Трон
Шрифт:
16
Зима 681 — 680 гг. до н. э., 20 — 29 тебета.
Город Калху — ассирийская столица Ниневия — Ассирия — Табал
Нинурта, бог счастливой войны и южного ураганного ветра, непобедимый витязь, одолевший шестиголовую овцу и семиголового льва, гидру и дракона, навсегда добывший себе славу в схватке с львиноголовым орлом по имени Анзуд, всегда был для Син-аххе-риба примером для подражания. В детстве, играя с ровесниками, он назывался именем Нинурты, в юношестве мечтал,
«В чем я провинился? Где совершил ошибку? Когда обидел своих сыновей, что ты наказываешь меня так жестоко? Не могу я допустить, чтобы брат пошел на брата, чтобы страну мою захлестнули реки ассирийской крови… Дай мне просветление. Подскажи, как поступить, как избежать большой беды…»
— Нинурте эта работа понравится, — сухо сказал царь, оценив новые гранитные плиты с барельефом, на котором были изображены многочисленные подвиги крылатого бога19.
— Над ними работали… самые искусные… мастера Ассирии, — растягивая речь, ответил Набу-аххе-риб, все это время почтительно стоявший в нескольких шагах за спиной у повелителя, чтобы не мешать молитве.
— Ты хотел со мной поговорить — я пришел. Чего ты хочешь?
— Позволь, я напомню тебе… о мифе «Наказание витязя Нинурты… богом Энки»… Когда Нинурта… одолев птицу Анзуд… решает оставить себе из похищенных табличек… какую-то часть… Он добирается до города богов… и учиняет там бесчинство… желая напугать Энки… А тот лепит из глины… всего-то маленькую черепаху… которая роет вблизи городских ворот… яму. Как только Нинурта падает в нее… появляется Энки и говорит… что никакая сила не поможет витязю… выбраться из ямы, ведь тут понадобится ум…
— Неужели я похож на наивного юношу, что ты ведешь со мной такие беседы? — резко ответил Син-аххе-риб. — Принцесса Тиль-Гаримму у тебя?
— Не беспокойся о ней… она в безопасности… Ее прячут в горах…
— И от чьего имени ты собираешься со мной говорить?
— Тебя интересует… знают ли о нашей встрече… Закуту или твой сын Ашшур?.. Нет, не знают…
— У тебя есть армия? У тебя есть города? У тебя нет даже золота, потому что стоит мне лишь пошевельнуть пальцем…
— Ты сердишься напрасно… Я твой старый друг… Ты можешь закрыть мне рот… но так ты не остановишь войны… между своими сыновьями…
— Довольно с меня твоего словоблудия!
Только теперь царь обернулся и посмотрел на жреца. Тот выдержал взгляд своего повелителя и, смиренно поклонившись, мягко сказал:
— Ты устал от власти, Син… Твои сыновья давно доказали… что они достойны своего отца… Старшему сыну отдай Ассирию… Младшему — Вавилонию…
— Чего она стоит без Вавилона? — презрительно ухмыльнулся Син-аххе-риб, предпочитая не вспоминать, что когда-то упрекал за такие же слова Закуту.
— А что, если… этот великий город… восстанет из пепла... Твоему Ашшуру… это по силам… Арад может… лишь разрушать… Ашшур же подобен… богу Энки20…
Син-аххе-риба
— Так вот к чему весь этот разговор! Тебя подослали твои вавилонские друзья? Они хотят отстроить Вавилон заново?! Так вот знай: этому — не бывать! Я проклял этот город! Я проклял эти земли! Я проклял воды Евфрата за то, что в них отражались его стены! Я проклял даже ветер, проносящийся над его руинами… За всю ту боль, что причинил мне Вавилон, когда отнял моего первенца!
Выплеснув свой гнев, Син-аххе-риб тяжело задышал, а затем холодно улыбнулся.
— О Вавилоне — забудь… Мне сообщили, что Закуту укрылась в Ашшуре. Прощения ей за убийство Шарукины не будет. Но я дарую прощение тому, кто приведет ее ко мне на цепи, чего она и заслуживает. Моему сыну Ашшуру передай, что он должен выбрать, на чьей он стороне — отца или матери. Если на моей, пусть передаст армию в руки Гульята, которому я всецело доверяю, и возвращается в Ниневию. Когда-то он хотел стать жрецом — пусть так и будет… Это достойное занятие. Ты прав лишь в одном — я устал сидеть на троне. Когда все это закончится и восстановится мир, царем станет Арад-бел-ит… Если у него не будет сыновей, трон после него наследует один из сыновей Ашшур-аха-иддина… А теперь оставь меня одного, я хочу побыть с моим покровителем наедине…
Набу-аххе-риб, не смея перечить царю, низко поклонился и попятился к дверям.
Оставшись один, Син-аххе-риб упал на колени перед богом Нинуртой, омыл лицо по воздуху руками, но вместо молитв и просьб вспомнил единственный оставшийся в памяти отрывок из того, что наговаривала ему мать, когда он тяжело заболел в детстве.
Что было рассеяно, он собрал,
То, что из Кура было рассеяно,
Он отвел и сбросил в Тигр,
Высокие воды пролил тот на поля.
Смотри, теперь все, что есть на земле,
Радуется Нинурте, царю страны.
Поля обильно дают зерно,
Виноградник и сад приносят плоды,
Собрана жатва в житницы и копны,
Владыка траур изгнал из страны,
Возвеселил он души богов21.
Как бы ему хотелось, чтобы Нинурта прямо здесь и сейчас ожил и сказал ему: «Ты поступаешь правильно!» Царь все еще верил в чудеса… И когда скульптура крылатого бога вдруг пошатнулась, словно пытаясь сойти с постамента, Син-аххе-риб, вместо того чтобы попытаться спастись, замер в благоговейном ужасе. В следующее мгновение огромная массивная статуя бога Нинурты рухнула на царя с почти двухметровой высоты, переломив его пополам будто сухую ветку…
Через час с небольшим царский дворец в Калху тайно покинул Бальтазар. Он шел не спеша, часто оглядывался, на рыночной площади свернул к постоялому двору, тихо открыл калитку, едва заметным кивком головы поздоровался с сыном хозяина, охранявшим сон постояльцев, и шепотом спросил:
— Куда?
Ему так же тихо ответили:
— Третья комната справа.
Комнатушка была совсем маленькая. Кровать стояла сразу у входа; мало того, что не развернуться, так еще не встать в полный рост. Дрек, едва заскрипела дверь, тут же проснулся, сел на постели, стал протирать глаза.