Туристы

Евтушенко Анна

Эрих снова щелкнул пальцами, высылая официантов, и те молчаливым строем потянулись прочь, оставив отравленные кушанья в кабинете.

– Графский сынок... – нервно шипел гауляйтер, шваркнув отчеты на стол. – Не понимаю, как элитным подразделением СС может командовать графский сынок? На вашем месте должен быть нормальный офицер из рабочих...

– Шульц, идите мыть коридор! – нехотя распорядился Траурихлиген Шульцем, и Шульц, довольный тем, что ему можно уйти, поставил поднос с вином на резной столик, бочком продвинулся к тяжёлой двери из красного дерева и выскочил в прохладный и безопасный коридор. Лучше уж мыть полы, нежели принимать на себя чей-либо смертоносный гнев. Шульц бы всю оставшуюся жизнь мыл полы – лишь бы не видеть сумасшедших заговоров и заговорщиков. -И о чём же вы хотели поговорить лично со мной? – осведомился Траурихлиген, когда Шульц исчез. -Кхе-кхе... – озлобленно откашлялся гауляйтер, чьё лицо не переставало багроветь. – Невероятно, но к документам претензий нет... Однако мне уже доложили о вашей так называемой “образцовой храбрости”! – сварливо каркнул он, расхаживая взад-вперёд по кабинету Траурихлигена, затаптывая бесценный персидский ковёр. – Делегаты были у вас на прошлой неделе, и я узнал, как вы верещали, когда кто-то устроил на вас пустяковое покушение! Настоящий мокрый цыплёнок! Эрих Траурихлиген удивился. Никто из местных партизан ещё так не наглел, чтобы устраивать на него покушения в штабе... Стоп, на прошлой неделе на его месте торчал слизняк Сенцов! Вот Сенцов и верещал... Кто же ещё?? Гауляйтер не замолкал ни на минуту – он уже не расхаживал, а бегал, и бесценный ковёр под его сапогами жалобно трещал. -А вы, Траурихлиген, ничего не предприняли в борьбе с партизанами! – визжал он, захлёбываясь слюною и яростью. – К тому же, по дороге из города лесные бандиты напали и на моих делегатов! Они чудом остались в живых, и это всё по вашей вине! – гауляйтер покраснел злобным индюком и заламывал свои растолстевшие руки. – А вы опять сидите и протираете штаны! И что, после всего этого вы – немец?? Нет! Вы – червяк!!! Я даже не уверен, что именно вы совершили те подвиги, которые вам приписали! Вы же неженка, графский сынок! – повторил он, кажется, уже в пятидесятый раз. – У вас есть знаки ранения... Но вы же неженка! Я не верю, что вы вообще когда-либо были в бою! Я понял только, что вы – махинатор! Рыцарский кресссст у вассс... – фыркнул гауляйтер, а потом вдруг подскочил к Траурихлигену, вцепился в орден пятерней и силой рванул его. Хрясь! – порвалась орденская лента, не выдержав суровый напор. Сдернув крест с шеи Траурихлигена гауляйтер размахнулся, злобно швырнул его на пол и возопил, пуская петухи:

– Грош ему цена! На вас это – убогий дешевый значок!! Цыплятам не положено носить рыцарский крест! – выплюнул он с уничтожающий ехидством. – Знаете что, Траурихлиген? – гауляйтер позволил себе схватить Эриха за воротник, сминая последний толстыми пальцами. – Я полечу в Берлин и собственноручно позабочусь о том, чтобы вас лишили всех наград и званий и отправили в лагерь! Всё, можете со всем этим попрощаться, до свидания! – гауляйтер оттолкнул Эриха Траурихлигена в угол, где при Сенцове плёл паутину толстый паук, демонстративно развернулся, махнул ручкой своему упитанному адъютанту, чтобы тот подал ему пальто. Адъютант быстренько зашевелился, затопотал к вешалке, сдёрнул с неё пальто и надвинул на хозяина. Застегнувшись, гауляйтер фыркнул носом и понёсся прочь, хлопнув дверью.

Эрих Траурихлиген расправлял измятый воротник и сатанел. Подняв с пола свой поруганный орден, он протер его носовым платком и молча пристегнул назад. Он ещё думал, что ему сделать с Сенцовым.... А что тут думать, когда этот ничтожный слизняк успел обгадить всё, чего он, Эрих Траурихлиген, добивался годами! Сейчас же, как только проклятый гауляйтер уберётся к чёрту – Сенцов сядет на кол!! -Шу-ульц! Шульц!! – заорал Траурихлиген, призывая своего адъютанта. – Шульц! – он рванул к двери, распахнул её ударом ноги и выскочил в коридор. Шульц в это время выдраивал полы. Услыхав гневные окрики хозяина, он выронил швабру и затрясся в нервной дрожи: а вдруг генерал собрался его казнить? -Шу-ульц! – громыхал Траурихлиген, и Шульц решил не медлить: генерал не любит долго ждать и может казнить только за то, что Шульц слишком медленно ползает. -Да, ваша светлость! – ответил Шульц и поскакал на голос хозяина, бросив недомытые полы. -Ползи сюда, пока я не усадил на кол тебя! – прорычал Траурихлиген, выцарапывая из внутреннего кармана кителя свой смартфон. – Надо же мне на ком-то сбросить стресс! -Я здесь, ваша светлость! – Шульц, отдуваясь, возник из глубины коридора и тут же вытянулся в струночку, по уставу отдав командиру фашистскую честь. -Топай! – предписал ему Траурихлиген и для острастки хлестнул стеком по спине, свободной рукою держа около уха смартфон. -Яволь! – пискнул Шульц и послушно засеменил туда, куда приказал ему повелитель. -Баум! – громко крикнул Траурихлиген, когда гудки в трубке сменились чётким ответом майора. – У нас ЧП! Быстро идите в седьмой кабинет! -Есть! – быстро ответил Баум, и Траурихлиген услышал, как майор вскакивает со стула и бегом бежит к двери своего кабинета.

“Хорошая марионетка!” – довольно отметил про себя Траурихлиген и позвонил коменданту Фогелю.

– Фогель, в седьмой кабинет! – рявкнул Траурихлиген, когда тот ответил. – Галопом!! ***

“Седьмым кабинетом” здесь назывался никакой не кабинет, а тесная каморка со звуконепроницаемыми стенами, скрытая тайной дверью. Эрих Траурихлиген устроил “седьмой кабинет” недавно, и Отдел Предотвращений его, слава богу, не нашёл. Теперь здесь обсуждались самые секретные дела – чтобы никто не подсмотрел и не подслушал. Мебель тут была самая скромная: круглый стол, кресла и настоящая тигровая шкура. В одну из стен вбили стальные крюки и навесили на них огромный жидкокристаллический экран, соединённый с компьютером скрытыми проводами, а посреди стола красовалась антикварная ваза, куда Шульц был обязан каждый день ставить свежие розы. Про тигровую шкуру уже выдумали несколько легенд: в одной из них Эрих Траурихлиген сам убил тигра на сафари, в другой – по приказу Траурихлигена пристрелили тигра из местного зоопарка ради шкуры, а в третьей – и того проще: шкура была куплена на рынке в одной из восточных стран, а может быть, и в Польше.

Комендант Фогель боялся ходить в седьмой кабинет: по своей сути он был заурядный клерк, а не заговорщик. Но Траурихлиген и его втянул в свои тёмные дела... и Фогель обязан был из клерка превратиться в заговорщика... Фогель занял тот стул, который больше других был задвинут в угол, и просто пялился в “легендарную” шкуру безвременно погибшего тигра. Он просто отсидится здесь, а потом – поползёт назад, в свою тёплую комендатуру – считать боеприпасы, провиант и живые резервы. -Поехали, черти! – ругнулся Баум, видя на огромном экране то, что транслировали камеры наружного наблюдения. – Нужно не пустить их никуда! – громко зашипел майор прямо в ухо Фогеля, заставляя последнего морщиться. – Видите, проклятый гауляйтер что-то заподозрил! -Можно оглушить их, а потом – выбросить в чаще, чтобы их съели дикие звери... – робко предложил Фогель, стараясь лишний раз не высовываться из угла. -Здесь из хищников остались только драные кошки! – возразил Баум. – Всех волков и медведей отпугнуло излучение трансхрона! Даже лисицы, и те – сбежали! -Я знаю, как я с ними разделаюсь! – зловеще прошипел Эрих Траурихлиген, неожиданно вклинившись в спор и испугав обоих. – А заодно и с проклятой Светлянкой! А потом и с Сенцовым этим недорезанным! Баум, Шульц, идёмте за мной! Чёрт, эти букашки ещё смеют мне дерзить!.. С этими словами Эрих Траурихлиген выскочил из кресла, едва ли не извергая молнии из глаз, и стремительно рванул прочь из седьмого кабинета. Баум и Шульц рванули за ним, а комендант Фогель, довольный тем, что ему идти не надо, небыстро поднялся на ноги, вышел в коридор, задвинул тайную дверь и отправился к себе в комендатуру. Эрих Траурихлиген заставил Баума и Шульца спускаться вниз, к пожарному выходу. Он перескакивал через две-три ступени, Баум тоже старался перескакивать, чтобы не отстать, а Шульц на каждом шагу спотыкался, грозя покатиться кубарем. Сатанея и рыча от злости, Эрих Траурихлиген три раза промахнулся ключом мимо замочной скважины, пока пытался открыть пожарный выход. Раньше он так никогда не психовал, и Баум с Шульцем тихо тряслись: а вдруг он усадит обоих на кол от злости?? Промазав в четвёртый раз, Траурихлиген размахнулся и высадил несчастную дверь ногой. Дверь сорвалась с петель, вылетела на улицу и разбилась на куски о булыжники, которыми был вымощен задний двор райкома. -Меня этот гауляйтер уже достал! Индюк надутый, дебильный бабуин! – дико рычал Траурихлиген, широкими шагами пересекая задний двор и направляясь прямо к неказистому сараю, который торчал в самом его конце. – Позавтракал он, видите ли! Сейчас, я угощу его коронным блюдом – и он подавится, жирный чёрт! -Вы хотите вывести “брахмаширас”?? – устрашился майор Баум, который отлично знал тайну этого сарая и боялся... -Другого он не заслужил! – рявкнул Траурихлиген, высекая сапогами из булыжников искры. – Свинорылый баран, чёрт бы его сожрал! В бараний рог скручу! Шульц едва поспевал за ними: ноги коротки, и выспался неважно, потому что этой ночью снова заливал свои страхи

