У чужих людей
Шрифт:
— Ого! — воскликнул Тони. — Так ты писатель? О чем же ты пишешь?
— О девушке, которая откладывает все деньги, до последнего цента, на платье, в котором ее нос не будет выглядеть чересчур длинным и острым.
— Но платье носа ведь не изменит, — заметил Тони.
— Верно, а дело в том, что всякий раз это не то платье. И она опять откладывает деньги, а сама потихоньку стареет, но твердит свое: «Сегодня утром меня чуточку прихватил ревматизм, вот почему я так скверно выгляжу. А завтра на щеках снова заиграет
— И чем же все кончится?
— Она умрет.
— Ох! А про счастливых людей ты хоть иногда пишешь?
— Не верю, что они существуют на свете. Ты когда последний раз видел счастливого человека?
— А я вот счастлив, — ответил Тони.
— Прекрасный молодой человек, — заявила назавтра бабушка; в ее голосе слышался вопрос.
— Очень приятный юноша, куда приятнее меня, — подхватила я. — Только чуток глуповат.
— Бедная наша Лора, снобизм ее погубит! — заметил Пауль.
— Лора никогда не выйдет замуж, — сказала бабушка.
— Лора, солнышко, ты слишком скора на критику, — пожурила меня мама. — Разве за один-единственный вечер узнаешь человека? Пускай даже он тебе не пара, зато он может познакомить тебя с другими людьми. С чего-то же надо начинать, верно?
— Я понимаю, мамочка.
— Что ты хочешь сказать? Помалкивай, мамочка, да?
— Нет, всего лишь прошу вас, сделайте милость, позвольте мне самой строить свою жизнь, не торопите меня, — вот что я хочу сказать. И пожалуйста, за меня не волнуйтесь.
— Ты совершенно права, — начала мама, с беспокойством поглядывая на бабушку; бабушка, однако, ничуть не обиделась, а весело засмеялась.
— Я как раз сию минуту и перестала волноваться, — сообщила она и сложила на коленях руки, показывая, что теперь ради меня она и пальцем не пошевельнет.
В ту же субботу вечером я напомнила Паулю про его обещание помочь мне переставить мебель. Мы передвинули все предметы до единого, и, оглядев результат, бабушка заявила, что, на ее взгляд, комната выглядит ничуть не лучше, чем прежде, когда вещи стояли там, куда она их поставила перед нашим приездом.
Я пустилась в объяснения:
— Дело в том, что невозможно увидеть взаиморасположение предметов на плоскости и в пространстве, пока не изменишь позицию каждого из них. Пауль, дорогой, может, подвинем пианино сюда, а кушетки поставим параллельно? Тогда стол станет под окном.
Но и эта перестановка не дала ощущения ни порядка, ни элегантности, а главное — пространства, чего я так жаждала.
— Что, если кушетки подвинуть к окну под углом друг к другу? — предложила я, но тут терпение Пауля лопнуло.
— У бабули разболелась голова, твоя мама замучилась вконец, да и я тоже. Выбирай: можно оставить все, как есть…
— Как есть — совсем не то, что нужно! — возразила я.
—
— Но ведь гостиная выглядела уродски! — и в ужасе поняла, что даже это не подействовало на Пауля. Он угрожающе расправил плечи, лицо его исказилось.
— Это — квартира твоей бабули, — процедил он, — здесь живут четыре человека, а ты — лишь одна из них. Что, по-твоему, важнее: твой тонкий вкус или покой всех остальных? Выбирай!
Я убежала в ванную и заплакала оттого, что мне придется и дальше жить в такой неприглядной обстановке, а еще потому, что Пауль устроил мне головомойку.
Наутро, когда я вошла в кухню, он штудировал страницу в «Санди таймc» с объявлениями о приеме на работу. Он рассказал, что на неделе в обеденный перерыв заглянул в лабораторию — спросить, не может ли он быть чем-нибудь полезен. Ему поручили вымыть пробирки, и он сразу уронил ведро — всё в дребезги!
— Хочу отослать объявление в газету, — сказал Пауль, — «Ищу работу с высокой зарплатой для мужчины, немолодого, косорукого, без трудовых навыков и с талантом к безделью».
— Одолжи мне страницу, где вакансии для женщин, — попросила я. — Давно пытаюсь найти объявление со словами «Письм. речь» или «Дипл. ун-та». Мне все кажется, что есть где-то увлекательная работа в кругу красивых, добрых и интересных людей.
Пауль признался, что в своих поисках имел в виду и меня; сам же он горько сожалеет, что у него нет навыков физического труда, и настоятельно советовал мне, не теряя времени, освоить какое-нибудь ремесло.
— Я и сама подумывала пойти на какие-нибудь вечерние курсы. Например, сравнительной теологии, — задумчиво сказала я.
— Нет-нет! Совсем не то. Лучше что-нибудь вроде стенографии или машинописи. С единственным условием — чтобы ремесло как-то соответствовало твоим талантам и склонностям. Промышленная графика, к примеру?..
— Вот еще, промышленная графика! Пауль, дорогой, я тебя, наверно, жутко раздражаю, да? — вдруг выпалила я.
— Жутко, — подтвердил Пауль. — Мы с твоей мамой обсуждали тебя и пришли к выводу, что нам жаль того мужчину, который взвалит на себя такой груз. Но, хотя хлопот с тобой не оберешься, они окупятся с лихвой.
— Где он, тот мужчина? — сказала я.
Тони больше не позвонил. Я неделями силилась вспомнить, что именно сказал Пауль; в голове вертелись два варианта: то ли «мужчина, который захочет взвалить на себя этот груз», то ли «мужчина, который решился бы взвалить на себя этот груз».
Не прошло и трех недель, как бабушка, вернувшись с треугольного скверика, сообщила: Тони Лустиг помолвлен. Бабушка уже видела его избранницу: она старше Тони, и зубы у нее торчат изо рта.