Трибунал
Шрифт:
И шумно выдохнул, мучительно успокаиваясь.
— Если вкратце, тот факт, что в результате триангуляции Превиос и посланник ирнов не вполне осознанно, но по крайней мере неслучайно провалились в погоне за фокусом на чужую брану, никем не подвергается сомнению. Однако недавно генерал Даффи получил по своим каналам подтверждённые сведения о том, что они оттуда только что благополучно вернулись.
Даффи при этом сделал в ответ большие глаза и открыл было рот, чтобы как-то всё сказанное прокомментировать, но вовремя спохватился и вновь отчаянно зацокал кольцами. Молча.
— А причём тут причинность? — Судья оглядывался
Первым сжалилась над ним Немезида:
— Согласно одной из теорий, чужие браны могут обладать вариациями физики как с нулевым, так и обратным нам течением времени. Таким образом Превиос если как-то и вернулась к нам, то прежде побывав в прошлом. Возможно, драматически отдалённом.
— И что это объясняет?
— Это объясняет всё! — Немезида рухнула обратно в кресло, вновь машинально захрустев костяшками пальцев. — Противоречия в показаниях, размножающиеся митозом «три шестёрки», да даже самую странную хрень во всей этой истории — поддельное послание ирнам с борта «Эпиметея» это объясняет легко и просто!
— Так объясните же мне!
Даффи на секунду оторвался от своего раздражающего цоканья и проворчал, почти не разжимая губ:
— Мне Кабесинья-третий первым начал жаловаться на противоречия в собственных воспоминаниях. Но потом и я за собой начал замечать. Пусть бы их, вояк адмирала Таугвальдера, с их служебным рвением и честью мундира, но я не стану сам себе-то врать. А тут, что ни день, то всё больше ерунды творится.
Так, пора это заканчивать.
— Судья, если я прав, мы тут имеем дело с отчаянной попыткой самой окружающей нас Вселенной восстановить, сшить белыми нитками причинности естественный ход вещей. Точно также, как эхо-импульсы угрозы своим барражом устраняют саму причину искажения законов неубывания энтропии на определённом участке космического пространства, так и любые возможные нарушения причинно-следственных связей приводят к необратимым последствиям в односвязном пространстве Вселенной.
Рейес поднялся на ноги, закругляясь.
— И Превиос с командой коммандера Тайрена вольно или невольно запустили этот механизм.
— Но погодите, Рейес, но это же ничего не объясняет! Голая схоластика, — Судья мотал головой, споря будто бы не столько с собеседником, а скорее с самим собой: — Суперсимметричные каналы эхо-импульсов формируются по известному механизму, подобно тому как виртуальные электрон-позитронные пары в море Дирака могут быть разорваны гамма-квантами или гравитационным полем на границе файервола, чтобы тотчас проявится в материальном мире. Но это не делает подобные воздействия на среду ни последовательными, ни обладающими какой-то конкретной целью!
— Вы не правы, Судья Энис, — Даффи произносил эти слова с успокаивающей интонацией, как ребёнку малому. — Физические процессы, конечно, понятия не имеют, к чему там они статистически должны в итоге привести. Однако это не мешает им в точности к этим самым результатам приводить. Испускание и поглощение конкретного гравитона случайно, однако падение яблока на голову Ньютону — не случайно ни в малейшей степени. Макроскопический мир имеет дело с гигантскими ансамблями вероятностей, в которых случайности неминуемо подменяются закономерностями. На межзвёздных масштабах эти закономерности приобретают
— Так всё-таки, вы же не имели в виду нечто конкретное, какую-то, я не знаю, неведомую силу, которая противостоит человечеству, — в голосу Судьи чувствовалось раздражение, он как будто искренне жаловался на то, что его обманули.
— Я бы не стала на этот счёт зарекаться, — уже стоя в проёме мембраны люка, обернулась Немезида. — Фокус этот тоже не от нас сбежал. И уж точно не от бездушных законов физики. А уж он-то тянул до последнего. Генерал Даффи, доставьте, наконец, меня обратно на станцию, у меня появились там неотложные дела! У нас всех, насколько я вижу.
Тут собравшиеся окончательно забегали, принялись размахивать руками, орать друг на друга, о чём-то отчаянно спорить, и лишь один только Воин продолжал нависать поодаль всего этого бедлама подобно древнему неуклюжему террианскому авианосцу на самом краю тропического шторма.
Впрочем, не прошло и пары минут, как всех посторонних с палуб «Лебедя» словно ветром сдуло, и только звуковые алерты тактической гемисферы продолжали информировать об удаляющемся спасботе.
Наступившая тишина, впрочем, Рейеса ничуть не успокаивала.
— Какие будут приказания?
Скосив глаза на Воина, он в очередной раз удивился, насколько всё-таки для человеческого восприятия до сих пор важны физические размеры собеседника. Воин был выше на голову и почти вдвое массивнее, и уже это поневоле, на уровне инстинктов, заставляло относиться к нему почтительнее. Впрочем, если так подумать, это же Воин, полубог из машины, Избранный, носитель искры, существо, способное повелевать целыми мирами. Если бы не его Песня Глубин, чёрные иды накрывали бы ежегодно целые миры, обрекая миллионы индивидов на безумие и мучительную смерть. Без Воина во главе ордера прыжок Виттена на расстояния сверх пары декапарсек был обречён на катастрофу, с неизбежной пространственной декогеренцией волновой функции при обратном проецировании не мог справиться ни один квол, ни один живой оператор. Так откуда у Рейеса сохранялось подспудное презрение по отношению к этому громиле? Неужели только от Ромула? И самое главное, почему Воин продолжает с того самого момента, как Рейес впервые попал на борт «Лебедя», упорно смотреть на него словно бы снизу вверх?
Воин напоминал Рейесу пса породы шарпланинец по кличке Цукат, которого он как-то завёл для компании, чтобы на Ледник в одиночестве не ходить. Собакен был здоровущий и чувствовал себя в любой своре вожаком. Но не в присутствии Рейеса. С ним он мгновенно замолкал и словно бы принимался напрежённо вслушиваться, ожидая команды. А что там тех команд, «сидеть» да «рядом» да «тяни». Пару раз из таких сложных расщелин во льдах Рейеса вытаскивал за обёрнутую вокруг пояса стропу, лучше не вспоминать. Погиб по глупости — унесло случайной лавиной, даже датчика не нашли. С тех пор Рейес предпочитал полагаться во время экспедиций только на самого себя.