шнапсом и заедал хозяйскими эклерами. Эрих Траурихлиген вытащил из кармана ключ, отпер замок и переступил низкий порог, зайдя во мглистую сень сарая, где прятался садовый и уборочный инвентарь, несколько “издохших” аккумуляторов, рабочие комбинезоны, в которых механики ремонтировали подбитые танки... Следующим майор Баум пропустил пьяноватого Шульца, а сам зашёл последним, хорошенько затворив за собою прочную дверь, дубовую снаружи и стальную внутри. Эрих Траурихлиген, освещая свой путь карманным фонариком, уверенно двигался туда, где на вешалке висели комбинезоны, а добравшись до них, протянул руку и сдвинул все комбинезоны в сторону. Луч его фонарика упал на узкую дверь, которая скрывалась там, за комбинезонами и несла на себе кодовый замок. Траурихлиген набирал запутанный код не пальцами, а рукоятью стека, потому что каждая из кнопок несла в себе смертоносный “сюрприз”. Майор Баум и Шульц стояли за его спиною и молчали, потому как знали, что их свирепый командир замыслил что-то страшное... Узкая дверца послушно отворилась, пропуская в сырой и холодный подвал – в подземный ход, тёмный, жуткий, стены которого были выложены одинаковыми круглыми булыжниками. Ход плавно спускался вниз, и где-то там, в его могильной глубине зловеще выли сквозняки... Эрих Траурихлиген пригнул голову и нырнул прямо туда, в сырость и холод подземного хода, подав своим спутникам молчаливый сигнал следовать за собой. Майор Баум всегда входил в этот ход с долей опаски: слишком уж много тайн он скрывал. А человек, который знает тайну, всегда в опасности, тем более тот, который знает тайну Эриха Траурихлигена... Майор снова толкнул перед собой Шульца: так приказывал ему генерал. Шульц споткнулся о высокий порог, заныл, потому что больно ударил палец... -Тихо! – шикнул майор Баум, оглядываясь по сторонам так, словно бы кроме их троих тут был кто-то ещё, таинственный и страшный... -Простите... – пробулькал Шульц и заглох, семеня туда, куда подталкивал его Баум. Траурихлиген всё двигался вперёд, светя фонариком, мимо запертых стальных дверей по обеим сторонам коридора. Он не остановился ни у одной из них, а всё двигался вперёд и вперёд, в самое тёмное, глубокое подземелье, самое зловещее, где скрывается самая страшная тайна... Вскоре коридор кончился – впереди выросла широченная, тяжёлая дверь, сделанная из блестящего металла, с таким замком, которые обычно вешают на сейфы. На сейфы будущего. Шульц и Баум разом замерли, видя в свете фонарика дьявольский блеск металла двери. -Мы пришли! – страшным полушёпотом сообщил им Траурихлиген, отпирая этот замок, сконструированный на заводе будущего, замок, который никто, кроме него, не умел отпирать. Майор Баум подспудно боялся всего из будущего – боялся и этой монолитной двери, и этого замка... старая дверь была намного лучше. Пускай, не такая надёжная, зато нестрашная... В замке что-то громко щёлкнуло, потом щёлкнуло снова и снова, а спустя несколько минут дверища стала с тихим жужжанием и шелестом открываться – там был установлен механизм, который открывал её, потому что эту дверь не сдвинули бы с места и шесть человек, и семь, и десять. -Очень многое заставляет меня ставить под сомнение вашу профпригодность! – проворчал Эрих Траурихлиген, следя за тем, как жуткая дверь из будущего послушно открывается, чтобы пропустить хозяина к своей страшной тайне. Майор Баум похолодел: генерал узнал про лазутчика в вентиляционной шахте... К тому же, если он ставит под сомнение эту самую профпригодность – значит, того, кого он посчитает непригодным, в будущем ждёт только кол. Вот и над Баумом навис кол. -В подземной камере у меня сидел заключённый под кодовой кличкой Змей! – суровым голосом продолжал Траурихлиген, вступив за дверищу и шагая по красной ковровой дорожке мимо диванов и картин. Потолок над его головой становился всё выше: в конце пути ждал “брахмаширас”, и крышу бункера специально вознесли на многометровую высоту, чтобы машина поместилась под ней. Баум и Шульц едва ползли: оба знали про лазутчика, оба промолчали, генерал выведет их на чистую воду и заменит более расторопными и честными кадрами... -И недавно я узнал, что мой заключённый больше не в камере, а на свободе! – Траурихлиген рычал, громко топая сапогами, а Баум и Шульц съёживались после каждого его свирепого слова всё больше. – Вы представляете: он мне по телефону позвонил! – ехидно хмыкнул он, а потом вдруг остановился и развернулся, бросив луч света в лицо майора.
– С вашего аппарата, Баум! Майор почувствовал во всём своё несчастном теле могильный холод – генерал узнал всё, что они попытались от него скрыть, он в ярости и сейчас начнёт казнить... Он едва проглотил неуставное слово “Упс”, которое прицепилось к нему с недавних пор. Вытянувшись в струнку, как положено перед начальством, он ожидал, что Траурихлиген сейчас выхватит пистолет и выбьет ему мозги. -Что вы скажете в своё оправдание??? – Траурихлиген надвинулся на Баума, с такой силой сжимая в кулаке свой фонарик, что последний, стальной, начинал коробиться. -А... – Баум забулькал, а перепуганный Шульц, пятясь, отползал всё дальше в темноту. -Стоять, Шульц! – Траурихлиген пригвоздил его свирепым приказом, и Шульц застрял, будто бы окаменев. – Ну что вы блеете, Баум! – он снова насыпалася на майора, требуя от последнего вразумительных ответов, а у Баума словно кость в горле застряла – он даже задыхаться начал... -Чёрррт... – прорычал Траурихлиген, вспомнив про гауляйтера – если тот успеет доехать до аэродрома – то может спасти свою жизнь от “брахмашираса”, добраться до Берлина и погубить его генеральскую карьеру. – Ладно, Баум, не стойте! Я потом поговорю с вами про Змея! Сейчас у меня есть более важные дела, чем вы! Выплюнув эти слова, Траурихлиген отстал от полуобморочного майора и продолжил двигаться дальше по коридору. -Идёмте! – позвал он Баума и Шульца, которые едва могли ноги поднимать, выходя из жуткого ступора. По щекам Баума текли бессильные слёзы, и он прятал их в кромешной темноте, чтобы никто не увидел, насколько он испуган. Коридор уже закончился, и Эрих Траурихлиген остановился возле колоссального “брахмашираса” – машины, которая была страшнее любого танка, самолёта, даже крейсера... “Брахмаширас” зловеще сверкал в рассеянном свете странных лампочек, которые Траурихлиген принёс из того же будущего, а сам Траурихлиген свирепо морщился, сдвигая брови и уничтожал похолодевшего Баума своим страшным взглядом. Шульца он пока не трогал: а что с него взять, с этого “инакоспособного” слизня, который только и может, что прислуживать за столом и драить пол?? -У беглеца был ваш смартфон! – Траурихлиген всё свирепел, не отставая от Баума даже тогда, когда снимал с шеи свою деталь от “брахмашираса”. – Что вы об этом знаете, Баум?? – громыхнул он, стиснув кулаки. -Я... потерял телефон... – промямлил майор, задыхаясь от страха. Это никакое не оправдание: когда генерал выдавал всем эти “телефоны будущего” – он строго предупреждал, что терять их нельзя. За потерю телефона майор Баум мог запросто поплатиться жизнью, тем более, что его “волшебная трубка” бесследно исчезла именно после схватки с таинственным бородатым лазутчиком. – “Отлично”... – сурово прошипел Траурихлиген, едва удержавшись и не пристрелив Баума на месте. – Мы можем ускорить выполнение Плана Триста Семь в четыре раза! И я его ускорю, потому что у нас есть все условия для этого! Я удивляюсь, как эти условия только остались... при таких “вундеркиндах”, как вы! Мало того, что Сенцов тут напортачил,так ещё и вы, Баум, от кого я меньше всего ожидал подвоха! А если бы ваш аппарат нашёл не Змей, а гауляйтер??? Как бы вы после этого заплясали?? Заёрзали бы! – выплюнул генерал, прямо намекая на кол для майора. -Я... не заметил, как он выпал... – соврал майор на некоем автопилоте, который, похоже, ничего хорошего ему не принесёт. -Вы обязаны смотреть во все глаза! Стать ради “плана триста семь” сверхлюдьми, если я от вас это потребую!! – рявкнул Траурихлиген, топая так, что его каблуки высекали из бетонного пола искры. – А вы?? На моём месте четыре месяца торчал Сенцов! Змей сбежал прямо у вас из-под носа!! И куда вы только смотрели, ленивые слепые сурки?? -Турист был неотличим от вас, ваша светлость... – промямлил майор Баум, всё острее чувствуя под собою виртуальный кол. – Он всё делал, как вы... мне и в голову не могло прийти, что он – это не вы... А про Змея я не знал... -Я не удивлюсь, если вы проморгаете Журавлева! И зарубите себе на носу, что наши враги – не только Гитлер и русские, но и спецслужбы будущего – тоже! Ладно, всё, всем молчать! – отрезал Траурихлиген и вскочил в кабину “брахмашираса”. – Я выезжаю, отдраить верхний люк! Шульц, поменяете дверь пожарного выхода! – приказал он и захлопнул за собою дверцу. -Есть! – выкрикнул Шульц, стараясь не заикаться. Он бы поменял все двери во всём штабе, лишь бы никогда больше не видеть ни кол, ни “брахмаширас”, ни эти смартфоны-телефоны... из ада, от чертей... -Есть, – согласился Баум, который где-то, в глубине себя, боялся “брахмашираса”, как чёрта, и подошёл к рычагам, которые открывали и закрывали верхний люк. -Ахтунг! – громко крикнул он на всякий случай, и нажал на длинный рычаг, торчащий из стены и предназначенный для того, чтобы люк открылся. Потолок бункера – толщиною в семь метров – начал медленно разделяться на блоки, отъезжая в специальные ниши, открывая широкий проход наверх. На месте заднего дворика райкома образовалась тёмная, прямоугольная зловещая дыра. Шульц прижался к холодной стене: “брахмаширас” внушал ему невменяемый животный страх. Бедняга готов был забиться в любую дыру, лишь бы не видеть, как машина-чудовище поднимает свои блестящие лапы, словно бы разминая их перед прыжком, как с лязгом и искрами вырывает она из бетона свои смертоносные когти, заточенные до остроты бритвы. Майор Баум тоже прижался к стене – обозлённый генерал мог не посмотреть под ноги своей адской машины и случайно искромсать его на мелкие кусочки. Ужасная лапа просвистела перед носом майора и жутко щёлкнула острейшей клешнёй – точно искромсал бы, если бы Баум не отошёл с дороги. Как только потолок раскрылся достаточно для того, чтобы выпустить “брахмаширас” на волю – сверкающая машина, весящая несколько тонн, выполнила изящный кошачий прыжок и мигом очутилась на поверхности, распугивая тех, кто оказался вблизи от неё. Эрих Траурихлиген настроил модем бортового компьютера на частоту камер наблюдения и увидел, как по лесной дороге уезжает из города “Мерседес” гауляйтера. Траурихлиген повернул штурвал, и “брахмаширас” легко и проворно зашагал через город в сторону тёмного леса. Заслышав, как лязгают об асфальт его лапы, патрульные прижимались к стенам домов, чтобы чудовище не превратило их в свежий фарш. Проезжая на “брахмаширасе”, Траурихлиген редко когда обходит препятствия – в основном он их уничтожает. Город закончился, впереди начинался тёмный лес. Шлагбаум, как всегда, был закрыт, никого не впуская и не выпуская, около него неусыпно дежурили часовые, охраняя выезд из города. Они досматривали каждый автомобиль, каждого человека, которые оказывались перед полосатым шлагбаумом, но как только перед ними показалось механическое чудище Траурихлигена – разбежались в разные стороны и попрятались, кто за корягу, кто в кусты, кто за древесный ствол, опасаясь, как бы стальные когти “брахмашираса” не искрошили их в капусту. Перешагнув шлагбаум и контрольные будки, машина-монстр ступила в сторону от дороги и попёрла напрямик через лес, легко снося толстые деревья своими страшными когтями. Эрих Траурихлиген не спешил беречь природу – сейчас он собирался наказать того, кто его оскорбил и собрался сорвать его планы. Древесные стволы валились на землю, поднимая тучи пыли, а из окна высокой кабины Эрих Траурихлиген уже видел разъезженную грунтовку, по которой двигался автомобиль – чёрный “Мерседес”. На нём и пытался сбежать гауляйтер, а до аэродрома оставалось чуть менее полукилометра, поэтому Траурихлиген решил не не медлить, чтобы не упустить. Механический паук совершил громадный скачок и тут же оказался поперёк дороги, напрочь перекрыв ход “Мерседесу” гауляйтера. Заметив неожиданное препятствие, водитель судорожно вдавил педаль тормоза, и “Мерседес” с визгом застопорился, поднимая вокруг себя тучи пыли. -Что это такое?? – в ужасе выдавил из себя гауляйтер, взирая на фантастическую машину, которая высилась над ними и сверкала в лучах солнца. Водитель впереди него диким поросёнком верещал от страха, забросив руль, а гауляйтер, осознав, что машина-паук опасна, затряс его за плечи и закричал: -Отворачивай, чего стоишь, ослиная голова?? Суеверный и набожный водитель был невменяем от ужаса – он мог только верещать, решив, что перед автомобилем вырос сам дьявол. Ища спасения, гауляйтер судорожно оглядывался по сторонам, случайно взглянул на своего адъютанта и увидел, что тот молится богу, уткнув голову в колени. Гауляйтером окончательно овладела дикая паника, он заметался по салону, стремясь выскочить наружу и бежать куда глаза глядят – пускай даже через гиблые болота и заросли – только подальше от этого блестящего чудища... Паника отключила разум – вместо того, чтобы повернуть ручку и открыть дверцу, гауляйтер невменяемо колотил кулаками в стекло, в кровь разбивая себе пальцы. -Ну, всё, братец, держи пять! – свирепо прошипел Траурихлиген, насладившись паникой врага, и сдвинул один из рычагов. Механический паук взмахнул передней лапой, как игрушку сгрёб с дороги автомобиль гауляйтера и швырнул его в дерево. Треснувшись о толстый ствол, “Мерседес” заставил дерево переломиться, тут же с грохотом взорвался и исчез в огне. -Вот так! Теперь займёмся следующим “клиентом”! – хохотнул Эрих Траурихлиген и направил свою машину дальше, напролом через лес, к деревне Светлянка.

====== Глава 164. “Чёртова таратайка”. ======

Два партизана – Грыць и Петро – спрятались в кустах за поворотом дороги. Оба имели при себе гранаты и автоматы ППШ: они подкарауливали автомобиль гауляйтера, чтобы обстрелять его и закидать гранатами. За их спинами – совсем недалеко – начинались гиблые болота, а народе имевшие дурную славу обиталища чертей, кикимор, русалок... Когда дело будет сделано, и автомобиль гауляйтера превратится в большой костёр – Грыць и Петро уйдут через болота по тропинке, известной только тем, кто жил тут издавна,и спрячутся в деревне Светлянка. В Светлянке партизаны будут в безопасности: с самых древних времён, когда ангелы и бесы ходили по земле, защитила богородица эти места, посадила тут чудесную избавлень-траву, которая изведёт всякого, кто с мечом пришёл. Ни разу ещё немцы не прорвались в Светлянку – в местных озёрах тонули их танки, гибли в болотах целые полки солдат, колонны автомашин бесследно терялись в лесах. Автомобиль гауляйтера всё не показывался: задержался, поганец, в гостях у Колосажателя. Погано будет, если гауляйтер решит заночевать в Еленовских Карьерах – тогда придётся им всю ночь торчать в сырых кустах, лежать на мокрой земле, мокнуть и мёрзнуть самим. Внезапно затихли крикливые птицы, создав на секунду странную для леса тишину. Петро и Грыць не заметили этого сразу – были увлечены ожиданием гауляйтера, вглядывались в пустынную грунтовку, чтобы не пропустить его автомобиль. Оба спохватились лишь тогда, когда в этой тишине зародился непонятный механический звук, словно бы лязгала некая тяжёлая масса металла. -Ш-ш-ш... – шепнул Петро Грыцю, прислушиваясь. Прежде он не слыхал в лесу таких звуков... Помимо воли появился страх. -Немцы? – прошептал Грыць, вертя головою по сторонам. -Не знаю... – ответил Петро. – Ты башку-то не высовывай – мало ли? Грыць опустил голову под куст – чтобы ненароком не угодило что-нибудь ему в лоб... Однако долго так пролежать не смог, ведь странный звук никуда не исчез – наоборот, он будто приближался – стал громче, отчётливей. Лязгало словно бы там, позади них, где болота, непролазная трясина... И что там такое может быть? Грыць повернулся так, чтобы смотреть туда, и тут же увидел блеск металла. -Дывысь! – выдохнул Грыць, показывая пальцем туда, на толстые деревья, на камыши среди них, которые росли на болотных берегах. Петро рывком обернулся и замер, увидав, как лязгая своими длинными, когтистыми лапами, расшвыривая когтями тину и грязь, шагает через болото неведомое чудище. -Що то таке? – перепугался Грыць, который раньше ничего подобного не видел, и решил, что к ним шагает сказочный лешак. -Чёртова таратайка... – прошептал Петро. – Мне новенький балакал, шо их чёртовой таратайкой раскидали... Вона плюётся огнищем прямо из пекла... -У Светлянку йде... – заметил Грыць, видя, как паукообразный монстр легко прошагал гиблое болото и выбрался на пологий, низкий берег, выдирая избавлень-траву огромными металлическими когтями. -Бижимо! – закричал Петро, выпрыгнул из камышей и как ошпаренный понёсся в сторону деревни – предупредить и спасти людей, потому что появление “чёртовой таратайки” ничего хорошего не сулит.

