Трон
Шрифт:
«Этот мошенник подкараулил меня, когда я выходил из дворца наместника. Сказал, что знает, где сейчас Марганита, и готов рассказать обо всем, но лишь одному царю. Мар-Зайя почему-то уверен, что Син-аххе-риб здесь, в этом дворце».
Набу сделал вид, будто не услышал последних слов Бальтазара.
«А в этом есть необходимость? Ур-Уту сообщил мне, что уже вышел на след похитителей».
«Ур-Уту уехал из города. А Мар-Зайя — вот он, здесь. И что, если он говорит правду?»
Набу рассердился:
«Почему бы нам просто не допросить его, а потом предать казни? Он преступник,
На что Бальтазар совершенно спокойно ответил:
«Начнем допрашивать — неизвестно, сколько потратим времени. И неизвестно, что тогда случится с Марганитой».
Набу-шур-уцур посмотрел на меня, на Бальтазара, снова на меня, затем резко развернулся на каблуках и коротко бросил:
— Иди за мной…
Без Бальтазара мне почему-то стало не по себе. Мне бы привыкнуть, ведь сколько раз я уже оказывался на волосок от смерти, а тут начал бить озноб. Это заметил даже караульный, сначала он покосился, потом стал откровенно насмехаться:
— Это что! Вот я однажды видел, как приговоренного вывели на помост, а он прямо там и обделался. Да так, будто целую неделю копил в себе дерьмо.
Тут хочешь не хочешь, а вспомнишь о сне…
Набу-шур-уцур вернулся очень скоро, но уже один. Он приказал спутать мне руки веревкой и повел за собой на привязи, точно мула.
Шли мы долго. Длинными коридорами, бесконечными лестницами, пустыми комнатами. Отовсюду веяло запустением. На всем лежал толстый слой пыли, кое-где валялась домашняя утварь. Ни слуг, ни стражи.
Зато перед спальней царя нас встретили сразу четыре собаки, каждая размером с теленка. При нашем появлении они вскочили на ноги. Одна из них приняла боевую стойку и глухо зарычала. Остальные не спускали с меня глаз.
— Ну-ну, не трогать его!... Замри, дай им себя обнюхать, а то не впустят, — посоветовал Набу.
В спальню к царю я вошел один. Набу-шур-уцур остался снаружи.
Справа у стены стоял громоздкий шкаф, по центру — широкая кровать, слева от нее — узкое деревянное кресло. В нем и сидел Син-аххе-риб, закутанный в простыню, с голыми ногами, со взъерошенной бородой. Он выглядел постаревшим, но более всего — уставшим. И эта усталость сквозила, прежде всего, в его глазах, когда царь посмотрел в мою сторону.
— Подойди, — тихо сказал он, не собираясь ни упрекать меня, ни поносить. — Ты знаешь, где она?
Внезапно я почувствовал робость, подумал, что могу выдать себя дрожью в голосе или нескладной от волнения речью.
— Марганита находится в Калху, в храме бога Нинурты, у Набу-аххе-риба, — сказал я то, что мне велел Бальтазар.
— Неужели этот немощный заика снова избежал наказания? — сверкнул глазами Син-аххе-риб. — Получается, Арад-бел-ит был прав, когда утверждал, что похищение принцессы — затея Закуту… И он хочет… ?
— …поговорить с тобой как со старым другом. Марганита — лишь доказательство его неизменно почтительного отношения к тебе и, конечно, жест доброй воли. Ассирия оказалась на грани междоусобной войны, и жречество хочет остановить это. Набу-аххе-риб уверен, что мирное решение существует.
Син-аххе-риб надолго задумался.
А я гадал… Поверит или не поверит. А если даже поверит, то
Бальтазар… Сколько раз я ловил себя на мысли о том, что не знаю, кому на самом деле служит этот страшный человек! Почему он не выдал меня, когда я убил Нимрода, тому же Син-аххе-рибу или Арад-бел-иту, если предан им? С другой стороны, Бальтазар отправил Нинурту в Урарту, чтобы похитить меня или даже убить, когда в этом возникла необходимость для сторонников царицы. Он служит всем сразу — и никому. Или, может быть, делает только то, что выгодно ему?
— В твоих словах есть смысл, — наконец согласился царь. — Но все равно это выглядит как ловушка. Как считаешь, я ведь не настолько безумен?
Я опустил глаза под его проницательным взором, не зная, что ответить.
— Набу! — громко позвал Син-аххе-риб.
Дверь за моей спиной отворилась. Набу-шур-уцур с готовностью сказал:
— Мой повелитель!
— Бери всех своих людей, они будут сопровождать меня до храма бога Нинурты.
— Мне поднять Чору?
— Нет. Он уже два дня страдает от старой раны. Пусть отдохнет до утра.
Сборы были недолгими, а путь и вовсе коротким: храм бога Нинурты возвышался сразу за старым дворцом. Охрана окружила зиккурат, вошла внутрь, проверила, нет ли признаков засады. К Син-аххе-рибу подвели священнослужителя, охранявшего вход. Рослый молодой мужчина поклонился без тени подобострастия. Потом он распрямил спину и спокойно посмотрел в глаза царю.
— Веди меня к Набу-аххе-рибу, — приказал повелитель. И помня о том, что никому, кроме жрецов, не позволено входить в зиккурат, предупредил: — Эти благочестивые люди, Мар-Зайя и Набу-шур-уцур, пойдут со мной.
Син-аххе-риб бывал здесь десятки раз и, когда наш провожатый свернул не в ту сторону, — насторожился. Но тут же услышал объяснения:
— Мой господин, наверное, не знает, что в храме месяц назад начался ремонт. Повсюду леса, многие входы и выходы перегорожены.
За первым же поворотом стало понятно, что жрец не лжет. Стены еще дышали свежей краской, на полу было не прибрано от строительного мусора, а кое-где громоздились обожженные кирпичи, аккуратно сложенные. Мы поднимались все выше и выше, к самому небу, где жили боги. Син-аххе-риб неожиданно пристально посмотрел на меня и заговорил о Марганите:
— Я давно догадывался: ты влюблен в нее. Чистая как младенец, хрупкая как цветок, она не может не внушать любовь… Только ты и сумеешь наилучшим образом позаботиться о ней, если со мной что случится… Одно запомни: не позволяй мраку отнять ее у тебя.
От волнения у меня перехватило дыхание. Я не смог ничего сказать, лишь покорно склонил голову.
— Набу, обещай, что не тронешь этого писца.
— Обещаю, мой господин, — отозвался Набу-шур-уцур.
А затем… Царь, видимо, уже и забыл, что я умею читать по губам. Перед входом в молитвенный зал он подозвал к себе Набу-шур-уцура и прошептал: «Но если опасения мои напрасны и я выйду отсюда живым, ты вырежешь у этого слизняка сердце».