Тростник под ветром

Исикава Тацудзо

Торжествующе улыбаясь, она положила письмо обратно в конверт. Теперь она уже полностью владела собой, как будто письмо Хиросэ помогло ей избавиться от тягостных сомнений, мучивших ее на протяжении всех этих дней. Нет, он вовсе не такой страшный, каким показался сначала, о, вовсе не страшный! Просто необузданный, грубый человек, и только. Да, над таким человеком победа возможна. Безусловно возможна!

Она встала, чтобы завести патефон для Юмико. Сестра лежала все так же молча. Ее миловидное личико слегка раскраснелось. О чем она думала, о ком — Ноко понимала без слов. Слегка ослабив звук, Иоко тихонько опустила иглу на пластинку.

Страстная мелодия скрипки, так живо передающая трепет сердца. Пожалуй, не совсем

подходящая музыка для больной. Юмико предпочла бы рояль. Однако она не протестовала против выбора Иоко. «Размышления Таис»... Вот они, страдания преподобного Паннония, раздираемого мучительным противоречием — любовью к богу и страстью к прекрасной Таис. Слушая эту музыку, Иоко почувствовала, что живая, земная страсть привлекает ее больше, чем стремление к богу. Да, бросить служение богу, отказаться от строгих заповедей целомудрия и умерщвления плоти и склониться у ног Таис — вот подлинный удел человека, вот его истинная, настоящая жизнь. Принять все страсти, окунуться в их кипучий водоворот, жить страдая, терзаясь и плача — разве не в этом заключается в конечном итоге истинный смысл человеческого существования? И разве не в этом аду только и проявляется в полной мере красота человека, все его благородство, его высшее назначение, которое бессилен отрицать даже бог? Отец Панноний забыл бога ради Таис и, обхватив руками ее прекрасное мертвое тело, оплакивал погибшую возлюбленную. Вот он, подлинный человек, стоящий превыше добра и зла, превыше правды и лжи!

Даже не убрав пластинки, Иоко вдруг встала и вернулась к себе в комнату. Поспешно достав почтовую бумагу, она беглым почерком набросала ответ Хиросэ.

«Благодарю вас за ваше письмо. Я хорошо понимаю, как грустно и одиноко у вас на сердце. К сожалению, в ближайшее время я не смогу навестить вас, так как дисциплина у нас на службе очень строгая, да и работы много. Но прошу вас иногда писать мне. Я буду ждать ваших писем с большим нетерпением. От всей души желаю вам поскорее поправиться и снова вернуться к жизни».

На первый раз этого будет достаточно. Нет, она не боится, что окажется побежденной. Иоко была уверена в своих силах. В любой момент она сумеет отступить и выскользнуть из его сетей. Она отомстит! Отомстит за Тайскэ, погибшего так бессмысленно и несправедливо...

Старший консультант информбюро военно-морского флота Сэцуо Киёхара не подал заявления с просьбой освободить его от занимаемой должности. Право ежедневно бывать в информбюро давало ему некоторую возможность получать разнообразные сведения. Из бюллетеней жандармского управления, которые поступали в информбюро, Киёхара мог до известной степени судить о настроениях народа. Наконец, он мог слушать радиопередачи противника. Он мог судить о состоянии военной промышленности и знать истинную картину положения на фронтах войны, беззастенчиво фальсифицируемую в сообщениях Ставки. Раз в десять дней, раз в две недели Киёхара заходил в «специальный отдел» и знакомился с поступившими материалами.

В результате он пришел к убеждению, что войну необходимо закончить как можно скорее. Всеобщая деморализация уже дошла до предела — дальше начинался полнейший крах. Еще раньше, чем крах моральный, должен был наступить крах в области материальной жизни — обнищание народа достигло предела. Когда разрушена материальная база, истощается в конце концов и душевная энергия. Оснований для «несокрушимой веры в победу» больше не оставалось.