“Таратайка” шагала своим лапами куда быстрее, чем бежали люди. Лапами своими она без труда рассекала непроходимые елани, словно вела её дьявольская сила. Петро знал, что на “чёртовой таратайке” катается сам Колосажатель – а кому ещё под силу вести такое чудище? Колосажатель – это дьявол, он не боится избавлень-травы, а на таратайке своей обязательно сожжёт Светлянку.

Петро бежал изо всех сил, насколько позволял густой лес и болота. Там, впереди – немного ещё осталось пробежать – запрятана партизанская лошадь. Грыць, отдуваясь, поспевал за ним, а Петро уже прыгал по кочкам, перебираясь через Русальную елань. “Таратайка” ножищами своими взбаламутила древнее болото, подняла со дна его илистую, топкую грязь, куда веками засасывало всех и всё. Хорошо, что она прошла в стороне и не уничтожила партизанскую переправу – а то они с Грыцем оказались бы отрезаны от деревни, и пришлось бы им делать гигантский крюк, обходя болото стороной. Елань осталась позади, и Петро услышал, как ржёт за деревьями Зорька. Лошадке тоже повезло, чудовище её не растоптало – напугало только, и Зорька с громким ржанием прыгала в стороны, становясь на дыбы, дёргая скрипучую подводу. Грыць хорошо её привязал, а то бы она уже сорвалась и понесла, вскочила бы в болото на бешеном ходу и утопла бы, несчастная. -Давай, Грыць, прыгай! – скомандовал Петро, на бегу заскакивая в подводу и хватая вожжи, чтобы вести Зорьку к Светлянке. Грыць справился с узлом, освободив лошадку и присоединился к Петру, вцепившись обеими руками в край подводы, потому как знал – поездка будет опасной. Недалеко и свалиться. -Но! Но! – Петро дико погонял лошадку, нахлёстывая её хлыстом и вожжами, и она неслась, как бешеная, перескакивая через коряги, ухабы, сминая кусты. Подвода страшно подскакивала, жёстко стукаясь о землю, с каждым прыжком набивая пассажирам всё больше синяков. Но Петра и Грыця синяки не волновали – им бы в Светлянку успеть до того, как там окажется Колосажатель на своей “таратайке”. У Грыця аж дух захватывало от скорости, а глянув вперёд, он увидал деревенские хаты, дремлющие в утренней дымке, и страшное чудище, которое уже перешло Чистое озеро, преодолело бережок, расшвыривая избавлень-траву когтистыми лапами, и неумолимо надвигалось на деревню, готовясь крушить. -Пррру! – Петро натянул вожжи, едва Зорька влетела в деревню, и спрыгнул с подводы, таща за собою Грыця к первой на пути хате – к хате бабки Заряны. Бабка Заряна слыла в деревне химородницей – вроде колдуньи – и Грыць её даже немного боялся. Но Петро уже был возле двери её хаты и колотил кулаками в дверь... Бабка Заряна медленно ходит, стара уже, говорят, что ей за сто, поэтому Петро распахнул дверь и вихрем влетел в её старые сени, увешанные сухими травами. Грыць эти травы обошёл стороной – а вдруг они колдовские, и он, столкнувшись с каким-нибудь сушёным пучком, сам на себя наложит страшное заклятье?? Бабка Заряна хлопотала у печи – пирожки пекла, и чудесный аромат заполнил всю хату. Грыць с утра не ел – ждали с Петром гауляйтера, и съеденная на рассвете пустая картошка переварилась давным-давно. Но на улице щёлкало лапами жуткое чудище, Грыць увидел его в окно, как оно скачет, ломая заборы... -Беда, Заряна Светозаровна! – закричал Петро, переполошив бабку Заряну до умопомрачения – они аж пирожки свои раскидала... -Матушки, светопреставление! – в страхе охнула Заряна Светозаровна и побежала к образам – вымаливать прощение у Богородицы. -Та не к образам беги, баба Заряна! – Петро схватил её за руку и поволок в сени. – На улицу выбегай, а то растопчет тебя в хате-то! Баба Заряна, охая, побрела в сени, а Грыць поскакал в соседнюю хату, к деду Матвею, на бегу распахнул дверь, ворвался, словно бешеный вихрь. -Дед Матвей, выводи всех из деревни! – закричал с порога Грыць, испугав Алёшку, который сидел на лавке у окна и выстругивал ложку из сучка. – Чёртова таратайка едет! Не держит её избавлень-трава! -Ох, горюшко! – выдохнул дед Матвей, поднимаясь с лавки. – А ну, Алёшка, хутко во двор! Алешка забросил вырезать ложку, вскочил с лавки и бегом рванул во двор. -Сынку, веди Пегашку! – крикнул ему вдогонку дед Матвей, неуклюже выбираясь из хаты. Алешка выскочил во двор, но привести Пегашку не смог. Лошадь деда Матвея по кличке Пегашка бесновато взвивалась на дыбы, беспорядочно скакала, водя за своей спиной пустую подводу, громко испуганно ржала. Алешка побоялся подступить к ней и схватить под уздцы: а вдруг двинет копытом и поминай, как звали?? -Не можу, деда! – заплакал Алешка, поняв, что не может выполнить просьбу деда. -К лесу беги, несмышлёныш! – заголосил дед Матвей, хромая в сторону дальней окраины, где начинались непролазные леса. Алешка, не помня себя от страха, вприпрыжку помчался к далёкой окраине, за которой темнели высокие лесные деревья. Мимо него, рядом с ним, бежали односельчане. Они толкались, шумели, кричали, кто-то тащил пожитки, даже кур в клетке тащила баба Клава, а кто-то ничего не тащил – выскочили налегке, чтобы спасти хотя бы, свою жизнь. -Скорее, дед Матвей! – Грыць торопил старика, но тот копался в сенях – что-то там искал, искал... -Убегай, дед Матвей! – это в сени залетел расхристанный, потный Петро, а дед Матвей, наконец, нашёл, то что искал и выпрямился, подняв находку на обеих руках. Дед Матвей обнаружил в своём скарбе противотанковое ружьё, протянув его Петру. -Во, тоби, Петрик, ружжо! – дед Матвей едва поднял это длиннющее ружьё, которое стреляло бронебойными снарядами и взвалил его в руки Петра. Проворно схватив это противотанковое ружьё, Петро нырнул вниз, прополз за плетнём, взобрался по стенке хаты и попал на чердак. Отличная позиция – отсюда можно подбить врага! Пристроившись у чердачного окошка, Петро выставил дуло наружу и попытался взять страшную машину на мушку. “Чёртова таратайка” гарцевала, подбивая хаты и разоряя огороды, словно бы направлял её сам дьявол. Петро замер за ружьём: “таратайка” стремительно приближалась, двигаясь пугающе быстро, несмотря на свои размеры. Она легко перескочила через соседнюю хату, врезавшись в огород так, что из-под её чудовищных лап во все стороны полетели камни и комья земли. Размахнувшись передней лапой, машина-чудовище саданула ею хату и напрочь снесла чердак и крышу. Всё, пора стрелять: “таратайка” оказалась в переделах досягаемости противотанкового ружья... Но Петро не успел нажать на курок: “чёртова таратайка” вдруг прыгнула опять и оказалась почти что вплотную к нему. В следующий миг она выбросила вперёд жуткую лапу, смертоносные когти врубились прямо над его головой,выломав кусок стены, Петро отпрянул назад, прижался к стене, опасаясь быть изрезанным. Но один из гигантских когтей, таки, зацепил левую руку. Он оказался острым, словно бритва, распорол кожу так, что Петро даже не почувствовал боль – только увидел, как хлынула кровь. Ещё секунда – и от хаты останется груда камней. Петро на время забыл про раненую руку, собрался с силами и совершил невероятный прыжок в узкое окошко, в последний момент увернувшись от чудовищных когтей. Когти лязгнули в сантиметре от лица, Петру показалось, что ему сейчас отрежет голову, однако ему повезло: не попав под коготь, Петро рухнул в кормушку для птицы, распугивая своим телом уток и гусей, а рядом с ним бухнулось тяжёлое ружьё. Перевернув кормушку, Петро выкатился на испачканный птицей песок заднего двора и присел за поленницей – спрятался, чтобы посмотреть, насколько тяжёлую рану он получил от “чёртовой таратайки”. Вокруг сыпались камни, палки, солома, в переполохе крутились вспугнутые птицы, роняя перья, носилась, пыля и поднимая визг, свинья. Оторвав залитый кровью рукав, Петро понял, что дела его плохи: коготь распанахал руку до самой кости, рану обязательно придётся зашивать, но это – потом. Сейчас нужно разыскать Грыця и спасти деревню от постылой “таратайки”. Кое-как намотав рукав на рану, Петро здоровой рукой поднял ружьё и,пригибаясь, огородами поспешил прочь, пока “чёртова таратайка” не снесла вконец хату, и его самого не пришибло камнем. Петро перемахнул плетень, а за его спиной раздался жуткий грохот: взмахнув лапою, адская машина разбила хату на куски, превратив её в бесформенную кучу, и прыгнула в сторону – крушить следующую. Вокруг сыпались камни, палки, один чуть не грохнулся Петру на голову. В дыму и хаосе руин он отыскал Грыця, который от страха забился в ямку и скукожился там, обхватив руками коленки. -Грыць, не сиди! – Петро стал дёргать его за рукава, чтобы вытащить на свет. -А? – Грыць поднял свою голову, и Петро увидал у него под глазом синяк. -Вылазь! – Петро даже ружьё кинул, чтобы здоровой рукой вытащить Грыця из ямы. Быстро оглядевшись, Петро заметил на окраине уцелевшую хату, которая принадлежала коллаборанту по имени Федька Куроцап. Петро подумал, что таратайка обойдёт стороной хату немецкого приспешника и потянул Грыця туда. -Давай, Грыць, к Куроцапу в хату! – скомандовал Петро, подняв ружьё. – Хватай ружьё – я не боец! Здоровой рукой Петро бросил Грыцю тяжеленное противотанковое ружьё, а Грыць едва не упустил его. Не ожидав, что оружие будет тяжеленным, Грыць ухватил его двумя руками, а Петро всё тащил его на окраину деревни, где торчала куроцапова гнилая хата, которую этот ленивец не ремонтировал с тех пор, как мамка его померла. Под ногами носились чужие куры, гуси, утки, хрюкая, убегала в лес чья-то толстая свинья. Грыць споткнулся о какую-то мелкую живность – об утку, что ли, повалился на пыльную дорожку, и тут же над его головой лязгнули жуткие когти “таратайки” – машина переступила через него, направляясь к очередной целой хате, чтобы разнести её. Грыць собрал свою храбрость, ухватил ружьё, стрельнул... Но чужая курица, внезапно проскочив, задела его руку и сбила прицел, из-за чего пуля просвистела в сантиметре от чудища и ушла в высь. -Грыць! Грыць! – это из клубов пыли вынырнул Петро и затормошил Грыця, пытаясь поднять его на ноги и снова заставить бежать в хату Куроцапа. – Живой? -Та, живой... – пропыхтел Грыць и закашлялся, потому что вдохнул злополучную пыль, встал, спотыкаясь о беснующихся кур... Гнилая дверь Куроцаповой хаты была открыта – Федька, наверное, как всегда, пьяный, не закрыл на засов, и Петро и Грыць заскочили в его замшелые сени. В сенях был накидан всякий хлам, который так и лез под ноги, Грыць скакал, чтобы не споткнуться, а там, на улице, чудовище с грохотом рушило очередную хату. Оно могло бы выстрелить и сжечь разом всю деревушку, но вместо этого почему-то бесновалось, превращая её в развалины. Проскочив сени, Грыць вырвался в захламлённую пропахшую плесенью комнатёнку и налетел на целую батарею бутылей – пустых и полных самогонки. В окружении бутылей, нахлебавшись спиртного пойла, храпя, дрых хозяин – запущенный, вороватый наглый тип, который, вместо того чтобы в лес партизанить идти, якшается с Носяриными полицаями и ещё чёрт знает с кем. Грыць, перескакивая через бутыля, совершил неуклюжий скачок и прыгнул на руку спящего Куроцапа. -Та вы шо, черти! – заорал спросонья пьяный Куроцап, подскочив на нетвёрдые ноги и тупо крутясь на одном месте. -Замолк! – рыкнул на него Петро, и Куроцапова челюсть получила удар кулаком. Лишившись ещё одного зуба, Федька-Куроцап потерял сознание и обрушился назад, на прохудившийся соломенный матрас. -На чердак! – постановил Петро и метнулся к шаткой лесенке, по которой Куроцап взбирался на чердак, чтобы посылать голубей-предателей Евстратию Носяре. – Подобьём её! Грыць покарабкался вслед за Петром, закинув ружьё за спину, однако тяжесть оружия тянула вниз, из-за чего он пару раз едва не сорвался и не упал. Собрав в кулак свою волю – он же партизан, а не девчонка – Грыць одолел лестничку и вывалился на пыльный чердак, захламлённый всякой всячиной и заставленный тюками соломы. Петро сидел на полу, около дыры в соломенной крыше, а разодранный когтём “таратайки” рукав его сорочки промокал от крови. -Ты как, братка? – спросил у него Грыць, подбираясь к чердачному окошку и пристраивая тяжеленное ружьё. -Пока жив... – прокряхтел Петро, корчась от боли. -Я стрелять буду! – пропыхтел Грыць, пристроив, наконец, ружьё и высматривая удобный момент, когда “таратайка” приблизится на расстояние выстрела. Петро возился со своей рукой, но тут прямо рядом с ними залязгали лапы. Грыць схватился за ружьё, целясь. “Таратайка”, распинывая развалины, двигалась к хате, которая стояла к ним ближе всех – вот, ещё пару шагов сделает, и можно будет подбить её, как фашистский танк. Даже дед Матвей подбил один танк – неужели Грыць не справится с “таратайкой”?? -Бей в неё! – закричал Грыцю Петро, прижимая к телу располосованную руку, пытаясь перевязать её куском своей сорочки. Из раны ручьями хлестала кровь, и Петро перетянул свою руку так, что от боли потемнело в глазах. Грыць схватился за противотанковое ружьё, приник к глазом к прицелу, хорошенько скрывшись за объёмистым тюком. Его пока не заметили – это хорошо, можно прицелиться получше и бить! Вот она, чёртова таратайка, гарцует по Светлянке, раскидывая хаты своими когтистыми лапами... Ну, держись! Грыць замер за тюком соломы и тщательно прицелился – прямо в одно из трёх узких чёрных окошек, за которым должно находиться лицо водителя... Машина-чудовище снова взмахнула когтистой лапой, её когти с грохотом, выбивая большие камни, врезались в соседнюю хату, из которой с криками выскакивали люди. В стене образовалась громадная сквозная дыра, а механический паук рванул свою лапу назад, доломав стену и заставив хату развалиться на куски. -Стреляй, чего засел?? – закричал Петро, видя, что Грыць впал в ступор и глупо таращится на то, как “чёртова таратайка”, вдребезги разворотив хату, шагает по её остаткам прямо к ним... Ещё пара минут, и их хата тоже будет сбита, а они – похоронены под завалами... -Та чтоб ты сгнил, чертяка! – громко ругнулся Грыць, перекричав лязг металлических лап, и тут же нажал на курок, выпустив снаряд. Он ожидал, что бронебойная пуля пробьёт чёрное стекло и убьёт Колосажателя, остановив “таратайку”. Но к его ужасу снаряд только чиркнул по чёрному стеклу, выбил искру, но не оставил на нём ни царапинки! -Та, хай тоби грэць! – с испугом выдохнул Петро, осознав, что противотанковое ружьё против “чёртовой таратайки” не поможет... -Петро! – закричал ему Грыць, в страхе обхватив обеими руками бесполезное ружьё. – Що теперь робить?? -Тикай! – скомандовал Петро, чувствуя, как из-за потери крови теряет силы. Собрав последние, он подполз к дырке в крыше и заставил своё тело выпасть наружу. Грыць хотел выскочить на улицу через чердачное окно, но застыл, как вкопанный: “чёртова таратайка” высится прямо перед его носом и, словно бы прожигает дьявольским взглядом трёх бездушных чёрных “глаз”. Грыць поспешил нырнуть на пол, пока его не застрелили, а из-за блестящей кабины быстро выдвинулась непонятная штуковина , которая словно бы раскрылась, тут же превратившись в некое подобие блестящей тарелки с длинным остриём. На конце острия собрался светящийся шарик, а спустя миг ослепительная вспышка резнула по глазам. Грыць зажмурился, опасаясь ослепнуть, и тут же лицо, руки, всё тело ощутило нестерпимый жар, вокруг занялась пламенем солома. Грыць сейчас же бросил огненно-горячее ружьё и проворно выпрыгнул в чердачное окошко. Падая, Грыць видел, как хата утонула в волнах белого “адского” пламени, которое, рассыпая искры, взметнулось чуть ли не до самых небес. От лошади мигом остались одни кости, они тут же рассыпались в прах, крепкая, обитая железом телега развалилась на небольшие куски и исчезла. Грыць упал неудачно, на спину, больно стукнулся о землю, однако тут же перевернулся на живот, попытался зарыться в солому из лошадиных кормушек, но солома горела прямо в руках, а в месте с соломой с дикой болью горели и руки, плечи, лицо... -Петро, спаси меня!! – невменяемо зарыдал Грыць, а слёзы тут же испарялись прямо на обгорающих щеках... Петро едва успел запрыгнуть в глубокий сырой овраг, а там было нечем дышать – водяной пар облаками летел с мигом высыхающей травы, небольшая лужа на дне оврага закипела, лягушки в ней сварились заживо, а потом – обуглились. Земля расплывалась прямо под руками, превращаясь в какую-то белесую жидкость, боль была настолько сильной,что Петро уже не чувствовал ничего, кроме неё, а в следующую секунду для него всё покрыла тьма... На месте хаты, огорода, овражка, соседней разрушенной хаты и ещё одной, чудом уцелевшей, за несколько секунд образовалось небольшое озерцо расплавленного стекла, которое постепенно застывало, зеленея. Стены ближних хат оплавились, заставив хаты словно бы “присесть”, а дальние хаты с рёвом сгорали. Вода в сельском колодце кипела, словно в гигантской кастрюле, выплёскивалась за его каменные борта, которые, оплавляясь, тоже превращались в расплавленное стекло. От деревушки не осталось ничего, кроме зловещего стекла и пламени, а через всё это невозмутимо шагал “брахмаширас”. Огонь был ни по чём машине-чудовищу – на её корпусе не оставалось даже копоти. -Вот так! – сказал сам себе Траурихлиген, довольными глазами глядя на искорёженные, догорающие остатки хат и стеклянные “лужицы” там, где когда-то были чужие огороды. – И какая тут трава? Какие ведьмы? Хы-хы! Мне же нужно было на чём-то снять стресс! Злобно хохотнув, Траурихлиген нажал на рычаг и повернул свою адскую машину назад, в Еленовские Карьеры, чтобы поставить её обратно в бункер до тех пор, пока не пригодится опять.

