Трибунал

Корнеев Роман Александрович

— Как осознавали и вы. Но всё равно приказали ему принять участие в операции. Прыжок Сасскинда — неприятная штука. Иначе Век Вне не запомнился бы человечеству символом мрачной предопределённости. Но разве я ошибусь, если скажу, что и дайверы коммандера Тайрена, и даже ваши собственные экипажи, отправляясь на прожиг, держали в уме тот простой факт, что могут не вернуться? Так в чём же разница?

— Наверное, в том, что отдавая приказ, я не веду торговли.

Стрекозиные глаза мигнули и погасли.

— А кто вам сказал, что торговлю веду я? Да, мне нужны, как вы говорите, смертники, которые успешно испытают мю-класс

в бою и дадут Адмиралтейству лишний шанс удержать фронт после того, как угаснет барраж вокруг точки обратного проецирования бакена 62. Да, шансы вернуться с того прожига у них будут минимальны. Но к нашему решению по расследования одного глупого мятежа это не имеет ровным счётом никакого отношения. Вы уже буквально завтра в любом случае будете вольны отправляться, куда вам вздумается. И ваши четыре ПЛК в любом случае останутся с вами. Если хотите, даю вам слово.

— Нас выводят из-под подчинения Адмиралтейства?

— Безусловно. Замену на дежурстве по «Тсурифе-6» вам также подыщут в кратчайшие сроки.

— Значит, подвоха нет?

— Ни в малейшей степени, контр-адмирал. Вы свободны, насколько это вообще возможно в случившихся обстоятельствах.

— В таком случае, я принял решение.

Финнеан широко улыбнулся во все тридцать два фарфоровых зуба собственного бипедального дрона.

— Где у вас тут в смертнички записывают?

Глава III. Нелокальность (часть 8)

— Спасбот покинул доки.

Рейес с растерянным видом поднял голову, мучительно соображая, о чём речь.

— Вы просили предупредить.

— А, да, спасибо. Очень любезно с вашей стороны.

Воин продолжал нависать над ним каменной глыбой. Эта постоянно повторяющаяся мизансцена со временем становилась донельзя утомительной.

— Я уверен, что у вас остались насущные дела в рубке.

— Никак нет. ЗВ опустела, мне необходимы дальнейшие инструкции. Вы уверены, что мы покидаем станцию?

Рейес вздохнул, стараясь не злиться. Величайшей на свете глупостью было оставить человечество на попечение Конклава. Даже обыкновенное, бытовое поведение Воина было невыносимо. Что же за дичь они творили там, в открытом космосе, где их некому было контролировать?

Детина со стальными глазами и чужеродной искрой внутри был холоден и пуст, не испытывая ни угрызений совести по поводу содеянного, ни сожалений об упущенных возможностях. Какое счастье, что минувшие с Века Вне полтысячелетия прошли мимо Рейеса в прекрасном забвении, позволив ему ничего этого не видеть. Какое несчастье, что люди были брошены им, отданы на поруки вот этого.

— Я абсолютно уверен, я увидел здесь всё то, что требовалось для общего понимания ситуации. Мы возвращаемся на Семь Миров.

— Можно уведомить Конклав о вашем прибытии?

— Мне это кажется несколько преждевременным. К тому же, Конклаву сейчас не до торжественных приёмов. Воины должны оставаться на своих постах до дальнейших указаний.

— Апро.

И вышел. Рейесу разом стало как-то легче.

Всё-таки это слишком, вот так наблюдать, как впустую расходуется самый невосполнимый ресурс на свете — секунды, минуты, часы. Для избранных время было и вовсе критически важным мерилом всего сущего. Сродни квантово-механическим кволам, Воины жили в «медленном времени», воспринимая окружающее пространство подобно иному ценителю террианских

древностей, рассматривающему стрекозу, запечатанную в янтаре. То, что для человеческого сознания казалось лишь мгновением, для носителей плазмоидной искры могло тянуться фактически бесконечно. Тысячи субъективных лет, доступные для изучения фактологии, подготовки теоретической базы и принятия итогового решения. Тысячи лет, проведённые в размышлениях, без отвлечения на бытовую суету и физиологические потребности смертного носителя. Приложены невероятные интеллектуальные усилия, и всё зря.

Рейес не до конца понимал истинную суть собственных сожалений, как наверное, не понял бы их и сам Воин. Эмоция приходила к Рейесу как будто извне, как данность, спущенная ему сверху, из того плана бытия, который до сих пор оставался ему недоступен, несмотря на все вспышки воспоминаний и три года, прошедшие наедине со своим новым-старым «я». Ему по-прежнему не удавалось смириться с преждевременным завершением его, Рейеса, прежней жизни, вместо которой покуда так и не представилось случая лицезреть ту, новую, странную и страшную, если не считать обрывочных видений и вот, снедавшего его тяжкого сожаления.

А сожалеть было о чём.

Конклав, оставленный Соратниками приглядывать за человечеством, решал свои задачи с эффективностью парового молота. Инструмент, успешно реализующий стратегию выживания после Века Вне, был бесполезен в деле исправления чужих ошибок. Воины не годились ни в тюремщики, коими поневоле оказались спустя пять сотен лет на посту, ни в лидеры, годные повести цивилизацию вперёд и вверх, туда, куда она из последних сил стремилась.

Финнеанский мятеж не был способом выбраться из цивилизационного тупика, он стал лишь очередным страшным знамением неизбежного. Как они могли так поступить с собственным народом, бросить его на растерзание космосу, оставить его наедине с ужасами вечной ночи, покинуть его, удалившись в пустынь благостного одиночества, замаливать грехи вдали от содеянного.

Хотя нет. Рейес с трудом ворочал в голове глыбы тяжких и смутных воспоминаний. Его нашли и вернули к жизни на Старой Терре, куда уж ближе. Трудиться панбиологом, в буквальном смысле по крупицам, по обрывкам дээнка восстанавливая некогда утраченное. Если его вообще возможно было восстановить. Убитая ими Мать мертва, вместо неё почивает с тех пор ледяная Матушка. Забытые имена, оставшиеся без некогда вложенного в них смысла, поскольку давно умерли те, кто этот смысл вообще мог упомнить.

Тогда зачем? Всё это — зачем? Только лишь в пустой попытке самооправдаться, загладить вину, суть которой уже и сам не очень улавливаешь?

Или шанс на исправление всё-таки оставался?

Рейес с натужным кряхтением потянулся к сенсорной панели — в прошлом ему приходилось неоднократно удивляться отсутствию у себя следовой начинки, но даже теперь, зная правильный ответ, он продолжал каждый раз сам себе под нос недовольно ворчать про бытовые неудобства, ежеминутно преследующие невольного луддита.

— Генерал, как там ваши пассажиры?

Крошечный Даффи в углу эрвэпанели послушно навострил уши, прислушиваясь. Удивительно всё-таки, насколько маршал межпланетной журидикатуры внешне не соответствовал занимаемой им служебной позиции. С другой стороны, сливаться с фоном он вместе со своей бригадой умел превосходно. Где хочешь сойдёт за своего.