Однажды, во второй половине дня, когда на улице лил холодный осенний дождь, Сэцуо Киёхара вновь отправился в министерство военно-морского флота. Струи дождя стекали по красным кирпичным стенам старинного здания, к вестибюлю одна за другой суетливо подъезжали машины с изображением якоря — эмблемы военно-морского флота.

Киёхара попросил встречи с новым начальником информбюро капитаном I ранга

Кацурабара. Капитан встретил его приветливо, вышел из-за стола и пригласил в соседнюю с кабинетом приемную. Это был пожилой кадровый офицере отличной военной выправкой. Он уже несколько месяцев возглавлял информбюро, после того как капитан I ранга Хирадэ получил новое назначение. В противовес прежнему начальнику, который вызывал слишком уж много нареканий в обществе чрезмерным пристрастием к посещению ресторанов и веселых кварталов, капитан I ранга Кацурабара с первого же дня вступления в должность решительно отказывался от участия в каких бы то ни было банкетах с присутствием гейш. Это был строгий, серьезный человек, со всей ответственностью относившийся к исполнению того, что он считал своим воинским долгом. С посетителями он держался серьезно и просто, работал усердно и всячески старался покончить с нравами, укоренившимися среди его подчиненных, распивавших сакэ среди бела дня, прямо на службе. Корреспонденты газет, бывавшие в военно-морском министерстве, и вольнонаемные консультанты возлагали большие надежды на нового начальника.

— Сильно похолодало, не правда ли?.. Ну, что говорят в наших журналистских кругах о ходе военных действий? Каковы настроения?—Манера речи у него была простая, скромная, и сам он выглядел скромным и аккуратным. Но Сэцуо Киёхара держался еще откровеннее и проще.

— Плохо! — прямо ответил он и покачал головой.— Совсем плохо. Не стоит и говорить. Впрочем, я думаю, вам это известно лучше меня. Поэтому разрешите мне не объяснять — как и почему плохо, а прямо перейти к главному. Короче говоря, Кацурабара-сан, нужно приложить все усилия, чтобы любым способом — понимаете, любым! — закончить войну как можно скорее... Прошу вас, выслушайте меня.

Капитан I ранга утвердительно кивнул, серьезно глядя на собеседника.

— Как вам известно, я долго жил в Америке...— продолжал Киёхара, все более воодушевляясь,— и с точки зрения вашей и ваших коллег, возможно, выгляжу как человек, принадлежащий к проамериканской или проанглийской партии. Но кто бы я ни был, всякий, умеющий объективно оценивать факты, увидит то же, что вижу я. Я считаю, что у Японии нет никаких шансов на победу. По мере того как идет время, увеличиваются только возможности поражения. Так обстоит дело на фронте, так обстоит дело в тылу... Возьмите положение с военными ресурсами, с людскими ресурсами, наконец...

— Нет, позвольте, позвольте...— мягко перебил его капитан Кацурабара,— в области людских ресурсов между Японией и Америкой существует разница всего лишь в каких-нибудь двадцать — тридцать миллионов...

— Ничего подобного! На островах Тихого океана воюют против Японии и австралийские и индийские солдаты. В одном Китае четыреста миллионов!

— Ну, видите ли, нельзя исходить только из численного соотношения населения. Если бы это было так, Япония никогда не сумела бы победить Китай. Надо считать только население, участвующее в войне...

Разговор и так отклонился от намеченной Киёхара темы, а теперь грозил и вовсе безнадежно запутаться.

— Ладно, оставим проблему численности населения, бог с ней в конце концов... Возьмите производство вооружения. В Америке военная промышленность растет с каждым днем, а в Японии окончательно зашла в тупик.

— Не совсем так. Американцы тоже переживают немалые трудности. По последним данным, производство самолетов в Америке достигло максимума в марте — апреле этого года и с тех пор тоже пошло на убыль. Япония прочно удерживает все ресурсы каучука, и американцам приходится изворачиваться на все лады, чтобы наладить производство синтетического каучука... Но этот их синтетический каучук, по всем данным, изрядное барахло. А натуральный каучук им удается получать в незначительном количестве только в районе реки Амазонки—вот единственный источник каучука, которым они располагают.