====== Глава 165. Казнь Сенцова. ======

Сидя в проклятом холодном подвале, Константин Сенцов уже потерял счёт времени. Ему никто не “подарил” окно, Константин не видел внешний мир, сидел в постоянной темноте и даже не догадывался, сколько времени он просидел. Кормили Константина дёшево и в то же время очень сердито – растворимой вермишелью “Мивина”, банальной в две тысячи десятом году, но фантастически нелепой здесь, в сороковых. Константина уже не волновал ни холод, ни крысы. Сенцов думал лишь о Кате, как она там, мучается в соседней камере? Катя никогда не ела “Мивину”... Константин иногда даже сомневался, жива ли она, или уже всё? Сенцов пытался перестукиваться с соседними камерами – молотил в стенку кулаками и миской. Но стенка, кажется, была претолстой – все его попытки молотить отзывались глухим и пустым стуком, который вряд ли бы услышали соседи... Но внезапно тяжёлая дверь, что отгородила Константина от внешнего мира, заскрежетала и отодвинулась. Сенцов вздрогнул, потому что сквозь освободившийся дверной проём в него хлынул плотный поток яркого света. Константин ожидал, что к нему пожалует Траурихлиген и начнёт мерзко глумиться, уничтожая сарказмом и угрозами... или просто пристрелит. Но – нет, Траурихлигена не было – из потока света вдруг выросли грубые руки, схватили Константина под ослабевшие локти, и сейчас же скрутили толстой верёвкой. Сенцов попытался спросить: “Что выделаете??” но от голода, холода, одиночества и страха смог пробормотать только безликое: -Ку-ку? В ответ послышался басовитый хохот, а потом – Сенцова выбросили из камеры в коридор, освещённый светом карманных фонариков. Константин зажмурил глаза – этот свет был слишком ярок для его глаз. Подобно кроту Сенцов привык к кромешной тьме... -Лё-ос! – прикрикнул грубый голос, и что-то больно пихнуло Сенцова в спину – скорее всего, дуло. Константин послушно потопал – а что ещё делать? Вырваться он не сможет никогда – он не в той форме, чтобы драться, он связан, да и оружия у них полно, а у него – ёк. Сенцова заставили подняться вверх по лестнице и выдворили на улицу жёстким толчком. Константин не удержался на ногах, зашатался и упал на колени, закрыв глаза. Он с удовольствием бы вернулся обратно в темноту, однако ему не дали – руки подхватили его под мышки и потащили. Прохладный ветерок сейчас же продул до косточек, вызвав неприятную дрожь. Сенцов содрогнулся и тихо заныл, потому что верёвка больно впивалась в тело и руки. Глаза немного освоились со светом, и Сенцов смог различить, что тащат его к крытому серому грузовику, утыканному поникшими кленовыми ветками. Вокруг Константина топтались вооружённые солдаты в серо-пятнистом камуфляже и в фашистских касках. Двое из них выглядывали из кузова, готовые схватить Константина и затащить к себе наверх. Они так и поступили: Сенцов был больно схвачен, неприятно подброшен, грубо затащен, и вскоре лежал на дне кузова, носом в сырой и грязный пол. Солдаты над ним возились, елозили сапогами и негромко разговаривали о еде, выпивке и драке. Ни слова о Сенцове, ни слова о Траурихлигене, ни слова о Кате... Грузовик тронулся, Сенцова швырнуло назад, он покатился кубарем, но солдаты удержали его на месте, подставив ноги. Константин стукнулся о сапоги и остался лежать на боку, стараясь не двигаться, чтобы ни обо что больше не стукнуться. Куда его увозят? Зачем? Для чего? Привезут ли назад?? В мозгу Сенцова роились биллионы вопросов, однако не прилетело ни единого ответа. Может быть, это уже конец? И Константина везут на казнь?? На КОЛ!!! Наверное, Траурихлиген придумал, что ему делать с Константином- усадить на кол. Ладно, Константин погибнет, сам виноват. Но Катя?? Что же будет с Катей?? Нет, Сенцов не отдаст им Катю! На Константина нахлынул некий порыв, он вдруг вскочил, несмотря на связанные руки, увидел перед собою бычье лицо фашистского солдата, сбил его ударом ноги и ринулся к выходу, собравшись выпасть на улицу, а потом – сбежать в лес. -Хальт!! – взревели фашисты у него за спиной, затопотали, а потом – ухватили все сразу. Они были слишком сильны, чтобы сражаться с ними в одиночку, Константин не устоял и по второму кругу загремел на грязное дно кузова. -Шайзе... -Швайн... -Доннерветтер... – ругали его фашисты. Сенцов ощутил пару несильных тычков сапогами в бока, а потом – всё, они опять расселись по лавкам и заклекотали то про карты, то про женщин, то про ту же водку... Грузовик застопорился, и Сенцов услышал, как заглох мотор. Фашисты опять в него вцепились и опять толкнули. Сенцова никто не развязал. Его просто схватили и грубо вышвырнули из кузова, словно какой-нибудь мешок. Константин врезался в мягкую, сырую землю, кое-где покрытую реденькой, пожухлой, вытоптанной травкой. Будь его руки свободными – он бы успел подставить их и не навернуться носом. Но руки пленила верёвка. Сенцов увалился вниз головой и случайно набрал в рот немного земли. -Тьфу! – принялся отплёвываться Константин, поднявшись на коленки. На вкус земля отдавала противной сыростью и червяками. Не успел он отплеваться, как те же два солдата опять подхватили его под мышки и с силой рванули вверх, сейчас же поставив на шаткие, ослабевшие от голода ноги. Сенцов, пошатываясь, оглядел окрестности. Первое, что он заметил неподалёку – рослый, суровый солдат, что высился скалой и держал его на мушке “шмайссера”. Стоит Сенцову сделать неосторожный шажок вправо или влево, как солдат “срежет” его плотной очередью... -Давай, пошёл!! – брызжа слюною, рявкнул на ухо Константину один солдат и пихнул его куда-то вперёд. Сенцов послушно поплёлся вперёд. Он не мог ослушаться: рослый солдат кивал ему автоматом, руки были связаны так, что он не мог и шевельнуть ими... Да и куда тут бежать? Кругом лес, позади – идиотский “Краузеберг”... Под ногами Сенцова вилась узенькая и каменистая тропка, которая поднималась по склону высокого и достаточно крутого холма. Константин обязан был ползти наверх – именно туда его и толкали. С серых обложных небес срывался мелкий промозглый дождик, в лицо дул холодный ветерок и приносил с собою какой-то странный, не очень приятный запах. Серая рубаха, которую “подарил” Константину Траурихлиген, успела промокнуть насквозь, Сенцов ёжился от холода, потому что ветерок пробирал его едва ли не до костей. Сенцов спотыкался о камни, а солдаты рычали проклятия каждый раз, когда он спотыкался. -Давай, шевелись!! – солдат, казалось, озверел, ревел на немецком языке, а Константин с его “апгрейдом” понимал каждое словечко... Константин старался смотреть вперед, а не на солдата со “шмайссером”, который вышагивал слева от него и грозил пристрелить. Впереди он видел вершину холма, что медленно приближалась. А там, на вершине, различались какие-то странные столбы – повыше и пониже, прямые, как мачта, и покосившиеся. И на каждом столбе, вроде бы, что-то висит... Сенцова обуял страх: он понял, что это не простые столбы, а колья, и висят на них человеческие тела... “Не знаю, кол, наверное!” – вспыхнули в мозгу слова, которые говорила Красному Звонящая, пока они тащили Сенцова по коридору на “апгрейд”. Вот, какой зловещий сюрприз приготовил несчастному Константину этот фашистский монстр: он вздумал посадить его на кол!!! Константин непроизвольно пошатнулся и опрокинулся ничком. -Ленивая свинья! – сейчас же зарычали над ним конвоиры, а солдат со “шмайссером” пальнул короткой очередью. Пули врезались в грязь около лежащего Константина, тот вздрогнул, но сил встать не имел: они покинули его в тот момент, когда Сенцов осознал, что его ведут на кол. Солдаты устали “уговаривать” Константина подняться и опять схватили его. От страха Сенцов потерял все чувства, сделался почти что зомби... Насилу Сенцов одолел склон ужасного холма и поднялся на его вершину. Он ничего вокруг себя не слышал, и почти ничего не видел... он стоял, окружённый кольями, с которых прямо ему в душу жутко смотрели мертвецы, ветер развевал лохмотья, что свешивались с их почерневших рук и отощавших ног. Дождик усилился и превратился в дождь, руки совсем онемели, Константин не чувствовал пальцы... Озноб колотил его, как при высокой температуре. Всё, песенка спета, перед глазами начала с головокружительной скоростью проноситься вся жизнь и бедная Катя, которая осталась там, в проклятом “Краузеберге”... Солдаты, молча, стояли, сбившись в кучку. Они смотрели только в землю, опасаясь взглянуть вперёд, или в сторону, где непременно увидели бы кол и того, кого на нём казнили. Скоро и Сенцов так же будет висеть и никогда больше не позавтракает, не пообедает, не поужинает и не поспит по-сенцовски... Неподалёку раздался рокот автомобильного двигателя, а минуту спустя, с другой стороны холма показался кортеж из трёх пугающе чёрных автомобилей. Казалось, Сенцов не сможет испугаться больше, чем он уже испугался. Однако, увидев автомобили, он почувствовал, как его голодный желудок наливается свинцовой тяжестью и опускается куда-то вниз, к самым коленкам. На крыле среднего автомобиля золотом сверкал орёл с раскинутыми крыльями – личный “Мерседес” Траурихлигена! Значит, этот кошмарный враг народа собственной персоной пожаловал сюда, чтобы посмотреть, как обречённого Константина нанижут на кол... Кортеж остановился неподалёку, и украшенная орлом дверца “Мерседеса” распахнулась. Из-за неё мячиком выпрыгнул адъютант Шульц, оббежал “Мерседес” кругом и открыл другую дверцу. Траурихлиген вышел из машины, не спеша, гордо глядя прямо перед собой. Кажется, его не волновали ни колья, ни мертвецы, он смотрел на них с жутким спокойствием и ухмылялся кривой усмешкой сатаны. Шульц сейчас же раскрыл зонт над своим повелителем и потопал туда же, куда шагал Траурихлиген – через “лес” кольев к приговорённому к смерти Сенцову. Шульц тоже глядел в землю, как и солдаты, а рука, которой он держал зонт, заметно дрожала. Траурихлиген приблизился к съёжившемуся Константину и поднял левую руку, в которой сжимал стек. Сенцов зажмурился: ожидал сокрушительного удара по лицу. Однако Траурихлиген не собирался его бить. Он только упёр стек в грудь Сенцова и заговорил дьявольским полушёпотом: -Ты получишь то, что заслужил, Сенцов! Сейчас, ты повиснешь на колу и будешь ещё три дня охать, пока сдохнешь! – он шипел, как змей, а Сенцов всё ниже и ниже опускал голову, устремил пустой от безысходности взгляд туда, в сырую землю, куда уходит всё, что жило... -Смотри в глаза, трусливый пёс! – взорвался Траурихлиген, недовольный тем, что Сенцов глазеет вниз, и поднял подбородок Константина рукоятью стека. Сенцов вздёрнул нос кверху, потому что ему больше ничего не оставалось, и встретился глазами с глазами Траурихлигена. В них ничего не было, кроме сверхчеловеческой злобы, от чего Сенцов невольно попятился назад. Траурихлиген уже один раз умер и воскрес, что-то в нём изменилось,

