Трон
Шрифт:
— Был, — снисходительно посматривая на сына, ответил Набу.
— Нет, ну скажи, что дальше? Будем отсиживаться за стенами? Сейчас самое время нанести удар, неужели царь этого не понимает, — запальчиво говорил Шер.
Отец потрепал его волосы, жесткие, как конская грива. Усмехнулся:
— А из тебя выйдет хороший полководец.
— Отец, довольно обращаться со мной как с маленьким, — скривился Шер. — Ну, скажи, о чем говорили на военном совете.
— О чем… На Ашшур-аха-иддина совершено покушение. Враг лишился половины колесниц
— А я что же, все это время здесь буду сидеть?
— Ты же хотел быть воином. А это твой пост. Пока ты здесь, тылы наши в сохранности…
— Это он?
— Кто? — не понял Набу.
— Тот человек, которого подобрал под стеной мой караул… Он убил Ашшур-аха-иддина?
— Да.
— Каков смельчак…
Новость, которая должна была поднять дух войска Арад-бел-ита, о чем уже знали все офицеры, знать и даже шептались на женской половине, принес в лагерь Арица, ловко обошедший все препоны на своем пути. Он вырвался из ловушки, когда его обложили со всех сторон, ушел от погони и по иронии судьбы едва не погиб от своих же. Одна стрела вошла в правое бедро, вторая — под левую ключицу. Шер сам пришел разбираться, кого подстрелили его караульные, а услышав из уст раненого, что он служит его отцу, немедленно позвал санитара.
Арад-бел-ит первым навестил сына Шимшона. Выслушав лазутчика, царь расцеловал его, как родного, пообещал награду — золото и высокую должность. Посмеялся: «Вижу, убивать — это лучшее, что у тебя получается. Будешь у Набу-шур-уцура правой рукой по этой части. А пока выздоравливай. Я приказал отнести тебя к офицерам».
Впрочем, Арица принес и плохую новость, испортившую Арад-бел-иту праздник. Она касалась Теушпы.
— Ты уверен? — переспросил царь.
— Писец, который служил мне связным, услышал об этом на военном совете, — подтвердил Арица. — По словам Скур-бел-дана, киммерийцы уже повернули назад. Переправиться через Евфрат им помешало половодье.
Затем объявился Гиваргис. Поздоровались, сердечно обнялись — все-таки не виделись почти два года. Но стоило старшему брату похвастать молодой женой, младший помрачнел, и разговор после этого прервался. Гиваргис догадался о причине такой перемены и стал неловко оправдываться:
— Ты это зря. К чему она тебе… Да и по закону все это…
Потом поднялся с ложа и, хмурясь, пошел прочь.
Ашшур-ахи-кар объявился у жены, когда перевалило далеко за полночь. Нежно поцеловал, бережно увлек на постель…
Это была их первая близость после рождения сына.
Как же много счастья они подарили друг другу в эту ночь….
***
После военного совета Арпоксай покидал царский шатер одним из последних. Многочисленные похвалы Арад-бел-ита, не раз напомнившего, что без скифов сегодняшний успех в сражении был бы немыслим, потешили самолюбие номарха. Он даже на время забыл о бегстве
— Не сомневайся, его ищут, — по-дружески заговорил с ним Арад-бел-ит, когда они расставались. — Я приказал Набу-дини-эпише выделить для этого два десятка стражников… Не мог он далеко уйти. Лагерь огорожен валом и частоколом, караульные начеку, они бы заметили. Получается, где-то здесь прячется.
— Это моя вина, — досадуя, скривился Арпоксай. — Ты сделал мне подарок, а я не сумел удержать этого пса на цепи.
— Найдут, — заверил союзника царь.
— Только живым! — осклабился номарх.
В расположение скифов Арпоксай пришел в самом прекрасном настроении. Приказал виночерпию налить вина, привести пару молодых наложниц, а дождавшись их, выгнал всех из шатра и беззаветно предался плотским утехам. К полуночи номарх уснул в обнимку с молодыми женщинами, едва прикрыв свою наготу одеялом.
Спустя час-другой лагерь, где ночевали почти двадцать пять тысяч человек, затих. Нарушали тишину лишь стоны раненых, мерная поступь стражи, патрулировавшей улицы, да зычная перекличка караульных на земляном валу.
В это самое время в одной из выгребных ям что-то зашевелилось. Сначала показалась голова, затем плечи. Наконец прятавшийся там человек встал в полный рост и полез по стенкам ямы наверх. Одной руки у него не было.
Запахи для Хатраса не существовали уже давно. Для того чтобы дышать, он нашел соломинку. А искать его здесь никто и не подумал.
Он переждал, пока мимо пройдет стража. Единственное, на что она обратила внимание, — сильный смрад, но потом воины сообща решили, будто во всем виноват ветер.
Арпоксаю снилось нечто удивительное. Неприятное, отчасти даже постыдное. Он прогуливался на лошади по лесу и вдруг оказался на поляне, сплошь усеянной конским навозом. Хотел объехать, но потом решил, что только зря потратит время. Вскоре выяснилось, что этой поляне нет конца и края, а вонь становилась все сильней и сильней… В какой-то момент он больше не смог себя сдерживать и его стошнило.
От этого — рвотных позывов — Арпоксай и проснулся. И с ужасом увидел напротив лица самого страшного демона, явившегося в этот мир из преисподней. Только по глазам старик и узнал своего кровника и прошептал: «Хатрас…»
Убийца впился ему крепкими кривыми зубами в горло и вырвал кадык.
***
Среди ночи стража наткнулась и взяла под арест человека явно знатного, заносчивого, неуступчивого, но главное, чужого: пароля он не знал, кто и откуда — отвечать отказался, зато потребовал вести его к Набу-дини-эпише.
Узнав Скур-бел-дана, наместник Ниневии выпроводил из шатра лишних свидетелей, усадил вражеского полководца на лучшее место как дорогого гостя, налил вина ему и себе, вкрадчиво заговорил: