Тыл-фронт

Головин Андрей

— Так точно! Они этого даже не скрывают, офицерам и солдатам разрешено открыто говорить.

Хасимото не мог понять, в чем корни дьявольской уверенности русских и своих силах. Ставят в открытом поле станки, называют их заводом и делают оружие, танки, самолеты. В самый, казалось бы, напряженный момент отправляют резервные части сеять хлеб. А сейчас — изучение опыта армии, знамена которой через месяц будут брошены к ногам Японии и Германии!

— У русских есть такая поговорка: «Перед смертью не надышишься». Видимо, они

хотят ее опровергнуть. Но думаю — напрасные усилия, — наконец проговорил он и, переходя на деловой тон, спросил. — Сколько занято населения на оборудовании позиционных районов?

— Около шести тысяч, господин полковник, но в ближайшие дни столько уже будет не нужно.

— Часть из них, физически более сохранившихся, направьте в отряд генерала Пени, его потребность в подопытном материале значительно возросла. Главное, майор, необходимо в кратчайший срок принять все меры, чтобы быть готовыми к историческому этапу развития судьбы Японии, — заключил Хасимото торжественно.

Когда Танака собрался уже уходить, полковник добавил:

— Семьям солдат, попавших к русским, сообщите о их смерти. По возвращении из плена направьте всех в шестой отряд смертников. Икари держите до моего распоряжения у себя…

8

Следствие по убийству Хрулькова Танака поручил Жадову.

— Или ты раскроешь шпионов, которые выдали капитана Икари, Золина, Рябоконя, и узнаешь, с кем связан этот ваш Гулым, или будешь отвечать сам, решительно предупредил он.

Жадов не на шутку встревожился. Разъяренный есаул прошел к Алову задворками, чтобы его никто не увидел. Напуганный неожиданным его появлением, фельдфебель оторопело козырял и угодливо кланялся.

— Ты кого подсунул Золину? Шпиона? — тяжело уставился на него есаул.

— Помилуй, господин! Ваш сбродь… У нас хрест на шее! Как можно? Он сам…

Жадов не дал ему договорить, широко размахнувшись, ударил в зубы. Алов растянулся на полу.

— Господин ротный командир… Ваш высбродь… Помилуйте! За что это? За какую провинность? — запричитал он, выплюнув два зуба.

— Шпионов прикрываешь? За этого человека я всю вашу волчью стаю, перестреляю… Живьем в землю зарою…

На крик выскочила жена Алова — тощая, сварливая баба.

— Ой, пресвятая богородица! Да что ж это такое? Посреди бела дня… Кар-раул! — завопила она.

— Замолчи, шкура, застрелю!

— А ты кто такой, чтобы на меня лаять? — подскочила к нему Аграфена. — Ты ему или мне начальник? Чего в чужой дом управничать залез? Я тебя…

Но, заметив выхваченный Жадовым наган, она ринулась к двери.

— Караул, православные, убивают!

Есаул хотел перехватить ее, но двери распахнулись, и на пороге появилась Варька Лаврунова. Жена Алова юркнула за ее спиной на улицу.

Не удержавшись, Жадов налетел на Варьку.

— Потише, господин хороший! — с силой оттолкнула его кабатчица. — Это что же у вас за любезности?

— Что тебе здесь нужно? — закричал взбешенный Жадов, размахивая наганом.

— Эту штуковину спрячь, — презрительно повела она плечом.

— Ты зачем здесь, я спрашиваю?

— Не кобенись, — рассердилась Варька, — не из пугливых. Знаю, что приехал сюда из-за Хрулькова. Вот мой сказ: к полудню, если не уберешь его из кабака, вышвырну на улицу. — Она круто повернулась и вышла, сильно хлопнув дверью…

«Кабатчица, — вспомнил Жадов, — дочка убитого при переходе границы старосты Лаврунова, Танака говорил о ней». — Жадов быстро достал блокнот и заглянул в него.

— Встань! — приказал он сидевшему на полу Алову. — Вытри харю и верни девку.

Фельдфебель смахнул рукавом кровь и торопливо выбежал на улицу.

«Вся в покойного батьку, тот в упрямстве жену засек. Девка с огнем. Она мне и поможет», — решил Жадов, пряча наган.

Вошла кабатчица. Смело вскинув бровь, она молча ожидала разговора.

— Простите, Варвара Гордеевна, погорячился. С этими скотами и голову потерять немудрено, — извинился Жадов. — А этот пень ничего вразумительного не мог сказать. Я ему и прочистил мозги. Сволочи, человека какого угробили…

— А Хрульков сам виноват, что полез. Гулым его щелчком с ног мог сбить. Тут ум требовался, а не матерщина.

— Как у них вышло?

Варька коротко рассказала о стычке Хрулькова с Гулымом.

— А кто еще, кроме Алова, был в кабаке в это время? — спросил Жадов.

— Разве всех упомнишь, — безразлично отозвалась Варька…

— Вы постарайтесь, Варвара Гордеевна, вспомнить. По возможности. Сейчас я вас, больше не задерживаю. Пока поговорю с фельдфебелем, а через часик зайду к вам, заберу труп Хрулькова. Вы к этому времени постарайтесь припомнить. Ко мне пошлите фельдфебеля.

Кабатчица вышла во двор.

— Иди, говорить с тобой будет. Эх ты! А еще мужик! Егорьевский кавалер! В станичные атаманы метил.

— Умолкни, Варюха. Я сейчас могу свободно задрать зверя, — проскрежетал Алов, испуганно косясь на дверь.

— Гляди, чтоб заяц самого не задрал, — звонко рассмеялась Варька.

Алов робко привстал и замахал на нее руками.

Пересекая поросший молодыми березками пустырь, Варька неожиданно столкнулась с гармонистом.

— Здравствуйте, Варвара Гордеевна, — почтительно поздоровался тот, уступая ей дорогу.

Кабатчица зарделась.

— Здравствуй, Эдгар Константинович! И глаз не кажешь? Где запропастился? — с тоской спросила она.

— Работа, Варвара Гордеевна! Волка ноги кормят. У наших станичников инструментов раз-два и обчелся, а ваш трактир в эти дни был закрыт. Вот и пришлось податься на сторону.