Тринадцатое дитя
Шрифт:
– Трепа? – переспросила я, сдерживая мысли о брате.
Моя фамилия была Лафитэ.
– Ты больше не принадлежишь той семье, – объяснил он. – У тебя началась новая жизнь.
– Я не чувствую себя как-то по-новому, – призналась я после долгой паузы.
Я прислушалась к себе. Ждала, что сейчас у меня в голове блеснет искра осознанности. Между нами с крестным произошло что-то важное. Возможно, самое важное в моей жизни, но теперь, когда те мгновения миновали, я не ощущала в себе никаких изменений. Я была просто… собой.
Он
– Так и должно быть. Помнишь монету?
Я кивнула.
– Она уже где-то существовала. Просто нужен был кто-то, кто знает, как ее найти. – Его глаза сверкали, словно кровавые рубины. – У тебя всегда был этот дар, Хейзел. Он был с тобою еще до того, как ты родилась. Он течет в твоих жилах, вплетен в твои кости. Тебе лишь нужен был знающий человек…
– Знающий бог, – уточнила я с робкой улыбкой.
Он улыбнулся:
– Знающий бог… который откроет его в тебе.
– Получается, я – монета, – медленно проговорила я. – А ты – волшебник.
Он кивнул. Я выгнула бровь:
– Значит, это волшебство.
Он рассмеялся, запрокинув голову к небу. Я смотрела на него и удивлялась. Как странно. Я, обычная девочка Хейзел Трепа – мне нужно еще привыкнуть к новой фамилии, – самая младшая и нелюбимая в семье, вдруг оказалась в волшебной стране под названием Междуместье и рассмешила бога смерти.
– Да, – подтвердил он, отсмеявшись. – И нет. Но на сегодня… да.
Он махнул рукой в сторону рощи. Со склона посыпались камни и начали собираться вместе. Прямо у меня на глазах в роще вырос дом.
Он был крошечным, как раз для девочки моего роста. Я с изумлением наблюдала, как оконные проемы затягиваются витражными стеклами. Сверху выросла крыша, благоухая свежей соломой. Из крыши пробилась труба. И из нее пошел дым. Резная деревянная дверь с окошком в виде полумесяца распахнулась, приглашая меня войти.
– А теперь, Хейзел, я вынужден тебя покинуть, – сказал крестный. – У меня есть обязательства и дела, не терпящие отлагательства, и я уверен, что тебе не терпится…
– Ты меня бросишь? – Я спрыгнула с валуна, на котором сидела. – Совсем одну?
Я обвела взглядом окружавшие нас черные скалы:
– Ты… ты не можешь уйти и оставить меня одну.
Он посмотрел на меня с искренним удивлением:
– Здесь все твое. Я создал этот дом для тебя. В нем есть все, что тебе может понадобиться.
– Но здесь никого нет.
– Тебе нужно общество? – Он склонил голову набок. – Как я понял, ты и раньше спала одна. В сарае.
– Ну… да.
– Думаю, в доме тебе будет гораздо удобнее… да и пахнет там лучше. – Его глаза загорелись, будто он вспомнил о чем-то важном. – Твое одеяло. – Он протянул его мне. – Что ж, теперь у тебя точно есть все, что нужно.
– Но… а вдруг со мной что-то случится, пока тебя не будет? Вдруг я… – Я замолчала на полуслове и вновь
Крестный нахмурился:
– Хейзел, я же пообещал, что ты будешь жить долго и счастливо. Неужели ты думаешь, что я не сумею защитить тебя от беды?
Я поежилась под его пристальным взглядом.
– Нет, не думаю. Просто… Тебя долго не будет?
Мне так не хотелось, чтобы он уходил!
– Трудно сказать… Но не волнуйся. В доме много еды. И я хочу, чтобы ты начала читать книги… Ты же умеешь читать?
Я робко кивнула.
– Вот и славно. Прочитай сколько сможешь, и мы все обсудим, когда я вернусь. Хорошо?
Я прикусила губу, понимая, что спорить бессмысленно.
Крестный поднялся на ноги:
– До встречи, Хейзел.
Он пошел прочь.
– Подожди! – крикнула я.
Он замер на месте и обернулся.
– Ты… ты не сказал, как мне тебя называть. Бог Устрашающего Конца? Крестный?
Он задумался.
– Да уж, как обращение это не звучит. Называй меня… Меррик. Да. Меррик.
Я проглотила комок, вставший в горле. Я знала, что мне не удержать крестного. Сам воздух в Междуместье будто сгустился и потемнел. Оставалось лишь надеяться, что в моем новом доме есть лампы и свечи.
– До свидания, Меррик. Но ты же вернешься?
Он улыбнулся. Его темная фигура растворялась во мраке, одна чернота перетекала в другую.
– Я вернусь, – пообещал он и исчез.
Глава 8
В ДОМЕ БЫЛО СВЕТЛО. Полдюжины зажженных ламп стояли на полках и на столах. В очаге весело пылал огонь, хотя я так и не поняла, отчего он горит. Под ним не оказалось ни дров, ни торфа – ничего, что питало бы пламя. Был только… свет. Он заливал комнату, как лучи яркого летнего солнца, так что не оставалось ни одного темного уголка, ни единого пятнышка тени, на котором мог бы задержаться мой встревоженный ум и вообразить себе сонмы неведомых чудовищ.
Комната была маленькой, но казалась просторной. Она представляла одно жилое пространство, части которого как бы перетекали друг в друга. Кровать сбоку от очага. С другой стороны – мягкое кресло, занимавшее почти половину крошечной кухни с высоким деревянным столом, предназначенным и для работы, и для еды.
В центре стола стоял торт к моему дню рождения. Совсем небольшой – по размеру как раз для моего одинокого праздничного застолья, – но украшенный по-королевски. Я в жизни не видела такого красивого торта. Золотистая карамельная паутинка накрывала бледно-розовую глазурь, а вокруг основания располагались засахаренные цветы. Такой торт жалко есть – это же произведение искусства! – но я заметила вилку с серебряной ручкой, лежащую рядом с фарфоровым блюдцем, и поняла, что его здесь оставили для того, чтобы я его съела.