Тыл-фронт

Головин Андрей

— Вот здесь освободилось — показал парень на нижний ярус нар. — Вчера расстреляли товарища…

— Матроса? — спросил Гулым. — Последнюю ночь вместе были… Я его и в могилу снес, — тихо добавил он. — Артема Зотова не знаешь?

Знаю. Рядом с тобой будет. Сейчас в штрафниках до очередного перемещения, — пояснил молодой. — Ты его знаешь?

— Нет. Шамрай наказывал встретиться.

В одно из очередных перемещений в барак возвратился Артем Зотов. Гулым обрадовался ему как старому знакомому и через него быстро подружился и с парнишкой — Петром Варовым. Пока их из-за

увечий не посылали на работы, они коротали длинные летние дни до вечерней переклички. Варов рассказал Гулыму о себе. Его сначала ранили в плечо, затем в шею. Успев спрятать документы, он потерял сознание, а очнулся уже на чужой земле в руках врагов. Еще не успели затянуться раны, как начались допросы. Варов не отвечал. Ломали пальцы, капали воду в рот, нос, топтали щиколотки, подвешивали за ноги, за руки — молчал.

— Живуч парень, хотя на вид тщедушен, — с отцовской жалостью думал о нем Зотов.

Через несколько дней увели Петра Варова на очередной допрос, или, как выражался Хасимото, на «исследование». Притащили его через три часа окровавленного и бросили на пол. Возвратившиеся с работы Зотов и Гулым уложили Петра на нары.

— Ничего, ничего, парень, пройдет! — повторял Зотов любимые слова Варова.

— Пройдет, Артем Петрович, — чуть слышно отозвался Петр и даже попытался улыбнуться.

Гулым отвернулся, на глазах у него показались слезы.

Крепись, друг, — склонился Артем к Варову и тихо запел:

Врагу не сдается наш гордый «Варяг».

Пощады никто не желает!

— Умолкни, Артем! — выкрикнул Гулым, вспомнив страшную смерть Шамрая.

— Так легче переносить горе, Никула… Спруты несчастные, всю кровь из парня выпустили…

— Молчальник, вот они его и донимают, — отозвался Гулым, — злобятся, что голоса его не слышали.

— Голос-то мой они теперь слышали, Никула Ксенофонтович, — тихо проговорил Варов. — Я теперь дерусь, кричу, когда мучают… Так, кажется, легче…

— Смотрю вот я на вас сколько, а так и не пойму, — медленно заговорил Гулым, много думавший в эти дни. — Шамрай — железо, Артем с виду и по крутым словечкам вроде на меня походит? Вы вот образованный, с виду мягенький, а только есть у вас что-то схожее, непонятливое, особливое. Я тоже вроде русский, а нет во мне этого. Сейчас пожил с вами, хоть и смерть ближе, а на душе светлее стало. Словно бы хворал до этого, а не жил. Слыхивал я, что есть птица такая: посади в клетку, разбивается об нее, а сидеть не будет. Так вот и вы. Артем коммунист? — шепотом спросил Гулым.

— Коммунист.

— А вы?

— Я комсомолец.

Гулым умолк.

В последующие дни жить всем троим стало заметно легче: Варов отлеживался, набирался сил, хотя руки у него по-прежнему висели плетьми. Артема и Никулу перестали гонять на тяжелые работы. Баланда, которой кормили, стала гуще. Гадали они по этому поводу много и пришли к выводу, что надо ждать какой-то особенной пакости.

— На мыло, что ли, нас? Ежели хотят, чтобы жирку поднакопили, все равно питание не позволяет, — шутил Артем.

Дело

в том, что Хасимото уже подписал приказ отправить их в отряд Исии. Предварительно полковник распорядился смягчить для них режим.

Однажды всех троих вывели из барака и втолкнули в крытую машину. Зотову и Гулыму надели ручные и ножные кандалы. Для Варова эта предосторожность была излишней.

Выставив винтовки тесаками вперед, два японца-конвоира не сводили глаз с пленников. Третий солдат занял место в кабине.

«Последний путь», — думал Варов, изредка поглядывая на дверцу. Город остался позади. Недалеко от дороги сплошной цепью потянулись поросшие зеленью сопки, вдали узкой полоской краснел закат.

Пленники сидели неподвижные, безразличные, и внимание конвойных ослабело. Взглянув в окно, один из них толкнул второго, что-то проговорил, и тот тоже повернулся посмотреть.

Артем уловил этот момент. Словно молот, опустились на голову конвоира его скованные вместе кулаки, утяжеленные кандалами. Гулым бросился на второго, но тот, как кошка, отпрыгнул в сторону и проткнул его тесаком. Падая, он успел еще увидеть, как Артем второй раз замахнулся кандалами.

Растерявшийся от неожиданности Варов вскочил и в следующее мгновенье был отброшен к дверце, распахнувшейся от толчка, и вылетел из машины. «Беги!» — успел он расслышать крик вытолкнувшего его Артема. Упав плашмя на дорогу, он подвернул и без того перебитую руку.

Пронзившая боль тут же забылась. Вскочив на ноги, Варов замер посреди дороги, с нетерпением вглядываясь в удалявшуюся машину. Но сколько он ни смотрел, из-за болтавшейся на петлях дверцы так никто и не показался.

3

Дочитав поданную вестовым записку, генерал Кислицын обеспокоенно взглянул на Ермилова.

— Нас снова вызывают в миссию. С чего бы это?

— Там узнаем, ваше высокопревосходительство, безразлично отозвался Ермилов.

— Да-да… Прикажите, полковник, машину.

В японскую военную миссию они прибыли за три минуты до назначенного времени. В большом неуютном кабинете, куда их привел высокий, чопорный адъютант начальника военной миссии капитан Маедо, кроме начальника, находился и принц Такеда. Его присутствие произвело на Кислицына ошеломляющее действие. Заметив высочайшего ставленника, главком остановился на полушаге, сдернул с себя фуражку и, перегнувшись в пояснице, земно поклонился.

— Здравия желаю, ваше высочество! — по-солдатски обалдело выкрикнул он.

Ермилов от этого почитания побагровел.

— Я вынужден встречаться с вами, господин Кислицын, по некоторым очень важным причинам, — сухо заговорил Такеда, не отвечая на поклон старика, тоном, который не сулил ничего хорошего. Ермилова принц, казалось, не заметил вовсе. — Из представленного главнокомандующему начальником военной миссии доклада видно, что ваша агентурная сеть в России полностью провалилась. Больше того! — повысил голос Такеда. — Ваши агенты клевещут на наших дипломатических лиц в России…