Тыл-фронт

Головин Андрей

— Солдат есть солдат! — возразил Танака. — Он не может разбираться в таких тонкостях, как граница.

— Господин майор, не будем напрасно тратить времени. Когда вы считаете возможным и целесообразным произвести обмен убитыми? — спросил Козырев.

— Наши солдаты не бандиты, они никого не убивали, — медленно и раздельно изрек Танака. — Разговор может идти о немедленном освобождении похищенного вами капитана Икари, незаконно задержанных вместе с ним солдат и принесении извинения вашим командованием, — высокомерно заключил он.

— Значит, красноармеец Варов жив?

— Ни один ваш солдат, ни

живой, ни убитый, нами не взят. Если он перебежал по собственному желанию, незамеченный нашей пограничной службой, — это не касается военной миссии.

Разговор с Танака был длинный и требовал большой выдержки. Майор уверял, что красноармейцы утащили Икари из землянки, а солдат убили на своей территории. Только когда Козырев показал полуразрушенный наблюдательный пункт со свежими следами разрывов гранат, с проложенным туда японским кабелем и кучками японских стреляных гильз, Танака стал сговорчивее. Порядок передачи японской стороне убитых и захваченных нарушителей был согласован.

Только о Варове капитану так ничего узнать не удалось.

…Когда Козырев с пограничниками пересек болото, японцы уже ушли с сопки Сторожевой. С рассветом капитан обнаружил в пади трех убитых. Тщательно осмотрев кустарник и траву, он нашел в густой осоке завернутый в пилотку комсомольский билет Варова. Документ был в крови.

«Значит, захватили живым. Убитого не взяли бы», — подумал Козырев.

Встретившись с Бурловым после переговоров, передал комсомольский билет.

— Значит, Варов у японцев? — после долгого молчания спросил Бурлов.

— Да. Хотя майор Танака и отрицает.

— Не мог Варов сдаться, — убежденно возразил Бурлов. — Не мог.

— Значит, захватили раненого. Нашли мы его пилотку. Около того места — трое убитых. Белогвардейцы. Эти ни своих, ни наших убитых не подбирают…

— Сколько всего у них убитых? — спросил Бурлов.

— Четверо японцев и шесть белогвардейцев. Как раненые?

— Выживет ли Земцов — неизвестно… У Зудилина пустяки.

— Разбирались?

— После госпиталя, да и так ясно: струсил и убежал. В батарее ему, конечно, больше не служить, — Бурлов тяжело вздохнул. — Пойми человека: когда увидел его в первый раз, думаю — орел. А вот, пожалуйста…

Когда Бурлов ушел, Козырев вызвал дежурного.

— Как задержанные?

— Солдаты — молчат и кланяются, офицер ведет себя вызывающе. Кричит. Гончаренко выплеснул в лицо чай, мне предлагал пятьдесят тысяч и должность начальника отряда. Правда, сигареты взял.

* * *

…Икари спал плохо и встал рано. Капитан не мог себе простить, что он — предусмотрительный, опытный разведчик — допустил такую оплошность.

Потребовав вторично чаю и сигарет, Икари проглотил таблетку с успокоительным и опустился около низенького столика. Поразмыслив, решил, что харакири делать не стоит, в конечном счете — он не в плену и не опозорил чести самурая. А русские получат за это возмездие. Через два-три дня он будет дома. Ну, а скоро снова будет здесь, но уже в другом положении. Капитан Икари считал, что никогда еще стране богов так не благоприятствовала обстановка для решительных действий, как сейчас. Имперский флот успешно продвигался на юг, под его ударами капитулировали

одна за другой крепости союзников. Пассивность их обороны удивляла даже японское командование. Германская армия, начав новое наступление на русских, далеко продвинулась на юго-запад. Здесь, у границы, сосредоточена крупнейшая из сухопутных армий и половина воздушного флота империи.

Икари блаженно закрыл глаза. В таком положении его и застал Козырев. Икари не счел нужным даже подняться.

— Встать! — приказал Козырев. — Садитесь, капитан. Вы плохо воспитаны, даже по понятиям вашей школы.

Капитан Икари поклонился и сел. Козырев опустился по другую сторону столика. Заметив коробку с таблетками, спросил:

— Нервы шалят? В ваши годы это плохо.

— Почему у меня отобрали оружие? — высокомерно спросил Икари.

— Вам этот вопрос не стоило бы задавать.

— Но я офицер армии Дружественной вам страны, — возразил Икари.

— Не будем играть словами. Господин капитан, прошу ответить на два вопроса, они не затрагивают ни вашей чести, ни интересов вашего государства. Куда вы дели захваченного вами лейтенанта Любимова?

— Он умер по дороге в госпиталь, — не задумываясь ответил Икари.

«Значит, о нем Танака ничего не знает!..» — отметил Козырев.

— Какова будет участь захваченного красноармейца Варова?

— О-о, пусть это вас не беспокоит. Если он не будет настаивать на его оставлении в Маньчжурии, он будет возвращен. В противном случае, направлен в комфортабельную колонию для русских военнопленных — Хогоин.

— Вот как — у вас уже приготовлен лагерь для русских военнопленных…

— Да — зло бросил Икари.

— Уверен, что он вам не пригодится…

* * *

К удивлению майора Танака, полковник Хасимото выслушал его подробный доклад об инциденте спокойно. Это лишний козырь для общественного мнения, — довольно заключил он. — Нужны два-три снимка этого налета и показания… Пленный будет жить?

— Так точно, господин полковник. Но для допроса он будет пригоден не раньше, чем через месяц.

— Что он собой представляет?

— Солдат. Оказывал упорное сопротивление, а когда расстрелял все патроны, бросился на рейдовиков со штыком.

— Обычный фанатик, — поморщился Хасимото. — Отправьте ко мне. Гораздо серьезнее дела у вас в самой Новоселовке. Расследование убийства господина Хрулькова проведите лично или поручите решительному человеку. Во что бы то ни стало надо найти концы, потому что провалы операций на вашем направлении вошли в систему, — уже недовольно заметил полковник. — Семью убийцы ликвидировать. Как с подготовкой десантных групп смертников?

— В начале следующего месяца будут готовы. — доложил Танака.

— Торопитесь, майор. Мы не должны отставать от хода событий. Усиленное продвижение германских войск к Волге может заставить нас в ближайшее время нанести удар. Отвода и переброски войск на вашем направлении не установлено?

— Имею сведения, что на Запад убыла значительная группа офицеров для изучения опыта ведения операций, главным образом, оборонительных.

— Что? Изучение опыта? — быстро, словно это сообщение испугало его, переспросил полковник.