Трапеция
Шрифт:
вечеринку. Придешь в качестве моего парня, Томми?
– Я даже не знаю, останемся ли мы с Ламбетом в будущем году.
– А я и забыла, что ты теперь с Сантелли. Мама-то пока остается, но она сказала, что я могу попробовать себя в каком-нибудь большом цирке, когда мне будет
восемнадцать. Правда, на самом деле она хочет, чтобы я осталась тут. Она
говорит, молодой девушке одной в большом цирке трудно.
– Наверное, она права, – согласился Томми, вспомнив Стеллу.
– Чего
девушек, должно быть, хотят того же самого. Наверное, где родился, там и
пригодился.
Доев торт, Энн бросила крошки собаке, жадно рыскающей вокруг стоянки.
– Пойдем, уберем все, а потом будем собираться на представление… Эй, а там
что такое?
Возле трейлера Сантелли собралась кучка людей. Радио внутри было включено
на полную громкость. Энн и Томми подбежали к толпе, и Энн спросила у Анжело, стоящего с краю.
– Что там? Что случилось?
– Шшш, – велел тот. – Кажется, война кончилась или что…
– Еще не кончилась, – возразил появившийся из трейлера Том Зейн. – Просто на
японцев сбросили какую-то супербомбу. Атомную или как там ее. Такую большую, что можно уничтожить весь остров.
– Так им и надо, – заметили из толпы.
– Не говори так! – вскрикнула одна из женщин. – У меня там сын в лагере для
военнопленных. Если они бомбят его…
Из трейлера, покачивая головой, вышел Папаша Тони.
– Страшное дело. Но я слышу сигнал к представлению. Война там или не война, а
надо выключать радио и идти.
Он зашагал к грузовику, и люди начали расходиться. К Маленькой Энн и Томми
подошел Марио.
– С Днем рождения, Энн. Хорошо повеселились?
– Очень! Тетя Бесс испекла замечательный пирог, и подарки мне понравились.
Как ты узнал, что мне нравится английское лавандовое мыло?
– Спросил у Марго, как же еще.
Но вид у Марио был отстраненный и хмурый.
– В чем дело, Марио?
– Плохо, что все это случилось на твой День рождения… эта бомба и все
остальное. У меня такое чувство, что эту дату запомнят надолго. Как День
перемирия.
– Из-за какой-то там бомбы на япошек? – удивилась Маленькая Энн. – Ладно
тебе!
– Это не какая-то там бомба. Они сбросили одну бомбу на японский город, Нагасаки, и весь город исчез с лица земли. Всего одна бомба – и, говорят, погиб
миллион людей. Это больше, чем видел цирк Ламбета за пятнадцать лет. А
вторую бомбу сбросили на другой город… кажется, Хиросиму. И еще миллиона
людей нет. Всего две бомбы. Ты можешь это представить?
– Ну, они бомбили нас на Перл-Харбор.
– Да, но те две бомбы убили больше людей, чем все наши армии, вместе
Мужчины, женщины, дети, старики… В тех городах вообще ничего не осталось.
Только выжженные дырки в земле.
По дороге к грузовику Томми спросил:
– Думаешь, это конец войны?
– Должен быть, – откликнулся Марио и замолчал.
Только возле самого грузовика он добавил:
– Не говори об этом с Папашей, ладно? Он считает, что войны приходят и уходят, а представление отрабатывать надо.
– Конечно.
И Томми принялся натягивать трико.
Позднее, во дворе, к ним подошел Джим Ламбет.
– Слыхал новости? Про бомбу?
– А кто их не слыхал, – отозвался Марио.
– И что ты думаешь?
Но парень не повелся. Он только сказал:
– Ну, если война закончится, может, в этом сезоне нам удастся достать новые
покрышки.
– Точно, – сказал Ламбет. – А заодно нормальных рабочих, вместо мальчишек и
старых пьяниц.
С холодным неподвижным лицом Марио смотрел ему вслед. На Томми, у которого
в ушах все еще звучали слова о бомбежке, вдруг обрушилась вся реальность
происходящего. Прежде война была для него чем-то далеким, проявляющимся
лишь талонами, отсутствием сладостей в магазинах и ограничениями на бензин.
– Марио, – позвал он через минуту. – Бомбы в самом деле убили два миллиона
людей?
Не глядя на него, Марио ответил:
– Вряд ли кто-то выходил посчитать. Пойдем, у нас представление.
Тем вечером – и еще несколько дней, когда Япония капитулировала – Томми
продолжал думать: «Это должно означать больше, чем есть». Но, похоже, большинство людей Ламбета отнеслись к произошедшему точно так же, как сам
Ламбет. Сыновья, братья и отцы вернутся домой, можно будет приобрести новые
покрышки, а в буфетах с надеждой толковали об отмене ограничения на выдачу
сахара. Марио тоже помалкивал, хотя Томми был бы не прочь с ним все обсудить.
Однако парень вновь отдалился. Они с Томми виделись дважды в день на
представлениях, вместе работали, но Марио с таким же успехом мог быть на
другом конце света.
Однажды утром, когда они вышли на репетицию, Сью-Линн Фаррис, упражнявшаяся с Марго возле сетки, сорвалась навстречу Марио. Вид у нее был
взволнованный, и она что-то быстро говорила. Томми не слышал, что именно, но
видел, как Марио добродушно улыбнулся и покачал головой.
– Ну же, Марио, не будь таким противным!
– Сью-Линн, ты сама сказала, что не была на аппарате полгода. Нельзя – и все
тут.
Он дружески потрепал ее по руке и полез наверх.