Тыл-фронт
Шрифт:
— Много японцев было на Офицерской? — переменил он тему разговора.
— По-моему, все старшее начальство Третьей армии имеете с командующим — генерал-майором Сато, — после минутной паузы ответил Савельев. — Очевидно, весенние планы уточняют. — И как бы между прочим вспомнил: — Да, Трофим Поликарпович, вы за выставленные чучела наказали командиров полков, по-моему, зря. Нужно снять взыскания.
— Товарищ генерал, это политический ляпсус, близорукость.
— Трофим Поликарпович, Не собираетесь же вы угождать японцам на своей земле? — возразил Савельев.
Мурманский смолчал.
— Командирам полков
«Натура у человека! В каждую мелочь лезет… Взыскания — не мордобой, здоровью не повредит. А солдат порядок будет знать», — недовольно подумал Мурманский, а вслух произнес:
— Ну что же, раз приказываете, подумаю. Мы солдаты. Только командир полка от этого не поумнеет, а боец не поймет.
Наступило неловкое молчание.
Утром, когда Савельев проходил мимо кабинета начальника штаба дивизии, до него донесся сердитый крик Мурманского:
— Вы перепутали божий дар с яичницей! Я выговорил командирам полков, а не выговор объявил. Сегодня исправляйте свою ошибку, чтобы они мне не надоедали с вашими выкрутасами! И им прикажите, чтоб тоже сняли. А этому Свирину прибавить и за сползающую и за чучела, чтобы помнил.
Савельев сердито крутнул головой и ускорил шаг. Дела в дивизии начинали его беспокоить…
2
Отряд Ким Хона подошел к ущелью, свернул в сторону и остановился. На фоне темного небосклона неясно вырисовывались изломанные очертания скал. Ночную тишину огласил негромкий волчий вой. Из ущелья ответило гулкое эхо. Неподалеку из-за поворота вынырнул человек и направился к отряду.
— Все в порядке, командир, — доложил он. — Позиции подобраны хорошие, особенно для пулеметчиков, Дан Син передал, что японская колонна выступает в десятом часу под командой Цукадо, состав установить не удалось.
Ким Хон при свете огонька папиросы взглянул на часы — было шесть часов. И он и Ли Фу хорошо знали Удогайское ущелье, и план операции разработали вместе еще накануне. Бойцов решили расположить не по вершинам сопок, которые обычно привлекали внимание японцев, а за выступами и глыбами на склонах. Ли Фу с группой бойцов должен закрыть выход из ущелья, а командир отряда — вход.
— Ни один японский солдат не должен уйти из ущелья. Вся наша родина поднимается на войну за свою свободу. По примеру русских, разбивших немцев под Москвой, скажем: смерть японским оккупантам! — обратился Ким Хон к партизанам, — А теперь по местам!
Ли Фу направился со своими бойцами в конец ущелья. Впереди из-за огромной сопки показалась красная луна. Ли Фу думал о том, что сегодня надо уходить из отряда, Дан Син и его товарищи, наверно, беспокоятся за исход операции. Пора возвращаться в логово врага. Здесь все так просто, так ясно…
Расположив свою группу, Ли Фу присел около пулеметчика Тин Фана. Тот, высыпав из сумки на тлевшую вату древесные угли, не спеша раздувал огонь. Ли Фу знал, что руки у бесстрашного Тин Фана обморожены. Это была жуткая история: посадив несколько человек к ящику, японцы просунули внутрь его их руки через отверстия и пустили холод. Другие кричали. Тин Фан молчал. Когда руки вынули, они стучали,
Поздним утром издали донесся лязг гусениц, постепенно все более усиливающийся. Внизу в ущелье показался танк. Ли Фу взглянул на Тин Фана: тот, лежа у пулемета, спокойно грел над углями руки.
Проскочив вперед, танк круто развернулся и остановился в сотне метров от Ли Фу. Из-за скал вынырнула голова колонны. За ней — группа арестованных китайцев. Держа в руке связку гранат, Ли Фу быстро пополз к танку — он брился опоздать.
Когда колонна углубилась в ущелье, в воздух взвилась ракета. Скалы ожили, загрохотали. Японские солдаты разбежались в разные стороны, залегли. Из танка хлестнула длинная очередь по сбившимся в плотную кучу, связанным между собой арестованным. Ли Фу поднялся и, не прячась, бросился к танку. Вокруг взвизгнули пули. Собрав все силы, Ли Фу издали метнул тяжелую связку и сам упал на землю. Оглушительный взрыв потряс ущелье. С другой стороны в танк полетели бутылки с зажигательной смесью. Пулеметный, огонь прекратился, над танком поднялось пламя.
Солдаты заметались по ущелью. Прятавшиеся за арестованными подняли руки, но их начал расстреливать в упор скрывшийся за огромным валуном унтер-офицер. После короткой пулеметной очереди Тин Фана он выронил винтовку и ткнулся в землю. Из горящего танка выпрыгнул поручик Цукадо. Одежда его дымилась. Заметив Ли Фу, поручик прицелился в него из парабеллума, но столб огня, вырвавшийся из бензобаков, не дал ему выстрелить. Объятый пламенем, Цукадо сорвал с себя сумку и бросил в гигантский костер. Покачнувшись, поднял пистолет и выстрелил себе в висок. Стрельба постепенно затихала…
* * *
С Ким Хоном Ли Фу расстался после боя в глухом Чангулинском урочище. Захватив приготовленную радиостанцию, он направился известными одному ему тропами в Новоселовку.
Короткий зимний день угасал, от покрасневшего холодного солнца снег казался пропитанным кровью. Ли Фу шел быстро, на душе было спокойно и радостно. Число врагов на его земле уменьшилось на восемьдесят семь человек.
В полночь Ли Фу вышел на окраину Новоселовки и свернул на Чертов пустырь. Часто останавливаясь и прислушиваясь, он пробрался к одинокой фанзе и постучал. Через минуту послышался скрип отодвигаемого запора, на пороге показался человек. Это был Любимов.
— Ли Фу! — радостно воскликнул он.
— Возвратился, — по-русски ответил Ли Фу. — Принес радиостанцию и немножко сведений.
Любимов в Новоселовку попал раньше, чем предполагал. Из отряда Ким Хона его переправили в город. Однажды хозяин фанзы, в которой поместился Любимов, возвратился раньше обычного.
— Новоселовская кабатчица Варька здесь, — сообщил он, — отправляет вино и закуску. Тин Фу сказал, что в два часа мадам придет к нему в пельменную.
В пельменной Тин Фу и познакомился Любимов с кабатчицей Варькой Лавруновой, отца которой убили в прошлом году при переходе границы. Когда та по-мужски, большими глотками, покончила со вторым стаканом вина, Тин Фу услужливо предложил: