Тыл-фронт
Шрифт:
«Здравствуй, дорогой сынок! Шлю тебе свой материнский привет и поздравление с Новым годом. Желаю тебе успехов в армейском труде. Мне, сынок, уже шестьдесят пять лет, но я не чувствую ни старости, ни усталости. Я помогаю вам: шью теплую одежду, рукавички для вас, мои сынки. Двоих я потеряла. Оба погибли под Москвой. Если у тебя есть дети, ты поймешь материнское горе. Когда будет трудно, пиши мне, мой касатик. Передай поклон бойцам и командирам».
Кончив читать, Калмыков долго молчал. Потом, взглянув исподлобья на разведчиков, хрипло проговорил:
—
Рощин вышел из землянки. Морозный воздух щекотал ноздри. Волновало таинственное спокойствие новогодней ночи.
Наружу вырывался сильный бас Федорчука:
На диком бреге Иртыша
Сидел Ермак, объятый думой…
* * *
Новый год!
В бесконечной вышине неба холодным огнем мерцали звезды. Их загадочный мир еще в детстве привлекал Рощина. Вот служебная Полярная звезда. На востоке в созвездии Рыб рубином светит Марс. Бог войны… Сколько он будет еще именинником? Год? Два?
Спустившись вниз, Рощин увидел у землянки вычислителей Сергееву. Она стояла около двери каземата и задумчиво смотрела в небо.
— Валя! — тихо окликнул он, подойдя ближе.
Сергеева вздрогнула, быстро оглянулась.
— Испугалась! — призналась она. — Вы куда с топором, если не секрет?
— Идемте со мной?
Валя молчала. Рощин заметил ее замешательство.
— Это не приказ, — неловко добавил он.
— Нет, нет… Я знаю… Хорошо, идемте. Вы хотя скажите куда?
— Елку вырубим и установим около кухни.
— И Деда Мороза поставим из снега, — предложила Валя.
Они перешли Волынку. Рощин взобрался на обрывистый высокий берег и подал Вале руку.
Рощин легкими взмахами перерубил мохнатую ель и потащил ее к помещениям. Там они вместе выбрали площадку и нагребли в кучу снега. Пока Рощин укреплял и заливал водой елку, Сергеева из непослушного снега старалась слепить что-то похожее на Деда Мороза.
— Ух-х, совсем руки отморозила! — наконец оставила она свою затею.
— Давайте сюда их, — протянул Рощин рукава полушубка.
Он почувствовал приятный холодок ее маленьких, но сильных рук. Их было приятно держать долго-предолго…
— Валя! — не зная что сказать, прошептал Рощин.
— Мне мама прислала посылку, — быстро заговорила Сергеева. — Там есть две вещи, которые она просила передать лучшему воину. Разрешите мне подарить их вам? Только ничего не думайте, мама сама так бы поступила…
— Ах, вот они где! — послышался сзади возглас Зудилина. — А я половину тайги обошел. Хо-о-рошо! — двусмысленно выдохнул он.
Сергеева быстро выдернула руки из рукавов Рощинского полушубка.
— Разрешите идти, товарищ старший лейтенант? — испуганно спросила она.
— Идите, — механически ответил Рощин.
— Молодец! — обнял его за плечи Зудилин, — Я эту птичку три месяца приманиваю и все попусту.
На Рощина пахнуло перегаром
— Какой же ты хам, Зудилин!
— Война, дорогой, война! — засмеялся тот. — Она огрубляет не только людей, но и чувства.
* * *
Зудилин проснулся поздно. В окно лился яркий солнечный свет. Лед на стеклах потемнел, а на середине обозначились проталины. Лениво оглядев пустой блиндаж, Костя увидел приколотую к стенке над его постелью записку:
«Очередная инструкция», — недовольно подумал он и почувствовал поднимающееся раздражение.
«Я ушел в третье отделение. Старший лейтенант Рощин на передовом. Организуйте со своим взводом очистку от снега окопов. Конспект по политподготовке приготовьте к обеду», — писал Бурлов.
Зудилин положил записку на табуретку и откинулся на подушку. «И в праздник нашел работу! Черт его знает, охота ему во все совать свой нос? Как будто без него все пропало. Есть сержанты, и пускай делают. Рощину необходимо, а этот ходит… лишь бы видели». Мысли о службе вызвали у Зудилина неприятную тревогу и ощущение пустоты. Потом вспомнился дом…
Мать Костю баловала. Она была какая-то особенная, независимая от отца. Его постоянные разговоры о службе сна слушала невнимательно, скучающе. Отец же занимал большую должность, редко бывал дома и мало обращал внимания на Котьку. «Опять, негодник, по карманам шастал?» — смеялся он, обнаружив нехватку денег. Костя вначале краснел, потом привык: делал обиженное лицо. Учился он хорошо. Отец был доволен: «Молодец! Это тебе на мелкие расходы!» А мать никогда не считала денег. Вечера Костя проводил в узком кругу. Просыпаясь днем, он чувствовал дурной осадок и тревогу. Необходимость делать уроки и идти в школу раздражала, но приходилось заставлять себя, чтобы не лишиться отцовских подарков… Потом курсы, армия…
Зудилин лениво встал и оделся. Болела голова. Вытащив из-под матраца флягу, поболтал ее около уха. «Пустая. Послать Калмыкова, может, достанет», — подумал он и подошел к телефону.
— Савчук? — опросил он в трубку. — Дай моего дневального. Кто? А, Клава! — заулыбался Зудилин. — С Новым годом, с новым счастьем! Как дела? Все в порядке? Хорошо… Зайдите ко мне. Что? Сергеева не разрешила отлучаться? Ерунда!
Зудилин положил трубку и, взглянув, в зеркало, пригладил прическу.
— Разрешите? — крикнула Огурцова, открывая двери.
— Заходи, Клава! — весело отозвался Зудилин, приближаясь к ней. — Ишь, разрумянилась, — вкрадчиво добавил он.
— Спешила к вам, — засмеялась Клавдия.
Зудилин повернул к себе Клавдию и поцеловал в полуоткрытые губы. Огурцова на мгновение обвила его шею, потом отстранилась.
— Товарищ лейтенант! А если политрук или старший лейтенант зайдут?
— Они ушли из расположения, — проговорил Зудилин, снова пытаясь привлечь к себе неподатливую теперь Клавдию. Та, смеясь, отступила к двери.