Тысяча Имен

Векслер Джанго

Винтер внезапно проснулась. Гулко стучало в висках, в голове все еще раздавались душераздирающие крики. Они затихли нескоро, очень нескоро. Девушка лежала навзничь, не шевелясь, чувствуя, как ноют от усталости руки и ноги. Неотрывно и бессмысленно она глядела на синий брезентовый потолок палатки. «Разве может являться призрак того, кто вовсе не умер?»

По наружному шесту палатки постучали. Винтер села, малодушно радуясь любой возможности отвлечься от тягостных видений.

— Кто там?

— Это я, — отозвался снаружи Бобби.

Винтер виновато покосилась на стопку

отчетов, но сейчас уже было поздно за них приниматься.

— Входи.

Паренек проскользнул в палатку. Он потирал кисть руки, и Винтер разглядела на костяшках ссадины. На миг она прониклась сочувствием.

— Сожалею, что тебе досталось, — вслух сказала она.

— Досталось?

Винтер указала на ушибленную руку, и Бобби расплылся в широкой улыбке.

— Вы об этом, сэр? Да так, пустяковина. Один чудик из третьей роты опрометчиво подставил под мой кулак свою челюсть. Бьюсь об заклад, ему досталось куда больше. — Бобби вдруг занервничал. — Это ведь ничего, а, сэр? Вообще–то капралу не дозволено ввязываться в драку с рядовым, но ведь то был исключительный случай…

— Все в порядке, — заверила Винтер. — Ответственность целиком на мне. Кто–нибудь пострадал?

— Рядового Иблисса пришлось вдвоем уносить с поля, сэр.

— Бог ты мой. Что с ним стряслось?

— Да пожалуй, ничего страшного. — Бобби кашлянул. — Ему просто заехали в неудачное место.

Винтер озадаченно взглянула на него.

— Врезали ногой по шарам. Может, даже и не нарочно. Вы же знаете, каково это…

— Понимаю. Надеюсь, третья рота не затаит на нас злобы.

— Да пускай бы и затаит, сэр! — Бобби снова заулыбался. — Капитан нашего учебного батальона всегда поощрял стычки между ротами. Здоровое соперничество укрепляет единство части — так он говорил.

— Долго ты пробыл в учебке? — спросила Винтер.

— Месяц. Должен был шесть недель, но из–за спешки меня выпустили раньше срока. И все равно я считаю, что мне повезло.

— Почему?

— У меня был хотя бы месяц, — пояснил Бобби. — Другим рядовым досталось и того меньше. Кое–кто и в глаза не видел учебной части: с вербовочного пункта — сразу на корабли.

— Неудивительно, что они не умеют ходить строем, — пробормотала Винтер. — Ну а лейтенант об этом знает?

— Должен бы, сэр. У него все личные дела.

Это не означает, что он их читал. Или что его интересует, что там написано. Винтер помолчала, размышляя об услышанном.

— Сэр, — сказал Бобби, — я хотел поблагодарить вас.

— За сегодняшнее? — отозвалась Винтер. — Да ладно, это была простая уловка.

— Простая, но хитроумная, сэр. Ребята будут вам благодарны.

— Погоди, вот завтра наорет на них Д’Врие — и неизвестно, что останется от этой благодарности. — Винтер вздохнула. — Извини. Настроение паршивое. Ты пришел просто так или по какому–то делу?

— Чтобы сказать вам спасибо, сэр. И спросить, не принести ли вам ужин.

— Да, наверное…

Винтер окинула взглядом тесную палатку, стол, заваленный ежедневными донесениями, койку, на которой ее терзали мучительные воспоминания. Бобби словно прочел ее мысли.

— Сэр, — сказал он, — ребята

приглашают вас поужинать с нами. Винтер скорчила гримасу:

— Я не хочу никому быть в тягость.

— Вы никому и не бу…

— Да брось. Сам наверняка знаешь, как это бывает. В присутствии сержанта свободно не поговоришь.

По крайней мере именно так всегда было в роте Дэвиса, хотя сама Винтер редко принимала участие в общем разговоре.

— Приходите, сэр, — сказал Бобби. — Поболтаете с нами, — может, и настроение поднимется.

Винтер хмыкнула:

— Только если ты дашь слово не называть меня «сэр».

— Так точно, сэр! — Бобби с сияющими глазами вскинулся навытяжку, и Винтер, не выдержав, расхохоталась.

Когда они вышли из палатки, приготовление ужина продвигалось уже полным ходом. В теории рота подразделяется на шесть отделений, каждое из которых возглавляет капрал. Эти отделения чаще именовали «котлами», поскольку главной их особенностью был чугунный котел, в котором готовилась пища для всего отделения. В седьмой роте границы между отделениями были явно расплывчаты, и все шесть котлов стояли вокруг общего костра. Люди брали еду из любого котла и усаживались, где им хотелось: на земле, на камнях или на пустых ящиках из–под припасов. По большей части они собирались в кружки, болтали, смеялись, играли в кости или карты.

Бобби подвел Винтер к одному такому кружку, где среди солдат она обнаружила капрала Фолсома. Люди охотно подвинулись, освобождая место на импровизированной скамье из ящиков с сухарями. Один из солдат вручил Винтер миску, полную до краев обжигающе горячей похлебкой, которую неизменно готовили на ужин, когда позволяли время и припасы. Винтер приняла у другого солдата кусок сухаря, подержала его в вареве, покуда он окончательно не размягчился, и с жадностью съела. Только сейчас она осознала, до чего голодна.

Вначале казалось, что недавние опасения Винтер оправдались. До ее прихода в компании царили оживленный разговор и смех, но теперь, в присутствии сержанта, люди притихли и с видимой неловкостью сосредоточились на еде. Бобби предложил всем представиться, после чего прозвучало с полдюжины имен, которые Винтер тут же забыла. И опять наступила тишина еще более неловкая, чем прежде.

Первый шаг к общению, как ни странно, сделал капрал Фолсом. Нарушив обычную свою молчаливость, он вдруг заметил ни к селу ни к городу:

— Вот не ожидал, что здесь будет столько ручьев и речек. Мне всегда говорили, что Хандар — бесплодная пустыня.

Бобби с радостью ухватился за эту возможность завести разговор:

— Вот и я слыхал то же самое. Сколько ни читаешь о Хандаре, все песчаные дюны да верблюды… А я вот до сих пор в глаза не видел ни единого верблюда.

— В этой части Хандара влаги побольше, — пояснила Винтер. — Мы всего милях в десяти от побережья моря, а потому здесь время от времени даже случаются дожди. К тому же мы приближаемся к долине реки Тсель. Если пройти на двадцать–тридцать миль к югу, окажешься в Малом Десоле, а там на много дней пути вокруг можно не встретить ни одного источника воды.