но далеко не в лучшую сторону – он стал настоящим чудовищем. За спиною Траурихлигена два солдата притащили из близкого подлеска высокое молодое деревце, отрезали ему все ветки и аккуратненько заостряли верхушку, подготавливая для Константина погибельный кол. Константин невольно сделал ещё два маленьких шажка назад, и упёрся поясницей в дуло автомата. От страха Сенцов немного тронулся умом, он даже не заметил, как малодушно разрыдался и залепетал: -Не надо, пожалуйста, не убивай меня, я не хочу умирать... Я... исправлю... я... я... -Да, исправишь! – прошипел в ответ Траурихлиген, глядя Сенцову прямо в глаза. – Я уверен. Только тогда исправишь, когда сдохнешь! Всё, на этом разговор Траурихлигена с Сенцовым закончился. -Тащите его! – распорядился Траурихлиген и отошёл в сторонку, чтобы не замарать свой чёрный кожаный плащ кровью Константина. Трусоватый Шульц попятился и споткнулся о корень, выронив зонт. -Подобрал! – рыкнул на него Траурихлиген, уперев руки в бока. – Или отправишься вслед за Сенцовым! -Аааа... – проблеял побелевший Шульц и нырнул вниз, подбирая зонтик. Кол уже был готов. Солдаты схватили Константина под локотки и потащили прямо туда, к нему, чтобы казнить. “Три дня будешь охать...” – прошипел ему проклятый фашист, и Сенцов дрожал всем телом, подозревая, что смерть его будет ужасной. -Прощай, турист! – крикнул Константину Траурихлиген и взял под козырёк своей эсэсовской фуражки. – Кол устроен так, что ты будешь о-о-очень медленно умирать. Тебе будет ужасно больно, ты будешь кричать, когда тебе разорвёт кишки! Тебя специально усадят так, что кол не заденет сердца – и даже когда тебя проткнёт насквозь, ты будешь ещё жив! А я буду стоять здесь, и смотреть, как ты умираешь, Сенцов! Траурихлиген хохотал, как сумасшедший, а в ушах Константина гремели похоронные колокола. Он шёл туда, куда его толкали, видел перед собой только свой кол и чувствовал, как горят его щёки и как леденеют его пальцы. Дьявольский взгляд Траурихлигена сверлил обречённую спину Сенцова, и Сенцов едва переставлял отяжелевшие ноги и проклинал всё на свете. И как это он только согласился на эту афёру с заменой??? Он пророчески знал, что не продержится в этом страшном времени и умрёт... Два солдата приподняли с грязной земли кол. Третий солдат толкнул Константина дулом автомата. Всё, другого выхода нет, как сесть на заточенное до игольной остроты остриё и повеселить кровожадного группенфюрера... Со всех сторон тёмными глазницами глядели мертвецы, Сенцов закрыл глаза, стремясь не видеть их, его щёки горели, а холодные дождевые капли стекали по голове, по плечам и падали вниз. Позади него закатывался бесноватым хохотом Траурихлиген и тихонько плакал робкий Шульц... Внезапно что-то случилось – Константина жёстко швырнуло куда-то, а потом сжало так, будто бы он попал в тиски. Сенцов не понял, что произошло, он заверещал поросёнком, выпучил глаза и увидел, как мир перед ним плывёт, стирается, переворачивается. Исчез кол, исчез Траурихлиген, исчез дождь, свалилась с рук верёвка, заглохли звуки... бух! – Сенцова выбросило, как выплюнуло, и он с размаху треснулся обо что-то твёрдое. -Он здесь! – взорвался над ухом чей-то голос, который показался знакомым. Сквозь сжатые веки Сенцов видел свет, плечами и спиной чувствовал, что ему тепло, а то твёрдое, на чём он лежал носом вниз, было сухим... -Да вставай же! – проревел тот же голос, и что-то пихнуло Константина в бок. От стресса Сенцов перестал соображать, он и не подумал вставать, а лишь перевалился на бок и свернулся в позу эмбриона, залился горькими слезами. -Что это с ним? – поинтересовался всё тот же голос. -Кол... кол... – невнятно и гнусаво ныл Сенцов, не двигаясь, подтянув коленки к подбородку. -Разве не видишь, Красный? – ответил другой голос, женский. – Траурихлиген чуть не усадил его на кол! Поэтому он так разнюнился! Надо было хотя бы тебе остаться с ним! -Э, кисель, давай, соберись! – явился сверху грудной бас, а потом – сильные руки сгребли Константина с пола и посадили в мягкое кресло. -Ну, да, и тогда Траурихлиген и меня бы усадил на кол! – огрызнулся самый первый голос. Сенцов сидел ни жив, ни мёртв, дрожал, всхлипывал и не мог выдавить ни одного коротенького словечка. -И долго он так будет? -Ничего, сейчас очухается! -Погано ему! – переговаривались вокруг него знакомые голоса, но Сенцов никак не мог понять, чьи они. Вдруг нос Константина почувствовал приятный и тёплый запах ароматного чая. -На, хлебни! – участливо сказал женский голос, и Сенцов услышал звон ложечки о края чашки. Открыв один глаз, Константин наконец-то увидел, что сидит в кресле в кабинете у шефа опа, а прямо перед ним стоит Звонящая и протягивает ему чашку, наполненную зелёным чаем. Сенцов выхватил чашку, как дикий примат, пролив чай на свою замаранную рубаху, и начал громадными глотками пить, захлёбываясь, причитая. -Фу, дикарь! – поморщился Красный, который стоял неподалёку, около голографической карты мира. -Зря мы учили его манерам! – согласился Бисмарк, одетый в элегантный серый костюм. Шеф же просто, молча, возвышался позади всех и ждал, пока Сенцов, наконец-то придёт в себя. -Кажется, мы успели вовремя, – заметила Звонящая, отойдя в сторонку, потому что Сенцов разбрызгивал чай в радиусе двух метров вокруг себя. Напившись чаю, Сенцов немного успокоился. Он отдышался, выдохнул слово “Спасибо”... -Пожалуйста, – проворчал ему в ответ Красный. И тут же мозг Константина молнией поразила жуткая догадка: Катя! Катя осталась в Краузеберге, Траурихлиген, наверное, озверел, как чёрт, когда Сенцов вдруг исчез у него из-под носа... И может вместо Сенцова проткнуть своим кошмарным колом несчастную Катю!!! -Катя!!! – выкрикнул Сенцов и подскочил на кресле. – Катя!! Катя, надо вернуться и забрать Катю!!! -Какая Катя? – удивился шеф, который ничего не знал про Катю. – Старлей, объясни-ка мне: что там у тебя за Катя завелась? Шеф приблизился к Константину вплотную и заглянул в его побелевшее лицо. Константин вскочил, рвался неизвестно куда и кричал сумасшедшим голосом: -Катя... это моя невеста, которая... вышла замуж за другого... Ну, её пробросило... случайно пробросило туда... Я её спрятал, пока Бисмарк и Красный не вернутся... Они опоздали, Траурихлиген посадил меня в подвал, и её в подвал! Она там... Он её на кол, на кол... Сенцов словно бы взбесился, он панически орал и даже не замечал, что схватил шефа за воротник и трясёт его, пихая к закрытой входной двери. Шеф аккуратно выскользнул из медвежьих лап Сенцова и отошёл подальше. Константин хотел ломануться в дверь, но его перехватил Бисмарк и вернул в кресло, из которого Сенцов выскочил. -И что теперь делать? – осведомился Бисмарк у шефа, удерживая дёргающегося и голосящего Сенцова на месте. -Спасать Катю! – в один голос постановили шеф и Звонящая. -Но для начала – успокоить Старлея! – добавил шеф и схватил со стола тоненькую трубочку, похожую на авторучку. Он дунул в неё и выпустил маленький дротик. Дротик попал в шею Сенцова, и тот сразу же утих и обвис. -Пускай, отдохнёт, – сказал шеф и положил трубочку на стол. – Красный, позови-ка мне Репейника! -Есть! – кивнул Красный, наполнил лёгкие воздухом и ка-ак рявкнул: -Репейник!!!! – аж задрожало оконное стекло, и зазвенел фарфоровый сервиз, который “спал” в невидимом встроенном шкафу. -Я думал, ты воспользуешься селектором... – проворчал шеф, потирая уши. Репейник явился из коридора неспешным прогулочным шагом, застопорился у подставки для цветов и коротко осведомился: -А? -Скажи мне, Репейник, – сразу же надвинулся на него шеф. – Ты можешь прямо сейчас устроить нам полипроброс? -Зачем?? – перепугался Репейник и даже попятился, едва не спихнув подставку для цветов. -Эй, а что тут такого? – осведомился Красный. – Чего ты так копошишься, Репейник? -Красный, ты никогда не знал физику! – огрызнулся Репейник, руками удерживая подставку для цветов от обрушения на пол. – Я тебе уже говорил, что одновременно можно пробрасывать не больше двух человек в сутки! Сенцова я уже пробросил, так что, сегодня я смогу пробросить только одного человека! Эй, шеф, а зачем вам полипроброс? – поинтересовался Репейник, но тяжёлую подставку удержать не смог и она с грохотом врезалась в пол. -Репейник, нам необходимо срочно спасти человека! – твёрдо сказал шеф, проигнорировав то, что его подставка рухнула и развалилась. – Скажи мне, чем грозит срочный полипроброс? -Кошмар!! – всполошился Репейник, подбирая с пола остатки подставки, собирая её заново. – Вы представляете, какой мощный коридор мне придётся создать для полипроброса? Для этого придётся раскачать континуум жуткими темпами! Сколько человек нужно пробросить?? – Репейник то краснел, то бледнел, его руки стали неуклюжими, и наполовину собранная подставка всякий раз рассыпалась. -Нас всех! – заявила Звонящая. – И побыстрее! -Нет! – пискнул Репейник, и в который раз развалил подставку. – Мне не хватит мощности, перегорит моё оборудование! И выгорит вся проводка! А вы можете застрять в коридоре переброса навечно, если сломается флиппер! -Так, Репейник, ты мне тут не ной! – разозлилась Звонящая и схватила Репейника за воротник, оторвав его от подставки, которая развалилась опять. – Траурихлиген наручной малышнёй пробрасывал сюда и обратно роты солдат, да ещё и с кучей пукалок, и ничего нигде не застряло! А ты здоровенной балдой не можешь бросить пять человек?? Давай, Репейник, качай континуум, или я сама нейтрализую тебе память и вышибу из отдела работать дворником!! – она здорово пихнула Репейника, и тот опрокинулся на спину. -Во, даёт! – тихонько заметил шеф. – Даже я бы так не смог... -Соскучилась по Траурихлигену! – хохотнул под свой нос Красный. -Слушай, Звонящая, – проблеял Репейник, сидя на полу среди обломков подставки. – А что если зачерпнуть этого вашего человека, как Старлея? Дёшево и сердито, а? -Не выйдет, – вздохнул ему в ответ шеф. – Мы не знаем её точной антропометрии. Ты можешь совершить ошибку. -Во, блин! – буркнул Репейник, уставившись в пол. – Ну, а если попробовать? -Забей фонтан, Репейник!! – громыхнула Звонящая и вынула из кармана нейтрализатор памяти, нацелив его Репейнику в лоб. – Если ты профнепригоден – мы тебя уволим! -Ну, ладно, ладно... – захныкал Репейник, уползая на четвереньках от грозной Звонящей. – Идите в флип-отсек, сделаю я вам полипроброс!

