Трон
Шрифт:
— С кем ты поддерживаешь связь через голубей?
— С Набу-дини-эпишей из Ниневии, с Зерибни из Руцапу.
— Отправь им обоим послание. Набу скажи: если он хочет спасти свою шкуру, то я рассчитываю на его помощь, пусть предупредит моего сына о смерти отца. Зерибни — чтобы связался с сыном, а сам затем немедленно отправлялся в Ниппур22. Его там встретят как верного друга… Что делать дальше, он знает.
Ни один из посланных голубей не долетел до адресата: Набу-шур-уцур прислал в распоряжение Ашшур-ахи-кара десять ловчих с тренированными ястребами. Охота удалась на славу.
Между тем, тайна жила своей жизнью. Причудливой, осторожной, стремительной и многоликой…
За два часа перед Ашшур-аха-иддином прошло больше двух десятков просителей, были и наместники небольших городов, и жречество, и старосты, и торговый люд. Кто-то хотел получить привилегии, кто-то просил защитить от мародеров, кто-то пришел исключительно ради того, чтобы оказаться поближе к соправителю великого Син-аххе-риба и таким образом показать свою преданность. Тот самый рассудительный караванщик относился к последним.
— Из Хальпу? — устало переспросил его Ашшур-аха-иддин и, отдавая дань вежливости, поинтересовался: — И давно ты покинул родной город?
— На четвертый день после смерти твоего отца, величайшего из всех правителей Ассирии, Син-аххе-риба, — поспешно ответил караванщик. — Да будут милостивы к нему все боги подземного царства…
Последними словами он поперхнулся. Взгляд Ашшур-аха-иддина внушил ему ужас.
— О чем ты бормочешь, шакал? — прошипел царь.
— О, мой господин!.. Прости, если я не по злой воле причинил тебе боль! Но в Хальпу об этом несчастье говорят уже который день…
В этом месте караванщик, конечно, солгал, зато потом приосанился и торжественно, словно он был глашатай, а не обыкновенный торговец, произнес то, ради чего решился на этот шаг:
— И отныне ты — единственный и полноправный владыка Ассирии!
Царь… все верно, по закону теперь единственный и полноправный владыка Ассирии… посмотрел на Скур-бел-дана и приглушенно спросил:
— И почему же тебе об этом ничего не известно? Почему я узнаю о смерти отца по воле случая? Я даю тебе трое суток, чтобы ты выяснил, что произошло в Ниневии, как умер мой отец и как повел себя Арад-бел-ит. Или лишишься головы. Этого торговца брось в темницу. Если все правда — умертви его, но без мук. Вероятно, он думает, будто осчастливил меня тем, что принес мне это тягостное известие. Если ложь — посади на кол…
17
Зима 681 — 680 гг. до н. э.
Табал. Город Адана. Население — не менее 30 тыс.
Три дня Ашшур-аха-иддин пребывал словно в заточении, ни с кем не встречался, отмалчивался даже со слугами, предугадывающими каждое его желание, по ночам молился. В первый день месяца шабат, едва рассвело, послал за Скур-бел-даном. Дожидаясь его, царь скудно позавтракал — горячая белая лепешка да немного козьего молока. Ни на что большее не было аппетита. Затем прогулялся по саду под пасмурным небом, недовольно подумал, что опять собирается дождь. В Табале в это время года они шли даже чаще, чем в Ниневии... Ненадолго задержался в беседке. Неужели отца, великого Син-аххе-риба, больше нет? Иногда Ашшуру казалось, что скорее небо обрушится на землю, чем что-то случится с его родителем. Ведь он правил целую вечность — двадцать четыре года! Как вдруг его настигла смерть?! Как такое возможно…
Если и шевелились в душе какие-то сомнения, мол, это ошибка, то очень робкие, голос разума был куда настойчивей: «Как будто ты не знал, что твоя мать, Набу-аххе-риб и Ашшур-дур-пания готовы заплатить любую цену, лишь бы посадить тебя на трон. С твоего молчаливого одобрения».
Признавать это было неприятно. Но что он почувствовал, услышав о смерти отца, кроме скорби и раскаяния? Наверное, что-то похожее на облегчение, как будто освободился от долгого плена, наконец-то он мог расправить крылья…
Когда Ашшур-аха-иддин вернулся в тронный зал, Скур-бел-дан был уже там.
— Так это правда?
— Да, мой повелитель, — склонил голову начальник разведки. — Сведения все еще отрывочные, но кое-что мне удалось узнать.
— Говори…
— Великий Син-аххе-риб погиб в Калху в ночь с двадцатого на двадцать первое тебета… Случилось это в храме бога Нинурты, и, по слухам, царь был раздавлен его каменным изваянием. Что подвигнуло твоего отца бежать в Калху — неясно. По одним сведениям, царица пыталась уберечь Син-аххе-риба от плена; по другим — сама замыслила заговор, но он был раскрыт, и тогда в городе вспыхнули бои. Что не вызывает сомнений — Арад-бел-ит позволил Закуту и ее окружению беспрепятственно покинуть Ниневию. Твоей матери удалось добраться до Ашшура и укрыться за его стенами.
— Что еще?
— Арад-бел-ит объявил тебя узурпатором, а всех наместников, кто не признает в нем царя Ассирии, — изменниками… — Скур-бел-дан перешел почти на шепот: — Это война, мой повелитель… Война между тобой и твоим братом…
Больше всего Скур-бел-дан боялся, что Ашшур-аха-иддин придет в ярость: в эти минуты он становился страшен, неуправляем и мог под горячую руку убить кого угодно; но царь был совершенно спокоен, даже чему-то усмехнулся.
— Мой повелитель, — выдержав небольшую паузу, набрался смелости снова заговорить сановник, — мы не должны медлить. Ашшур в осаде. Твоей матери, женам и сыновьям угрожает смертельная опасность. У тебя есть то, чего нет у Арад-бел-ита, — огромная армия. Да и большинство наместников тебя поддержат, но для этого им надо показать решимость и силу. Все, что надо, — немедленно заключить мир в Табале и двинуться к ассирийским городам23.
— Ты прав, мой дорогой Скур-бел-дан. Пошли гонцов к Набу-Ашшуру и к Набу-Ли. Объяви, что завтра сразу после захода солнца в этом зале должны собраться все старшие офицеры, а также первые жрецы. На этом совете мы и решим, как действовать дальше.
***
В полдень с высоких гор в долину спустился густой туман. В пятидесяти шагах ничего не было видно. Городские ворота закрыли, караул удвоили. Даже Скур-бел-дану пришлось ждать разрешения от Гульята, чтобы выпустить из города своих лазутчиков, и начальник, пользуясь заминкой, все наставлял их по десятому кругу: