Тринадцатое дитя
Шрифт:
Первый кусочек был сплошной сладостью. Впервые в жизни я ела подобный десерт: легкий, воздушный, с густым сахарным послевкусием, напоминавшим мне мамин розовый сад. Я взяла еще кусочек, заинтригованная, но не уверенная, что мне понравился вкус. Я ела торт и рассматривала новый дом.
На кухонных полках стояли глиняные горшки, кастрюли, чайник и одна тарелка, чашка и набор столовых приборов. Это был повод задуматься, собирался ли Меррик обедать со мной. Что едят боги и едят ли вообще?
Я повернулась спиной к кухне, скользнула взглядом по водяному насосу и раковине. В дальнем углу стояла медная ванна – невероятная
Платья и юбки, сарафаны и блузки, ночные рубашки, плащи и накидки – все из лучшей, тончайшей материи. Мягкая шерсть таких ярких цветов, о которых я и не мечтала. Саржа и маркизет, собранные в безупречные складки. Хлопок с красивым цветочным узором. Аккуратная вышивка. Крошечные гребешки настоящего кружева. Пышные оборки и шелковые петельки. На нижней полке стояли в ряд башмаки: черные, коричневые, светло-серые и одна пара из тонкой кожи ярко-красного цвета. Все блестело, как новое. Без единого пятнышка или потертости. И я была абсолютно уверена, что эти вещи будут мне впору.
Я сняла с вешалки ночную рубашку кремового цвета, положила ее на кровать и принялась любоваться. У меня никогда не было ночной рубашки. Дома я спала в том же платье, в котором ходила весь день, а когда оно становилось совсем грязным, меняла его на другое, чередуя три своих платья.
Но эта рубашка… Невероятная красота! Тонкая, мягкая, почти прозрачная ткань. Окантовка из вышитых роз и плюща. Ночное платье, достойное принцессы. И оно было моим.
Мне захотелось немедленно сбросить с себя старую рваную юбку и обвисшие чулки. Надеть эту рубашку. Закружиться по комнате, чтобы широкий подол развевался, как купол из пышного безе. Рассмеяться над тем, какой удивительный оборот приняла моя жизнь.
Но тут я увидела книги на тумбочке. И на полу у кровати. Я медленно повернулась и еще раз оглядела комнату. Книги были повсюду: большие книги и маленькие, книги, переплетенные в кожу, просто стопки бумажных листов, скрепленных друг с другом клеем и нитками. Буквы из золоченой фольги искрились на переплетах и корешках в свете каминного огня. Некоторые тома и вовсе не имели названий. Здесь были учебники и трактаты, руководства и своды инструкций. Я взяла толстую книгу – первую, которая попалась мне под руку, – пролистала несколько страниц, и у меня свело живот.
Это оказался учебник по анатомии с разноцветными иллюстрациями и диаграммами. Поперечнополосатые мышцы, раскрашенные в зловещие оттенки алого и багрового. Человеческий глаз в разрезе. Какие-то непонятные волнистые линии, сплетенные в клубок. При мысли, что все это находится у меня внутри, мне стало дурно. Я с трудом справилась с тошнотой и сто раз пожалела, что съела торт.
Я захлопнула жуткий учебник и огляделась по сторонам, пытаясь понять, сколько здесь книг. Начала считать, но вскоре сбилась. Неужели крестный – Меррик, мысленно поправила я себя, – всерьез полагает, что я прочту эти книги, и не просто прочту, но смогу их понять, а потом еще и обсудить с ним?!
В комнате вдруг стало тесно. Будто каждое слово на каждой
Она была слишком высокой, эта гора знаний. Такая громада не выдержала собственной тяжести. Камни срывались с вершины, катились вниз, увлекали за собой другие, превращаясь в неудержимую лавину, которая неслась на меня, а я ничего не могла сделать – только ошеломленно смотреть на приближавшуюся гибель. Мне не спастись. Эта лавина накроет меня, погребет под собой и расплющит в лепешку. Мне в жизни не прочитать столько книг. В меня не вместится столько знаний. Это несправедливо. Это так…
У меня слипались глаза. Здесь, в Междуместье, время двигалось странно. Пару часов назад я занималась обычными утренними делами, а теперь мне казалось, что настала глубокая ночь. У меня не осталось сил бороться с сонливостью. Не было сил тревожиться и удивляться. Только дойти до кровати и рухнуть на мягкую перину, которую сотворил для меня Меррик. Что я и сделала.
Я погрузилась в нее словно в облако и подумала: вот бы хорошо, если бы эти роскошные пуховые перья поглотили меня целиком. Я не нашла в себе сил переодеться в ночную рубашку. Не смогла даже забраться под одеяло. Я только укрылась своим бархатным одеялом, смутно осознавая, что оно стало чище и новее после того, как побывало в руках у Меррика. Пятен не было и в помине, как и заплат, и коряво заштопанных прорех.
Я закрыла глаза и пожелала всем сердцем, чтобы то же произошло и со мной.
Глава 9
Я ПРОСНУЛАСЬ, И МЕНЯ охватил ужас. Мой взгляд метался по сторонам, но я не узнавала ничего вокруг. Я напрягала слух, пытаясь уловить знакомый шорох животных в стойлах. Но ничего не услышала. Их не было здесь. И я даже не знала, что это за место.
Я резко села и ахнула, вспомнив все, что случилось вчера. По крайней мере, я думала, что вчера.
Междуместье по-прежнему было окрашено в серые и черные тона. Молнии плясали среди грозных туч, освещая пространство вспышками, но ни одна не ударила в землю.
После долгих лет ожидания крестный все-таки пришел за мной. Забрал к себе. Привел сюда. Щедро осыпал подарками: ожерелье, деревья, дом, обещания прекрасного будущего. Может, не совсем того будущего, которое я выбрала бы для себя, если бы могла. Но мне было лишь двенадцать лет – мне, бедной девчонке из бедной семьи, – и та будущность, которую уготовил мне Меррик, была лучше всего, на что я смела надеяться, если бы осталась в Гравьенском лесу вместе с родителями.
Я моргнула. Мои родители. Вчера я ни разу не вспомнила о них, поглощенная впечатлениями от Междуместья. Но теперь, в тишине нового может-быть-утра, я задумалась, что сейчас делают мама и папа, что происходит дома. Я все ждала, когда же во мне шевельнется грусть – первым предвестием тоски по дому, – но никакой грусти не ощутила. Мне вспомнилась, как мама ползала по земле, жадно сгребая золотые монеты. Она даже не взглянула на меня. Даже не попрощалась. Это было обидно и задело сильнее, чем мне бы хотелось.