====== Глава 166. Полипроброс. ======

Под ногами вздрогнул пол, а потом – белые стены флип-отсека превратились в бесконечную череду сырых древесных стволов, покрытых широкими листьями, а яркий свет померк и превратился в мглистую сень. ХЛЮП! – хлюпнуло под башмаками, потому что Сенцов попал ногами в грязь, а лицо ощутило недоброе дыхание чуждого нехронального ветра. Ветер принёс запах палёного и какие-то хлопки, Константин вздрогнул и судорожно огляделся по сторонам. Кусты, деревья, листья... Природа встретила взгляд человека хладным безмолвием, и Константин Сенцов испугался: кажется, он оказался тут один.. -Ребята!! – заорал Сенцов в идиотском и неистовом порыве. – Ре!.. -Чего горланишь? – осведомились слева, и Константин вздрогнул, едва не повалившись назад. -Тихо нужно, – сказал тот же голос, Константин рывком обернулся и увидел Красного у себя за спиной. – А то тут фрицев – две тонны! – сказав так, Красный выдвинулся из-за куста, в котором сидел и приблизился к Константину. – Видишь, Старлей: проброс неточный! – сказал он, хлопая ладонями по листьям. -Ага, трансхрон апгрейдить надо! – возник из неизвестности Бисмарк. – Траурихлиген апгрейдил и – квас! А мы? Репейник всё соплю гоняет, как кисель! -Да неужели Репейник тупее Траурихлигена? – удивился Красный, расхаживая взад-вперёд мимо Сенцова. -Да не, Репейник – ленивый, как тысяча чертей! – фыркнула Звонящая, выходя из-за толстого ствола. – Говорит: сделаю, сделаю! А сам – пиво пить ползёт! Константину сделалось легче, когда он увидел товарищей: слава богу, что их не раскидало за тридевять земель друг от друга. Пускай, Красный с Бисмарком обсуждают Репейника, машут ручкой и хихикают – главное, что они тут, рядом и защитят Сенцова в любой момент... -Всё, братва, некогда тупить! – Звонящая рассеяла возникшее было замешательство и достала электронный компас-навигатор. – Нам туда! – заявила она, глянув на жидкокристаллический экран. – Еленовские Карьеры, ныне – Докучаевск! Сказав так, она невозмутимо двинулась в ту сторону, куда показала. Сенцов не видел там ничего, кроме стволов, но знал, что компас Звонящей – класса “Игрек”, а класс “Игрек” никогда не ошибается. -И, Старлей! – добавила она, обернувшись к Константину. – Мы втроём проберёмся в Докучаевск за Катей. А ты – отправишься к Траурихлигену на его “Весёлую поляну” и задержишь его, пока мы не справимся. Понятно? Сенцов хотел на “Весёлую поляну” ещё меньше, чем в оповский игрек-генератор. Он даже попятился, услыхав такой приказ... -И чья это идея? – возмутился Сенцов, отмахиваясь от мокрых веток и кусачих назойливых мошек. – Баран бы лучше придумал! -Чш! – за спиною внезапно встал Бисмарк, ухватил Сенцова за плечо и зажал ему ладонью рот. – Не ори – тут все всё слышат! -М-мм... – мукнул Сенцов, силясь сказать “Отпусти”. -Старлей, эта идея – моя! – шёпотом заявила Звонящая и тут же нырнула в куст. – Прячьтесь! – шепнула она, а то попадёмся! Прижатый Бисмарком, Константин лежал в кусту и видел, как мимо его носа движутся ноги, вставленные в тяжёлые грязные сапоги, слышал, как они хлюпают по раскисшей грязи и понимал, что это – немецкий патруль. Они прочёсывают лес – кого-то ищут, и автоматы их наставлены вперёд, на возможного врага. Сенцов затих – не шевелил и пальцем, ведь если его услышат – расстреляют всех! -Так, Старлей, план меняется! – прошептала Звонящая, прячась около Сенцова. Константин поспешил испустить вздох облегчения – они не отправляют его на кол... Но. -Включай наручный флиппер! – сурово приказала Звонящая, и Сенцов испугался ещё сильнее – Репейник строго-настрого наказал не включать наручные флипперы до тех пор, пока не запахнет жареным по-настоящему, а то хроносбой какой-то будет. -А? – булькнул Сенцов, желая напомнить Звонящей про наказ Репейника, но та, наверное, решила, что жареным уже запахло, и сдвинула брови. -Давай, слизняк, не сиди! – шёпотом “крикнула” она, а прямо перед их носами хлюпали по мокрой траве тяжёлые сапоги патрульных. Их оружие напоминало пистолеты-пулемёты МР-38, но именно – напоминали: Траурихлиген уже перевооружил своих фашистов игрек-автоматами, замаскировав их под ординарные, немецкие. -Та, ладно... – тихо фыркнул Сенцов, включая наручный флиппер дрожащей рукой: боялся, что обуглится, как сапоги Репейника. -Сейчас мы тебя на “Весёлую поляну” пробросим! – заявила Звонящая, и Сенцов понял, что она не отказалась от идеи его угробить. -Та они убьют меня... – Сенцов попытался отказаться сам, но Звонящая снова сдвинула брови. -Ты дознаватель или слизень? – теперь она не крикнула шёпотом, а рявкнула, и Сенцову пришлось подчиниться начальнице. -Есть, – булькнул он, мысленно прощаясь с жизнью. Его флиппер был уже включен, и показывал на экране красные цифры – дату и время, где сейчас находился Константин. -Все включили флипперы? – осведомился Звонящая у Красного и Бисмарка, которые были веселы и бодры – им понравилась идея прокатиться на наручном флиппере... Плохая идея, однако... безрассудная. -Да, – ответил за обоих Красный. – Может, перестреляем этих патрульных? – осведомился он, маясь от временного безделья. -Нет! – запретила Звонящая, а сама включила игрек-ноутбук, загрузила карту местности, выискивая что-то. – Сейчас, я найду эту Катю по антропометрии, и мы к ней пробросимся! -А... я? – решился спросить Константин... может быть, она передумает отправлять его к Траурихлигену, а разрешит спасать Катю вместе со всеми? -А ты будешь Траурихлигена развлекать! – отрезала Звонящая, глядя не на Сенцова, а в экран игрек-ноутбука. – О, есть, нашла! – обрадовалась она, видя на виртуальной карте красную точку. – Всё, ребята, не теряем времени – проброс! -Угу, – угрюмо кивнул Сенцов, нажал стартовую кнопку и погрузился в погибельный хаос хроноперегрузок. *** Катя сидела в холодном подвале – в полной темноте, взаперти и одна. Кутаясь в прорванную местами ночную рубашку, она в панике и страхе вжималась в сырой угол и каждую секундочку ждала смерти. От голода она не могла подняться на ноги, а от холода – начала хлюпать носом. Иногда в толстой железной двери, которая отгородила её от свободы, с лязгом открывалось широкое и низкое отверстие и рука в перчатке заталкивала в него миску. По запаху Катя понимала, что это – макароны “Мивина”, но от страха не могла подползти, схватить еду и поесть. Бедняжка никак не могла понять, куда она попала, что это за безумный мир – гибрид настоящего и прошлого, наполненный ожившими мертвецами??? Может быть, это чистилище? Катя умерла и попала сюда, а тот человек, Траурихлиген – это дьявол! -Помогите! – закричала Катя, собрав последние силы. – Спасите, я здесь! Кто-нибудь, на помощь!!! Вокруг было безлюдно и тихо – ответило только глухое бездушное эхо. И холодная вода – её капли, стекая по булыжникам стены, противно капали за шиворот и заставляли мёрзнуть. -Костя?.. – пискнула Катя и затихла, прислушиваясь. Тихо, нету Кости. Никого нету. Она одна и она тут просто погибнет... Почувствовав холодное приближение смерти, Катя уронила на коленки растрёпанную голову и залилась горькими слезами. *** Звонящая освещала ступени фонариком и неслышно опускалась вниз, в могильный мрак подвала, где в одну из камер была заточена туристка Катя. Красный и Бисмарк следовали за ней, вооружённые автоматами – на всякий случай. -Фу, сыро тут, как в гробу! – угрюмо буркнул Красный, хлюпая носом. – Схвачу тут с вами ринит! -Цыц! – цыкнула на него Звонящая, не оборачиваясь, чтобы не оступиться. – Тут часовой! Часовой торчал около последней, самой нижней ступеньки и, кажется, клевал носом, привалившись к шершавой сырой стене. -Спит! – оценил Бисмарк. – Я спрошу у него дорогу! -Валяй! – согласилась Звонящая, пропуская Бисмарка вперёд. Часовой сопел и всхрапывал, поводя плечами и подсучивая ногами во сне. Голова его, одетая в металлическую каску, падала на грудь – он даже не дремлет, а спит, ещё немного и он осядет на пол. -Привет! – громко крикнул Бисмарк прямо в его сонное ухо и тут же столкнул часового с ног увесистой затрещиной. -А? Что? Кто?? – испуганно заблеял сбитый часовой, барахтаясь руками и ногами, отталкивая всё дальше от себя свой автомат. -Итак, – начал Бисмарк, поигрывая оружием. – В какой камере сидит туристка? -А? Что? Не знаю... – спросонья залепетал часовой, дрожа и гулко стукаясь о пол своей каской. -Какая из них камера туристки Кати?? – сурово напёр на часового крупногабаритный Бисмарк, указал толстым пальцем вперёд, на аккуратные ряды камер, и прижал его бедное горло к полу тяжёлым сапогом. -Во-вот эт-та... – заикаясь и задыхаясь, просипел часовой, беспомощно ёрзая под ножищей Бисмарка, и слабо кивнул на ту дверищу, которая высилась по правую сторону. -Отлично! – обрадовался Бисмарк и крикнул в темноту коридора: -Братья, я нашёл! -Супер! – отозвалась Звонящая, и они с Красным бесшумно выскользнули из мглы и приблизились к тяжеленной, запертой стальной двери, похожей на корабельную переборку. Часовой попытался отползти в сторонку, чтобы скрыться с глаз, а потом – доложить о вторжении какому-нибудь начальнику, но получил от Звонящей удар по голове и тихо осел на каменный пол. -Чего не оглушил, Бисмарк? – осведомился Красный, разглядывая замок. Кажется, открыть такой можно обычной скрепкой. -Боялся проломить башку, – басом отозвался Бисмарк, ковыряя ботинком жвачку на полу. – Помнишь указ шефа про “безопасные экскурсии”? Кстати, Красный, твоё художество?
– кивнул он на жвачку. -Неа, Траурихлигена, наверное, – отказался Красный. – Он тоже “Дирол” любит! -Так, братва, не мешаем – я открываю замок! – полушёпотом ругнула обоих Звонящая, возясь в замке шпилькой для волос. – Шумите, как носороги, когда работать надо! *** Катя сквозь собственный плач услышала за дверью чьи-то приглушённые голоса и затихла, слушая, что говорят. Очень странно говорят: что-то про “Дирол” и художество... Кто это? Неужели, они пришли убить её?? Катя ещё глубже вжалась в угол. Тут совсем негде спрятаться! А они уже ковыряют замок! -Не-е-ет!!! – закричала Катя, закрывая перепачканными ладошками заплаканное личико. – Не трогайте меня!! Дверь со скрипом и лязгом отъехала в сторону, впустив в тёмную камеру Кати яркие лучи страшного чуждого света. И в этих лучах двигались три жуткие фигуры, они приближались... -Не-е-е-ет!!! Пожалуйста, не надо! – заливаясь слезами, умоляла Катя, а одна из фигур наклонилась к ней и сказала: -Ну, чего нюни распустила? Давай, соберись, ты убегаешь! Катя не шевелилась и тихо плакала, повернувшись лицом в угол. -Кисель! – сообщила вторая фигура, принадлежащая Бисмарку. – Ну и нюня! -Поднимайте её, время не резиновое! – скомандовала третья фигура, Звонящая. – Нас тут сейчас посцапают всех, пока она ныть будет! -А поднимай – это я, – вздохнул Бисмарк, наклонившись, чтобы поднять Катю с пола и взвалить на плечо. -Прочь! – взвизгнула Катя и замахала руками, отгоняя чудовище. -Чёрт! – отшатнулся Бисмарк. – Да она мне чуть глаз не выбила! Чёрт! -Так, отдохни немного, сестрёнка! – вмешалась Звонящая и оглушила Катю лёгким прикосновением к её похудевшей шее. Катя всхлипнула, выпучила зрачки и бессильно осела на пол. -Да, так лучше, когда она не двигается и молчит! – прокомментировал Красный, стоя в стороне. -А от тебя вообще, один вред! – огрызнулся Бисмарк и взвалил Катю на плечо. -Тихо! – шикнула Звонящая и медленно, бочком приблизилась к раскрытой двери. – Там кто-то есть! -Блин! – шёпотом ругнулся Красный и прижался лопатками к стенке. -Дошумелись! – констатировал Бисмарк и тоже – затих. Кажется, часовой что-то кому-то доложил, и теперь – во мраке коридора с фонарями шарили три фигуры, чьи руки заканчивались смертоносными МР-38. Игрек-МР-38. -Так, придётся разделиться! – шепнула Звонящая, задвинулась в камеру Кати и бесшумно прикрыла дверь. – Вы вдвоём отвлечёте солдат, а я – вытащу Катю! -Есть! – тут же согласился Бисмарк, вскинув автомат. -Грязная работа – мне... – пробормотал Красный. – Но я, всё равно, не жалуюсь... -Ребята, я что-то не понял! – в игрек-наушниках загремел обозлённый голос Репейника. -А тебе чего? – осведомилась Звонящая, удерживая оглушённую Катю от падения холодный, грязный пол. -Что я говорил про наручные флипперы? – рявкнул Репейник, беснуясь у себя в пробойной. Ему легко бесноваться – сидит на пятой точке и в ус не дует, а они под пули лезут, да едва не садятся на колья... -Ты сначала настой точность на своей балде, и не пробрасывай нас в лес! – огрызнулась Звонящая. – А потом будешь давать вредные советы! Ты хотел, чтобы мы на карачках в Краузеберг чёртов ползли?? -Еленовские Карьеры... – поспешил поправить Репейник... -Нет, здесь – Краузеберг! – настояла Звонящая, сатанея. – У них одни игреки да брахмаширасы, а мы должны сюда на карачках лезть! Мы с тобой прошляпили, и Траурихлиген проклятый превратил Еленовские Карьеры в Краузеберг! Сейчас, мы опять включаем наручные флипперы и пробрасываемся в нормохронос – хочешь ты этого или нет! – постановила она, решив закончить миссию сейчас и спасти всех и сразу. Кроме Сенцова – они его потом пробросят и тоже спасут. -Постойте, ребята, не прыгайте... – Репейник на том конце, буквально взмолился, не давая им проброситься. -Это ещё почему? – удивилась Звонящая, настраивая свой наручный флиппер на нормохронос. -У меня тут с осциллятором проблемка... – нехотя пояснил Репейник. – В межсрезовом пространстве повиснете... -Мой флиппер с осциллятором! – сурово отрезала Звонящая. – А сейчас, я вижу, аварийная ситуация! -Нет! – устрашённо вспищал Репейник и даже скинул у себя что-то на пол, что зазвенело, рождая в передатчике противный свист. – Твой осциллятор недоработан! Помнишь мои сапоги?? -Чёрт... – огрызнулась Звонящая, отключив на время игрек-связь. – Ребята, придётся делиться. Мы пока что не можем вернуться домой. -Блин... – буркнул Красный. – А я только подумал о том, какой сэндвич съем, когда вернусь... -Всё, пошли! – Звонящая отдала приказ, и Красный с Бисмарком пошли вперёд, чтобы вступить в бой с фашистами. Их было много – целый отряд, и Красный, который шёл впереди, притаился около высокой прохладной стены, подав знак Бисмарку, чтобы тот тоже замер. Бисмарк притаился, держа наготове тяжёлую базуку, чтобы пустить её в ход в любой нужный момент. Фашисты их искали – они не маршировали, как обычно маршируют, а крались, будто прочёсывая всё в поисках врагов. -Бисмарк, ты стрельни в них разок и бежим! – решил Красный, высунувшись немного и наблюдая за ними, как они крадутся со своими игрек-автоматами. – мы должны отвлечь их от Звонящей! -Не вопрос! – бесшабашно согласился Бисмарк, выпрыгнул из укрытия и пустил игрек-ракету в самую гущу серых солдат! ВЖЖ! БАХХ!! – ракета с воем просвистела в воздухе, врубившись в асфальт, взорвалась, расшвыряв немцев в разные стороны. Те, что выжили в этом взрыве, переполошились, разорались, принялись палить куда придётся. -Вперёд! – крикнул Красный, выскочил из-за простенка и побежал вперёд, куда глаза глядят, мимо беснующихся фашистов, а за ним и Бисмарк побежал, стрельнув ещё один раз. Немцы клюнули на них – паля из автоматов, пустились в погоню, а Красный и Бисмарк перебегали от одного дома к другому, убивая тех фашистов, которые оказались у них на пути. А их становилось всё больше и больше – услыхав выстрелы и взрывы, на них сбегались и съезжались на мотоциклах все патрули. В одной руке Бисмарк держал игрек-базуку, во второй – игрек-шмайссер и стрелял то из одного оружия, то из другого, отбиваясь от наседающих врагов. Красный был точно так же вооружён и тоже стрелял, взрывая солдат, здания, дороги, машины... *** Звонящая прислушалась и услышала рядом с собой только тишину и плаксивые всхлипывания очухавшейся Кати. Немцы клюнули на Красного с Бисмарком и гонялись за ними, бросив караулить и обыскивать магазин, и Звонящая решила потихоньку выбираться и уводить Катю. -Так, Катя, пошли! – скомандовала она, взяв сенцовскую невесту за руку и таща её за собой, по осклизлым холодным ступенькам, вверх, к дневному свету. Она была одета в глупую ночную рубашку, а ноги Кати оказались босыми – неприглядный костюмчик для побега от фашистов, и Звонящая решила так: она найдёт немчика, сдерёт с него мундир и сапоги, и отдаст его Кате, чтобы та всё это надела. -Куда мы идём? – спросила шатающаяся Катя, едва поспевая за быстро шагающей Звонящей. -Домой, – негромко ответила Звонящая, выводя Катю из магазина на воздух. Катя зажмурилась, оказавшись на солнце – просидев в подвале, она отвыкла от света – и споткнулась обо что-то своей босой ногой. -Ай... – Катя всхлипнула и захромала, застряв. -Ну, что ещё? – фыркнула Звонящая, которая, присев за стеной магазина, уже высмотрела немчика для того, чтобы отобрать у него мундир. Немчику было лет восемнадцать-двадцать, и он шатался в одиночестве у подбитого мотоцикла. Наверное, но сурово навернулся с него и стукнулся головой – забацанный был, и весь в крови. -Я не могу идти... – прохныкала Катя, показав на разбитый большой палец. -Тьфу ты, чёрт! – ругнулась Звонящая, бросив немчика произвол судьбы. Зачем этой Кате мундир, когда она не может бежать? Чтобы тяжелее стала?? В рубашке её легче будет нести! -Иди сюда! – Звонящая фыркнула и взвалила Катю к себе на плечо, чтобы донести