка с желтенькой серединкой. — Я снова прыснула, не сводя с него глаз. Симфония безумия Грига явно подходила к концу в моем нынешнем состоянии.
— Ты заткнешься или нет? Ненормальная. Одержимая. Сумасшедшая. Я даже предположить не мог, как глубоко в твою душу пробрались демоны, когда впервые увидел тебя.
— А ты заставь меня заткнуться. Я тут через ад прошла и хочу чего-нибудь хорошего. — Я запустила пальцы в ворот рубашки мужа, подтягивая его к себе, рисуя ногтями круги на его груди.
— Да ты из ума выжила. — Прошипел он, сдавливая мои запястья до хруста и отшвыривая меня назад. — Ты ничего не замечаешь, да? Я показываю тебе, кто я есть на самом деле. Я не изменюсь и не стану лучше. За пять веков я привык к такой жизни и не хочу ничего менять. Но не хочу менять тебя. А ты ведешь себя, как пьяная, что танцует на краю стола.
— Я пьяна, мой граф, я отравлена Вами! — Как-то неправдоподобно взвыла я, накидываясь на него и опрокидывая на лопатки, игнорируя испытываемую боль из последних сил. Затем уже ровным голосом я добавила. — Ты - мой. Мне плевать, что ты там о себе думаешь из-за того, что твои комплексы длиннее и острее твоего носа. Я ими не страдаю. Любой, кто захочет отобрать тебя, получит по заслугам. Включая тебя самого. Я никому не позволю забрать мое.
Оставив несколько поцелуев на открытой бледной шее, я встала на ноги и, превозмогая боль, выпрямилась. Владислав протянул мне руку, но я ударила
Мы вышли в коридор и поднялись на шестнадцатый этаж. Дверь нашей спальни растворилась, и оттуда, испуганно озираясь, выглянула Гейл. Вот парадокс, я даже успела забыть о незадачливой любовнице мужа.
— Тебя-то я и ищу, маленькая развратница, похитительница чужих мужей. — Усмехнувшись, я дернула девушку за руку на себя, и все вокруг начало затягиваться алым. — Уходи отсюда и забудь все, что здесь произошло.
Внушение работало безотказно. Гейл отвернулась от меня и как-то неуклюже, как сломанная кукла направилась к лестнице, когда я остановила ее, выкрутив ей руку до хруста и обернув к себе.
— Что ты делаешь, Лора? — Осторожно спросил Владислав. Но не ему было задавать вопросы. Я ощущала себя на грани. — Она из Васерии. Люди, которые живут там, неприкосновенны. Ее нельзя убивать.
— Да не беспокойся ты так. Неприкосновенны, так неприкосновенны. В таком случае, я ее просто отпущу, да? — С кривой ухмылкой я оттолкнула от себя Гейл, и со скоростью света девушка полетела вниз по лестнице. Владислав рванулся ей на помощь, но, ударив его кулаком в живот и выбив воздух из легких силой удара, я наклонилась к его уху, практически касаясь его губами. — Создавая монстра по своему образу и подобию, папочка, опасайся того, что он превзойдет тебя.
Последний вскрик ознаменовал смерть девушки, когда послышался громкий хруст ломаемых шейных позвонков, и тело перестало кубарем катиться по лестнице.
— Это был конец пьесы. И кукле сломали шею. — Усмехнулась я. — Раньше я думала, что эти строки обо мне, но они очень подошли этой летящей недалекой идиотке.
— Что ты наделала… — Он смотрел пустым и безжизненным взглядом сквозь меня в сторону лестницы, где совершила свой первый и последний полет Гейл, его любовница.
— Похоже, что нарушила еще одно правило короля. Второй раз за день. Снова будешь хлыстиком меня шлепать, «чудовище»?
Я намеренно произнесла слово чудовище так, чтобы по интонации становилось ясно, что оно закавычено. — Хочешь быть чудовищем, милый, не имей мотива. Зло необосновано. Зло совершается просто так, а не ради добра, а иначе это не зло вовсе. Никак не ожидала, что буду учить этому не своих детей, а мужа-садиста. У меня был просто отвратительный день. И, как я и говорила, я никому не позволю забрать мое. А она попыталась.
Я, наконец, позволила Владиславу разогнуться, вырвав когти из его груди, которыми я уже нащупала сердце, потому что перестала ощущать его готовность убить меня в ту же секунду. — Смирись. Я буду следовать за тобой вечно.
Я переступила порог спальни, и, вытащив из тумбочки трюмо спички, собрала постельное белье с кровати, швырнув на пол, и облила его коньяком, стоявшим на тумбе в открытом состоянии, ожидая, пока его разопьют. Затем, широко раскрыв окно, я чиркнула спичкой, позволила шелку загореться, а ткани — полететь вниз, полыхая алым пламенем. Я не настолько не уважала себя, чтобы позволить себе лечь в кровать после того, как в ней покувыркалась проститутка. Закрыв окно, я окликнула Роберта, чтобы принес новые простыни и ушла в душ, предварительно вернувшись к трупу под лестницей и вырвав укушенной и умершей после этого Гейл сердце, во имя соблюдения правил старейшин. Блаженно улыбаясь, я, наконец, осознала, как мне этого не хватало. Морально поставить любовь всей моей жизни на колени и указать, где его истинное место…