Тростник под ветром
Шрифт:
Чувство долга по отношению к женщине было ему незнакомо, ни одна любовница никогда не связывала его, он всегда чувствовал себя свободным. Для Хиросэ женщина была только самкой.
Измена жены во время его пребывания на фронте была для него большой неожиданностью. Впервые существо, именуемое женщиной, нанесло болезненный удар его сердцу. Жене он все-таки до некоторой степени доверял. Когда его доверие оказалось обманутым, он наглядно убедился, что женщину не всегда можно приобрести за деньги или взять силой. Он не мог отделаться от ощущения, что этой изменой жена отомстила ему за многих и многих обиженных им женщин. Впервые дрогнула
Кроме того, он переживал то состояние одиночества и растерянности, которое испытывает каждый человек, расставшийся с армией после долгих лет службы. Отныне он навсегда утратил независимое, полновластное положение унтер-офицера. У него больше не было ни одного подчиненного. Не осталось ни одного человека, которому он мог бы отдавать приказания. Это было неудобно, стеснительно и непривычно. Вдобавок сейчас он был ранен, стал инвалидом. А когда рана заживет и он вернется домой, его встретит там только больной отец и ненавистная мачеха; кроме них, ни одна живая душа не ждет его возвращения.
Обстановка складывалась неблагоприятно. Не удивительно, что Хиросэ так обрадовался встрече с Иоко. Иоко снова носила свою девичью фамилию Кодама, и Хиросэ никак не предполагал, что перед ним жена Тайскэ.
Лишившись матери в раннем детстве, Дзюдзиро тосковал по женской ласке. Именно поэтому он быстро и просто сближался с женщинами и овладевал ими либо с помощью денег, либо с помощью грубой силы. Он окончательно утратил представление о настоящей любви. Ни разу в жизни Хиросэ не испытал истинной страсти. Он знал только страсть, нетерпеливую, упрямую, откровенную, которая обходится без взаимной нежности, связывающей сердца.
Будь Хиросэ здоров, возможно он и по отношению к Иоко вел бы себя точно так же. Но сейчас он был прикован к больничной койке. И в таких обстоятельствах он впервые узнал любовь. Впрочем, это чувство вряд ли могло именоваться настоящей любовью. В сближении с Иоко Хиросэ просто-напросто искал спасения от одиночества и тоски, и его чувство к ней было всего-навсего прихотью, своего рода капризом.
Когда сестра Огата вошла в палату с букетом астр и с книгой в руках, Хиросэ встретил ее без улыбки, серьезный, даже несколько мрачный.
— Взгляните, какие чудесные цветы! Каково,. Хиросэ-сан? Это вам подарок от той, которая свела вас с ума! Велено передать в знак благодарности за вчерашний пирог!
Читать модный французский роман у Хиросэ не было ни малейшей охоты. Он не питал никакого интереса к литературе. Бросив книгу на столик у изголовья, он молча смотрел на букет осенних астр. Оттого ли, что цветы эти живо передавали печальную прелесть осени, или оттого, что букет без слов говорил о смятенном сердце приславшей его женщины, но Хиросэ молча натянул на голову одеяло и лежал тихо, роняя слезы на подушку. Ему казалось, будто эти слезы очищают душу, смывая всю грязь его прошлой жизни. Любовь сделала его сентиментальным.
Под вечер Дзюдзиро решил написать Иоко письмо. Он поудобнее уселся на койке и достал вечное перо.
Но, положив перед собой лист бумаги, он никак не мог придумать, что и как следует написать. Ни разу в жизни ему не приходилось писать любовные послания. «Привет!» — начал он и остановился: дальнейшие фразы никак не хотели ложиться на бумагу. Письмо затрудняло его, и он отдавал себе отчет — почему. Никогда еще не случалось ему испытывать подлинную, искреннюю любовь к женщине.
О чем, собственно
Тем не менее всегдашняя его самоуверенность при-шла на выручку: после долгих трудов он наконец закончил письмо, измарав предварительно добрый десяток листов бумаги. Запечатав письмо, Хиросэ позвал сестру Огата.
— Послушай, сестренка, когда будешь свободна, пожалуйста, сбегай в Военно-медицинскую академию, хорошо? Передашь этот конверт Кодама-сан.
— Ой, да никак вы любовное письмо написали! Что вы, что вы, нельзя! Она барышня из хорошей семьи!
— Не важно. Не болтай лишнего. Твое дело выполнять просьбы раненых, и точка.
— У Хиросэ-сан серьезные намерения?
— Вполне. Если бы я мог ходить, я сам пошел бы поговорить с ней, но раз сам ходить не могу, написал обо всем в письме. Ну, отнеси, прошу тебя!
— Ладно уж. Только зря вы стараетесь. Кодама-сан не из тех, что станут вас слушать!
Хиросэ весело засмеялся и вытянулся на койке. Первое любовное послание стоило ему мучительного труда, но затруднялся он только в выборе выражений, на сердце же было легко и спокойно. Сейчас он находился в невыгодных условиях, но даже это свое печальное положение он переживал не так глубоко, как мог бы переживать на его месте другой. Стоит ли вспоминать о прошлом и напрасно терзаться душой? Гораздо лучше думать о будущем и заранее испробовать все возможности для того, чтобы вновь утвердиться в жизни... Это был его принцип. Воля к борьбе и новые цели всегда помогают преодолеть тоску и уныние.
На соседней койке лежал солдат, раненный в поясницу; нижняя половина тела у него была парализована.
Он попросил у Хиросэ роман Андре Жида и читал не поднимая головы с подушки. В палате было шестнадцать коек. Тяжелое дыхание людей, стоящих на грани смерти, создавало вокруг гнетущую атмосферу. Доброй половине раненых предстояло остаться инвалидами на всю жизнь. Когда, залечив раны, они выпишутся из госпиталя, их ждет далеко не радостная судьба. И люди, обреченные на эту заранее известную им страшную участь, смотрели в потолок полным отчаяния взглядом. Выиграет ли Япония войну, проиграет ли — отныне государство будет смотреть на них как на досадную обузу. Воля к жизни, надежды — все было утрачено безвозвратно. Исключением был разве лишь один Хиросэ. Когда соседи по палате услышали слова сестры Огата о любовном письме, никто не сказал ни слова — лишь па некоторых лицах появилось подобие слабой улыбки.
Огата-сан заглянула в дверь провизорской, весело улыбаясь. Улыбка у нее была игривая, льстивая.
— Кодама-сан, на минуточку...
Когда Иоко вышла в коридор, Огата-сан вдруг сдвинула брови и с видом крайнего замешательства достала письмо Хиросэ.
— Право, я в таком затруднительном положении... Этот Хиросэ-сан... Вот видите, написал письмо и требует, чтобы я передала его вам... Я отказывалась, но он слышать ничего не желает... Говорит, что сестры обязаны без возражений выполнять просьбы раненых... Не сердитесь, прошу вас. Вы, наверное, недовольны? Тогда выбросьте это письмо, и дело с концом. Прошу вас! — скороговоркой выпалила она и, взяв Иоко за руку, вложила ей в пальцы конверт.