её вон до того приземистого здания с высокими воротами, передохнуть там и так далее, пока не достигнет леса. Катя заныла, повиснув, а Звонящая, пригибаясь под её весом, проворно выскользнула из укрытия и побежала по развороченной ракетами Бисмарка дороге к намеченному зданию. Тут не было живых немцев кроме того, забацанного – только трупы, горящая техника, воронки и камни. Живые немцы гонялись за Красным и Бисмарком, и Звонящая слышала в отдалении их стрельбу и голоса. -Мне страшно... – проныла на её плече Катя, ворочаясь. -А мне тяжело! – огрызнулась Звонящая, пробегая мимо полыхающего мотоцикла и задержав дыхание, чтобы не вдыхать мерзкий удушливый дым. Вверх вздымались языки горячего пламени, превращая воздух вокруг в духовку, а до намеченной постройки оставалось метров пять, когда за спиной послышался злой голос, похожий на лай: -Партизан! Хальт! Хэндэ Хох!! Рывком обернувшись, Звонящая поняла, что их заметил забацанный немчик и решил остановить, прицеливаясь из автомата. -Сгинь! – ругнулась Звонящая, выхватила пистолет свободной от Кати рукой и тут же пристрелила проклятого фашиста, заставив его повалиться носом в грязь и умереть. Она прибавила скорости, пыхтя под весом Кати, и быстро оказалась около приземистой постройки, притаилась возле неё, переводя дух и оглядываясь в поисках врагов. Не увидев последних, Звонящая заскочила за высокую дверь и прикрыла её за собой, чтобы никто не заметил её и тяжёлую, ворочающуюся Катю. Здание являлось конюшней – пространство внутри него оказалось поделено на стойла, в которых храпели и фыркали потревоженные лошади. “Отлично!” – обрадовалась Звонящая вновь обретённому транспорту и направилась к ближайшему из стойл, где топталась крупная гнедая кобыла. Катя вяло ворочалась на плече Звонящей и тихо, жалобно стонала. -Сейчас, сестрёнка, мы отсюда уедем! – сказала ей Звонящая и погрузила Катю животом на спину кобылы. Убедившись, что Катя не свалится, Звонящая сама вскочила в седло, схватив поводья, и пришпорила лошадку каблуками. -Вперёд, лошадь! – крикнула она, а кобыла взвилась на дыбы, рванула вперёд, сокрушив непрочные ворота конюшни, и понеслась через двор, расшвыривая всё, что попадалось ей под копыта. Выскочив из здания конюшни, лошадь Звонящей налетела на кого-то и смяла под копытами, едва не сбросив седоков. Звонящая поняла, что это – немец попал под копыта лошади, его каска с лязгом покатилась по выбитому асфальту. -Но! – Звонящая пришпорила лошадь, увидав, что смятый немец тут был не один – к конюшне подтянулся целый отряд. Лошадь поскакала быстрее, Катя, взвизгнув, вцепилась в ногу Звонящей своими холодными руками. -Партизанен! Партизанен! – орали немецкие солдаты и мельтешили муравьями, палили, один швырнул гранату, промазал мимо быстроногой лошадки и попал в стенку полуразрушенного дома. Граната взорвалась с огнём и громом, осколки едва не зацепили лошадку, а Звонящая всё пришпоривала и пришпоривала её, гоня к воротам. Оглушённая взрывом, Катя заболталась беспомощной куклой и это хорошо: не мешает направлять лошадь и отстреливаться. Пули свистели над головой, одна даже сшибла со Звонящей игрек-очки. Но Звонящая не сбавляла ход – бросив кобылу в сумасшедший галоп, она неслась через изувеченный парк к городским воротам. Позади ревели мотоциклы – немцы преследовали и палили, пытаясь подбить лошадку. Катя стукалась руками о крутые лошадиные бока и опасно качалась, грозя свалиться. Над головой снова просвистела очередь, а за спиной послышался рёв мотора – немцы гнались за ней на мотоцикле и стреляли, и тогда Звонящая выхватила свой автомат и пальнула назад ответной очередью, вышибив из коляски стрелка. Стрелок, убитый, покатился кубарем, но водитель остался в седле, продолжал погоню, лихо поворачивая мотоцикл попятам за лошадкой Звонящей. А кроме того – он вытащил пистолет и принялся с хлопками палить, пытаясь пристрелить лошадь и сбросить Звонящую с Катей на каменистую землю. -Чёрт... – фыркнула Звонящая, пустила вторую очередь, не глядя. Мимо водителя она промахнулась, зато пробила переднее колесо мотоцикла, из-за чего он завихлялся, съехал в кювет, опрокинулся и загорелся. Впереди показались контрольные будки и шлагбаум – выезд из города, к которому и направляла Звонящая свою быстроногую лошадь. У выезда собрались часовые – решили их задержать, но Звонящая только пришпорила лошадь, заставляя её скакать прямо на сгрудившихся солдат. Закинув автомат за спину, Звонящая сжала поводья лошади одной рукой, а второй – придерживала Катю, чтобы та не слетела и не размазалась о дорогу. Лошадь мчалась бесноватым галопом, храпя и потея, смяла ещё солдата и ещё... -Опускай! Не дайте им уйти! – бесновались часовые на выезде, расхватывали оружие, поняв, что Звонящая не остановит лошадь, а будет переть до тех пор, пока не передавит их всех и не вырвется в лес. Один часовой в бешеном темпе вращал ручку, опуская полосатый шлагбаум, чтобы создать шальной лошади суровое препятствие. -Ха-альт! – другой солдат, наверное, храбрый, выскочил вперёд и заревел бешеным голосом, выпятив впереди себя автомат, надеясь остановить беглецов. Звонящая не собиралась сдаваться – она обязана спасти сенцовскую Катю. -Но! Пошла! – закричала она, крепко пришпорив кобылу каблуками. Лошадь заржала, ускорила галоп, смяла под собой этого бесполезного героя и ринулась дальше, давя и разгоняя других часовых – скакала прямо на опущенный шлагбаум... -Но! Вперёд! – подгоняла её Звонящая, кобыла испустила истошное ржание, на скаку перемахнула шлагбаум широким прыжком и рванула прочь по раскисшей грунтовке. Сбитые немцы катились по грязи и исчезали в хаосе растительности. -Догнать, расстрелять! Стоять! – свирепствовали позади крики фашистов и тонули в рёве мотоциклетных моторов. Бросив быстрый взгляд назад, Звонящая поняла, что отставать они не собираются – будут преследовать до тех пор, пока не схватят или не застрелят! Главное, чтобы они не зацепили Катю! -Держись, сестра! – сказала Звонящая неподвижной Кате, перехватила поводья левой рукой, а правой подняла автомат. Немец на головном мотоцикле так и гвоздил, пули свистели под копытами кобылы, врубались в дорожную грязь... -Получай! – выдохнула Звонящая, вдавила курок и одновременно повернула кобылу с дороги в лес. Автомат Звонящей прострекотал очередью, и переднее колесо головного мотоцикла получило пулю, с грохотом лопнуло, сбив мотоцикл с пути. Он выполнил неуклюжий вираж, слетел с дороги и покатился кубарем, расшвыривая грязь. Загорелся, пуская снопы пламени и на лету врубился в два следующих мотоцикла, накрыв их огненной волной. Над лесными верхушками грохнул взрыв, жгучий ветер опалил Звонящей спину и затылок... Несомый ветром, горячий пепел поджигал листья. Кобыла, храпя, неслась вперёд, рассекая густые заросли, Звонящая оглянулась снова и увидела посреди дороги ревущий пожар и немецкие мотоциклы, которые, не успевая затормозить, влетают в него и тут же взрываются, наполняя воздух адским громом и вонью горелой резины. Всё, погоня захлебнулась – они нескоро расчистят этот полыхающий завал – можно дать отдых и кобыле, и Кате, и самой себе. -А... а... – блеяла, приходя в сознание Катя и слабенько возила руками по крутому кобыльему боку. -Тихо, сейчас, мы тебя домой пробросим! – сказала ей Звонящая, натягивая вожжи, чтобы кобыла сбавила ход. -Кто вы такие? – пролепетала Катя, сделав попытку сесть, но не смогла и осталась лежать животом поперёк лошадиной спины. -Мы – друзья Старлея, то есть, Сенцова, – негромко ответила ей Звонящая, не забывая смотреть по сторонам и выискивать возможную погоню. Кажется, погони нет, и лес вокруг спокоен. Мирно шевелятся на утреннем слабом ветерке разлапистые древесные ветви, птицы свистят, чирикают, выкрикивают и напевают... Небыстро рыся, лошадка удалялась в заросли, переступая ямки, перескакивая узкие, быстрые ручьи которые то и дело попадались на пути. На толстую ветку сосны выпрыгнула рыжая белка, понюхала воздух, сгрызла орех и спряталась вновь. -Куда вы меня везёте? – спросила Катя – уже громче. Звонящей не очень нравилась разговорчивость туристки – шумит, её могут услышать. -Тихо! – шикнула на Катю Звонящая, не опуская автомат: а вдруг гомон туристки уже услышан, и немцы потихоньку окружают их? -Куда?.. – начала Катя, барахтаясь ногами. -Цыц! – отрубила Звонящая, едва удержав себя от оплеухи, которая бы оглушила туристку и заставила бы её замолкнуть. -С-скажите... – Катя не желала замолкать, а всё тиранила своими глупыми вопросами. – Эрих – это Траурихлиген? -Как ты мне надоела... – тихо фыркнула Звонящая и легонько дотронулась указательным пальцем до Катиной шеи. – Поспи, сестрёнка, тебе полезно, – сказала она, видя, как Катя обмякла и повисла в седле, на время вернув тишину. Разобравшись с Катей, Звонящая надела запасные игрек-очки и включила их. В нехрональный реальности без игрек-очков не обойтись, в обязательный комплект снаряжения теперь входят запасные очки. *** Константин Сенцов боялся. Звонящая дала ему умопомрачительное задание – проброситься на “Весёлую поляну”, появиться перед разъярённым Эрихом Траурихлигеном и отвлечь его на себя до тех пор, пока товарищи не вызволят Катю. Он никогда не вернулся бы к Траурихлигену после того, как чудом спасся с самого кола, но ради Кати он был готов вернуться хоть, в ад, лишь бы она осталась жива. Он морально приготовился к встрече с дьяволом и, пробросившись... Застопорился, стоя в высокой жухлой траве по колено, потому что адский проброс дезориентировал его. Сенцов не понял, куда попал – трава повсюду, а когда улеглась боль и тошнота – вдруг увидал перед собою солдата. Сенцов вздрогнул от страха, и тут же осознал: солдат стоит к нему спиной, смотрит на утыканный кольями “весёлый” холм, а сам Сенцов попал на самую окраину страшной поляны Траурихлигена и оказался под защитой куста. Он видел и Траурихлигена – кровожадный генерал бесновался, а солдаты, которые готовили Константину кол испуганно озирались, не понимая, куда делся приговорённый. Траурихлиген в отличии от них прекрасно понимал, что Сенцова пробросили в нормохронос – и от этого всё сильнее злился. Сенцов собрал в кулак всю храбрость – Эрих вытаскивает из кармана смартфон, чтобы звонить своим приспешникам и требовать привести на кол бедную Катю – чтобы она приняла мучительную смерть вместо Сенцова. Константин этого не допустит, и поэтому он выпрыгнул из куста, навернул ногой ничего не подозревавшего солдата и громко крикнул, наступив на его оглушённое тело: -Эй, фашист, я здесь!! -А? – Траурихлиген поднял свою злобную голову, скрежеща зубами, заметил Сенцова, как тот пинает солдата... – Ну, сейчас я с тобой разберусь! – зарычав, он моментально отобрал у ближайшего к себе фашиста автомат и принялся стрелять в Сенцова очередями, пытаясь убить. Пуля угодила Сенцову в руку, больно оцарапав, Константин решил бежать, и следующая пуля ударила его между лопаток, задержавшись в игрек-броне. -Ай! – Сенцов сбил дыхание, ощутив тяжёлый удар и с размаху рухнул в грязь, едва её не нахлебавшись. -Хватайте этого слизня! – рычал позади него Траурихлиген и бежал громадными скачками, стремительно приближаясь. За спиною Константина собрались солдаты, ухватили его за руки, оторвали от земли, водворив на ноги. Но Сенцов решил им не сдаваться – навернув одного кулаком, он вырвался, саданул второго ногой в живот и побежал, куда глаза глядят. Впереди были кусты, высокие травы, снова кусты... С размаху Константин врубился в заросли и забился в куст, скрылся в его густой листве и затих. -Так, сейчас поохотимся на партизанчиков! – долетел до него хищный смешок Траурихлигена, Сенцов чуть выглянул и увидел, что фашист продирается сквозь кусты туда, к нему, с пистолетом-пулемётом “МР-40-игрек” в руках... Сенцов замер, прижавшись к земле, однако знал, что земля всё равно его не спасёт – Сенцову надо снова бежать... Константин вскочил на ноги и рванул куда-то, куда смотрели его вытаращенные глаза. -Он здесь! За ним! – неприятно заорал за спиною его Траурихлиген, лязгая оружием – Догнать! Расстрелять! За спиною топотали десятки шагов – солдаты бежали за Константином по пятам и стреляли, стреляли, не переставая. Сенцов чувствовал, что не сможет так долго удерживать сумасшедшую скорость: выдохнется, да и корней здесь полно – можно запросто споткнуться и сделаться лёгкой добычей. Ботинки утопали в илистой грязи, Константин бежал всё медленней, потому что становилось трудно отдирать ноги от земли. Сшибая грудью и поцарапанными руками высокую осоку, Константин выполнил прыжок и... ПЛЮХ! – проревела грязная вонючая вода и Сенцов погрузился с покрышкой, наглотался, пошёл к далёкому погибельному болотному дну... “Русальная елань!” – пронеслось в бедной утопающей голове. -НЕЕЕТ!! – заорал Сенцов, пуская в густой жиже пузыри, растерял последний воздух и принялся судорожно болтать конечностями, стремясь всплыть. Коленки коснулись холодного мокрого ила на дне, а голова... вдруг выпрыгнула на поверхность! Воды оказалось по колено, Константин ощутил дно и какой-то камень, который неприятно впился в ногу. Встав, Сенцов отплевался от противной горькой жижи и огляделся вокруг. Деревья, камыши, камыши, деревья, какая-то птица выскочила из-за ближайшего косматого куста... Неужели они отстали?? Решили, что Сенцов утонул? Испугались елани? Или прячутся?? Константин вдруг понял, что возвышается по колено в воде, как на ладони – его заметят и за километр, если он и дальше будет так торчать... Пригнувшись ниже, к самой воде, Константин осторожно встал на четвереньки. Затхлая тина вокруг него отвечала негромким чавканьем и Константин замер, чтобы не создавать лишний шум. Птицы свистят, лес шумит... Плещет дурацкое болото.... Кажется, человечьих звуков нет – безопасно, можно тихонечко ползти во-он к тем камышам: они достаточно густы для того, чтобы в них скрыться... Загребая воду руками, Константин медленно-медленно, как могла бы ползти большая черепаха двинулся через болото туда, в густую заросль, которая скроет его с вражеских глаз и спасёт... На время. Скоро Бисмарк и Красный отобьются от преследования и придут за ним. А пока Сенцов пересидит тут, под защитой длинных толстых листьев. Ноги скользили по дну, и Сенцов, передвигаясь, рисковал плюхнуться и снова уйти под воду с покрышкой. Аккуратно удерживая зыбкое равновесие, он добрался до кромки воды и вылез на низкий грязный бережок, густо усаженный камышом и осокой. Под ногами торчали утиные гнёзда, и Константин обходил их, как мог, но дикие утки, которых тут оказались миллионы, с гвалтом и свистом вырывались в воздух, хаотично кружились, выдавая его, а некоторые даже больно клевались. -Кыш! Да кыш ты, господи! – гонял их Сенцов и махал руками, как бешеная мельница. Забравшись поглубже, мокрый и поклёванный Константин уселся в гуще болотной зелени, пристроился, где посуше, чтобы поменьше мёрзнуть, и затих. Утиные стаи кружились над осквернённым своим убежищем и голосили, свистели крыльями,трещали. Да, кажется, Сенцову недолго тут сидеть – из-за проклятых уток его могут обнаружить, поэтому надо тихонько выбираться и искать остальных самому. И вдруг Константин Сенцов заслышал шорох. Нет, это не утки и не ветер, это – кто-то пробирается к нему, ломая камыши! Человек! Только человек мог издавать такой тяжёлый шум, вламываясь в заросль! Чёрт! Сенцов не на шутку испугался: неужели, это солдаты Траурихлигена так быстро вычислили его по уткам??? Надо бежать! Или прятаться?? Или бежать??? Бежать! Константин выскочил из засады, рванул вперёд наугад и... Столкнулся нос к носу с человеком. -А-а-а!! – взвизгнул Сенцов, потому что в руках человека ему сразу же представился погибельный автомат. Человек отшатнулся от Константина, как от волка и застыл, оглядывая его круглыми глазами. Сенцов тоже застыл, ожидая расстрела, и в свою очередь, оглядывал незнакомца. Нет, это не Траурихлиген, и не солдат Траурихлигена – кто-то другой, хотя и затянут в какой-то серый мундир, но он и не немец и вообще, какой-то странный. Тощий, высохший, обветренный, глазки прищурены, а носик крохотный, будто бы у первоклассника. -Ру-ру-русалка... – этот тип шепелявил по-русски и ещё – его костлявые руки тряслись, а острая нижняя челюсть дрожала. -Русалка? – Константин удивился. Он ожидал услышать: “Стой!”, “Руки вверх!”, “Расстрелять!”, но никак не о русалках. – Послушайте... – пробормотал он и поднял руку, чтобы поскрести затылок. На мокром и грязном рукаве Сенцова повис косматый клок тины. Глаза незнакомца расширились ещё больше. Казалось, он даже перестал дышать, вперившись в эту тину. Он только вздрагивал и булькал, бледнея, а его трясущаяся рука никак не могла нащупать на поясе кобуру. -Не... – начал Сенцов, попытавшись сказать: “Не бойтесь”, но незнакомец отпрянул назад, намереваясь сбежать. -Русалка-а-а-а!!! – истошно завопил он и задал такого стрекача, что Константин даже не заметил, когда его пятки скрылись в ближайшем кусту. -Чёрт! – ругнулся Константин, стряхивая с себя дурацкую тину и грязь. Сенцов решил выбраться из камышей и отыскать хотя бы Красного, но вдруг в его воротник кто-то жёстко вцепился и с силой дёрнул, из-за чего Константин потерял равновесие и едва не полетел в воду.

