Тыл-фронт
Шрифт:
— Поясните генералу, что население Чанчуня ненадежное, — заключил барон.
Выслушав Хата, русский чему-то усмехнулся и отрицательно покачал головой.
— Он говорит, что население для него и его солдат неопасно, — перевел Хата ответ. — Оно опасно для нас…
— Я это и хотел сказать, — недовольно прервал начальника штаба командующий.
— Я тоже так передал, но господин Ковалев уверяет, что он отдаст мэру города приказ — и нас никто не тронет…
В этот же вечер генерал Ямада получил от русского представителя краткую информацию:
«За 20
Командующий Третьим фронтом генерал-лейтенант Усироку Сцюи проявил непохвальное усердие, сдавшись в плен первым до полного пленения войск фронта. Советское командование сочло это неблагоразумным и отказалось пленить вышеупомянутого генерала до сдачи его войск в плен».
В конце информации было написано предупреждение:
«Гарнизоны Хутоуского укрепленного района и трех смежных с ним узлов продолжают сопротивление. Примите надлежащие меры. В противном случае завтра к исходу дня они полностью будут уничтожены и ответственность за гибель шести тысяч японских подданных ляжет на командование Квантунской армии…»
4
Федор Ильич оказался на редкость вынослив. Уже на пятые сутки его сознание полностью восстановилось, в глазах затеплилась жизнь.
Когда утром у его койки появился сопровождаемый сестрами военный врач, Бурлов открыл глаза и даже слабо улыбнулся.
— Будем жить, доктор! — шепнул он.
— Благодарите ее, — указал военврач на стоявшую за ним сестру. — Она теперь ваша кровная сестра.
Федор Ильич взглянул на сестру и изумился.
— Клава! — воскликнул он.
Она осталась в его сознании прочно. Еще сегодня, только очнувшись от тяжелого сна, вдруг припомнил склонившееся к нему ее заплаканное лицо, тихий голос, мольбу: «Берите, берите еще!» Но все это счел бредовым видением. Сейчас ее появление до некоторой степени казалось Бурлову продолжением этого долгого кошмарного сна.
— Почему вы здесь? — спросил он присевшую на кровать Клавдию.
— Работаю… Вас в Уссурийск сопровождала и осталась, — не глядя на Бурлова, отозвалась Огурцова. — Вам кровь требовалась, я и осталась, — дрогнувшими губами добавила она.
В ее глазах стояли слезы. Федор Ильич почувствовал щемящую боль. Ему сейчас так не хватало вот таких, заполненных слезами глаз, в которых бы стояли любовь, радость и хотя бы маленькая мольба: «Живи!» Даже для кремневого человека они безмерно дороги в такие минуты. В них вера в себя, в жизнь, в будущее, в человеческое
— Вот где встретились! — тихо заключил Бурлов. — Наверно, думаете: в батарее надоедал, теперь здесь свалился на голову.
— Что вы, Федор Ильич! — ужаснулась Клавдия. — Как можно говорить такое?
Бурлов не знал, что Клавдия все эти дни почти не отходила от его койки. Она сама упросила главного врача Виталия Корнеевича разрешить ей остаться в Уссурийске.
— Ох, да что же это я! — воскликнула Огурцова, смахивая рукой слезы. — Вам сейчас нужен покой, больной, — попыталась она пошутить.
— Где Варов, Клава? — спросил Федор Ильич.
— Тоже здесь. В двадцать четвертой палате для легко раненых. Сперва не хотел ехать. Виталий Корнеевич, наш начальник, задал ему и под конвоем отправили вместе с вами. У него очень подавленное общее состояние.
— Да-а, ему тяжело, Клава, — отозвался Бурлов. — Один. Тяжелые у него мысли… Ты вот что, напиши Сове Давыдовой… Помнишь такую? Я знаю ее адрес. Она обязательно приедет.
— А может и не приедет! — уже как обычно, угрюмо и недоверчиво проговорила Клавдия.
— Таких людей, Клава, не меняют и годы: у них дружба вечная, горе и радость общие! — возразил Бурлов. — Напиши, что легко ранен, лежит здесь в госпитале…
Федора Ильича этот разговор сильно утомил, и он так и уснул под хорошим взглядом Клавдии. От этого взгляда ему было спокойно и хорошо.
* * *
Было воскресенье…
Легко раненые и выздоравливающие грелись на солнышке, отлеживались на траве, перебрасывали волейбольный мяч. Эту веселую «физиотерапию» называли острословы «матчем инвалидов». В окно поминутно врывались хохот, выкрики дежурной сестры, свистки «судьи».
Понаблюдав за возней на поляне, Петр повеселел, присел на кровать.
— С такими не пропадешь! — вслух проговорил он и достал из-под матраца учебник «Автомобиль».
— Петя, вы опять с автомобилем? — недовольно окликнула его появившаяся сестра. — Марш вниз! Там вас вызывает какая-то амазонка.
— Ну уж дудки! — отозвался Варов и спрятал учебник под матрац.
— Иди, а то заждется.
— Кто заждется? — переспросил Петр.
— Амазонка твоя.
— Что-то вы спутали! — заметно заволновался Петр. — Какая амазонка?
— Ничего не спутала… Такая маленькая, как колобок: «Вызовите Петю Варова!»
Петр слегка побледнел:
— А, к-как ее фамилия?
— Идите, там узнаете!
Соня стояла около клумбы, рассматривая на ней цветы. Петр узнал ее сразу. Но он не поверил этому и оглянулся по сторонам, надеясь увидеть кого-нибудь из батареи.
— Петя! — резанул его слух знакомый голос.
— Соня! — не замечая сам, громко выкрикнул Варов. — Соня! Ты?..
Он схватил ее за руки и хотел спросить: «Ты ко мне», но умолк и выпустил руки. Он испугался невольного порыва радости.