“Русалка!” – выдал дурацкую информацию закипающий мозг, и Константин рывком обернулся, силясь увидеть, что это за такая “русалка”.

Некто дёрнул воротник ещё раз и сильнее, Сенцов опрокинулся на спину, больно навернувшись о какой-то камень. А тот, кто его поймал, проволок Константина по грязи, выпер из камышей и швырнул, словно мешок. Константин зажмурил глаза, чтобы их не залепила грязь, и тут же услышал над собой знакомый голос: -Думал, что удрал, да? Евстрат тупой, решил, что ты – русалка! А что ещё можно ожидать от деревенщины? Но я-то сразу понял, что этот обрубок обнаружил тебя! Смахнув ладонью грязь с лица Константин разлепил глаза и понял, что попал в беду. Оказалось, что он лежит на спине, на дне неглубокой сырой ямы, а над ним скалою возвышается Эрих Траурихлиген. В руке Траурихлигена сверкал автомат, но он не целился, а просто держал его и говорил: -Я и не ожидал, что ты решишь вернуться, слизняк! Видимо, не такой уж ты и ничтожный... Ну что ж, я с удовольствием уничтожу тебя! Выдрать это чучело из ямы и отвести обратно, на кол! – приказал он кому-то, кто стоял за его спиной, и тот час же над Сенцовым нависли два солдата. Они схватили Константина под мышки, грубо выволокли из грязи и грязной воды и водворили на ноги. -Шагай! – каркнул один, и Сенцов поплёлся послушной марионеткой, потому что в спину упёрлось твёрдое металлическое дуло. -Наверное, ты хотел спасти Катю? – со злорадной улыбкой осведомился Траурихлиген, поигрывая автоматом перед сопливым носом Сенцова. -Да! – храбро ответил Сенцов, выпятив грудь, потому что понял, что ему больше нечего терять. Он отвлечёт на себя Траурихлигена, а его верные товарищи пока проберутся в Еленовские Карьеры и спасут Катю. Сенцов пожертвует собой, но Катя сможет оказаться дома и... Вернуться к бухгалтеру... Вот, что значит “искупить вину”, ведь Константин сам наградил свою бывшую невесту остаточными молекулами! -Да? – ухмыльнулся Траурихлиген. – Так вот! – сказал он, будто вколотил. – Сначала на кол отправится Катя, а ты посмотришь, как она мучается и послушаешь, как она кричит! И только после этого на кол отправишься ты сам! Понял, турист? -Нет! – взвизгнул Сенцов, рванулся в крепких руках солдат и тут же почувствовал что-то внутри себя, что заставило его рывком присесть, дать одному солдату подсечку, сшибить второго кулаком и накинуться на проклятого Траурихлигена, с абсолютно неестественной для себя адской злобой. Победить или погибнуть! Константин прыгнул, одновременно выбросив вперёд правую ногу. -За Катю! – выдохнул он, и тут же был схвачен стальной рукой и повергнут в ту же холодную грязь, из которой его недавно подняли. Траурихлиген легко перехватил ногу Константина в полёте и опрокинул Сенцова на лопатки. Перед своим носом Константин увидал два автомата, и сдался окончательно. -Что-то в тебе не так! – проворчал Траурихлиген, глядя на побеждённого Константина сверху вниз. – Раньше ты был куда слабее и трусливее... Что-то ведь оп запихал тебе в мозги... – Траурихлиген схватился за свой подбородок, а потом вдруг растянул страшную ухмылку и злорадно сообщил: -Вот что, турист, я передумал! Я не буду сажать тебя на кол! Стыдно признаться, но, услышав о помиловании, Константин Сенцов испустил незаметный ни для кого вздох облегчения. -Ты посмотришь, как протыкают Катю, а потом – я поставлю на тебе пару троек занимательных опытов! – радостно говорил Траурихлиген с видом победителя и властелина. – Поднимите его! – приказал он солдатам и достал из кармана смартфон. Траурихлиген набирал какой-то номер, а Константин, во второй раз поднятый на ноги и взятый на прицел, тупо смотрел в землю, на бесполезные жёлтые лютики, слышал, как свистят над его бедной головою злые птицы и ни о чём не думал. Всё, он погубил Катю – что теперь думать о собственной жизни? Зачем она, эта жизнь? Чтобы прожить её с вечным позором? -Баум! – бодро сказал Траурихлиген в трубку навороченного своего смартфона. – Выволоки из подвала туристку, и пускай её привезут на “Весёлую поляну”! Кстати, можешь и сам приехать! Обещаю тебе, что будет очень весело! Сенцов растерялся. Он тупо топал и не знал даже, что делать. Если он набросится на кого-нибудь на “Весёлой поляне”, когда привезут Катю? Из этого ничего не выйдет – Сенцова просто оттащат, а Катя погибнет... Но, стоп! Кажется, Траурихлиген не знает, что Сенцов тут не один! Хоть бы Звонящая успела забрать Катю! Только Катю, ведь Сенцов и так уже потерян... Кажется, для опа это нормально – сколько раз Красный трещал про гибель дознавателей!