У смерти два лица
Шрифт:
Мы все замолкаем на пару секунд, и оговорка Астер повисает в воздухе. Ужасно об этом думать, но Астер озвучила вопрос, который, кажется, никто не хочет задать: возможно ли, что сейчас, когда прошло уже почти семь месяцев, Зоуи и в самом деле жива?
— Я скучаю по ней каждую минуту, — говорит Астер. — Думала, когда-нибудь это пройдет. Кажется, не пройдет никогда.
Мартина, не вставая с лежака, тянется к подруге и берет ее за руку. Чувствуя себя лишней, я встаю, чтобы налить себе еще «Лимонного шприца». Через минуту Астер откашливается.
— Надо было предупредить их об эффекте двойника, —
Я чувствую ее взгляд, направленный мне в затылок.
— Когда волосы подняты, это не так заметно, — отмечает Мартина.
— Может, мне их подстричь?
— Из-за Зоуи? — спрашивает Астер. — Не надо. Это все равно что… позволить этой странности победить.
— Мне кажется, длинные лучше, — соглашается Мартина.
— Мне тоже, — вздыхаю я. — Но я готова, лишь бы вся эта странность исчезла.
Пока Мартина звонит маме, чтобы та забрала нас, за несколько минут до назначенного времени, я надеваю все еще влажные шорты и футболку, и Астер показывает мне, где находится туалет. По пути туда я чувствую чей-то взгляд.
— Анна.
Я оборачиваюсь. Из темной комнаты, которая, должно быть, служит гостиной, в ярко освещенный холл выходит мистер Спанос. Он выше, чем мне показалось сначала, а бороду не мешало бы постричь. Какой-то дикий и голодный огонек пляшет в его взгляде, который притянут ко мне словно магнитом. Я чувствую себя зверем, попавшим в западню.
— Я просто хотел сказать, что был рад познакомиться, — наконец произносит он, но в дружелюбных словах таится какой-то вызов, что-то кроется под самой поверхностью.
Я замерла на месте. Меня колотит дрожь. Но он, кажется, не замечает. Его глаза по-прежнему смотрят прямо мне в лицо.
— Как, ты сказала, твоя фамилия?
— Я не говорила, — тонко пищу я. — Чиккони.
Его плечи опускаются, словно у марионетки, которой обрезали веревочки, и он тяжело клонится набок, всем весом опираясь на закрытую дверь чулана.
— Тебе лучше уйти, — его голос спокоен, но в нем нет ни капли доброты; я слышу нескрываемую скорбь.
— Простите…
Я даже не знаю, за что извиняюсь. За страдания отца? Или за свое сходство с его пропавшей дочерью?
— Мы ждем маму Мартины. Я просто… — я машу дрожащей рукой в сторону туалета.
— Конечно, — говорит он, приходя в себя.
Я чувствую, что он не спускает с меня глаз, пока я иду через холл.
В туалете я сажусь на край ванны и пытаюсь унять дрожь. Его дочь пропала, и тут заявляюсь я.
Стою в его доме, дышу тем же воздухом, что и Зоуи. Как глупо! Я обхватываю себя руками. В его взгляде было и еще что-то кроме горя. Обвинение или чистая, ничем не прикрытая ярость. Кажется, стоило мне приглядеться, и я бы поняла, какие чувства кипят в его груди.
Я тру глаза кулаками, стараясь успокоить собственный мозг. Не получается. Тогда я наклоняюсь, свешиваю голову между коленей, и волосы распускаются в сплошную черную завесу до самого пола. Я никак не могу перестать видеть резкие контуры его лица.
Глубокий вдох — выдох. Может быть, я неправильно его понимаю. Может быть, это действительно только горе, рвущееся на поверхность во всех своих уродливых проявлениях. Боль от зияющей раны, оставленной
Я задумалась — каково это, когда твои родители всегда рядом? Родители-вертолеты, как назвала их Астер. На секунду я мысленно возвращаюсь ко второму эпизоду подкаста Мартины, к ее разговору с подругой Астер из команды по плаванию. К тому, с каким отвращением она говорила о пользователях «Реддита», которые упрекали Спаносов в недостатке родительского внимания. Теперь, познакомившись с ними, я понимаю, что их никак нельзя обвинить в невнимании. Я не знаю даже, в какой части страны находится мой отец, не говоря уже о его почтовом адресе или телефоне. И как бы мама ни жаловалась, что я оставила ее на все лето, не думаю, что мы бы часто виделись с ней, останься я дома. Только не с ее двумя работами и постоянными изменениями в графике. Я не могу себе даже представить, чтобы родители могли остаться дома вечером в пятницу, чтобы приглядеть за детьми.
Даже вроде как здорово, что они так заботятся. Это очень важно.
Я заставляю себя встать, сходить в туалет и приготовиться к отъезду. К тому времени, когда мама сообщает Мартине, что ждет у ворот, я уже снова спокойна и уверена, что мистер Спанос вовсе не так страшен, как мне показалось. На смену холодному ужасу пришло новое ощущение ностальгии, что-то из тех обрывков воспоминаний, которые посещали меня все лето. Это больше похоже на тоску по детству, которое не похоже на мое. Детству Зоуи или, может быть, Мартины. Детству в достатке и с обоими родителями, которые не дают тебе брать свою машину, потому что беспокоятся за тебя. Которые не упустят тебя из вида, потому что очень любят тебя.
Но Зоуи все равно пропала, напоминаю я себе, и внутри все скручивается в тугой узел.
24. СЕЙЧАС. Сентябрь
Херрон-Миллс, Нью-Йорк
Мартина обновляет экран каждые пару минут, но последние обновления были опубликованы в начале дня. Больше ничего не будет. Утреннее заявление Тианы Перси было сенсацией всего около часа и уже отошло на второй план. Мартине надо бы решать задачки к экзамену, которые она пообещала папе подготовить сегодня, или делать домаш-ку по испанскому, с которой было бы чуть проще справиться, если бы мама хоть иногда говорила с ней по-испански, пока она росла. Вместо этого Мартина еще раз нажимает на кнопку воспроизведения видео. Экран заполняют серебристые буквы: «Новая информация».
— Поступила новая информация по делу об убийстве Зоуи Спанос, — произносит излишне самоуверенный диктор за столом в студии. — Старшекурсница Йельского университета Тиана Перси выступила с заявлением, подтверждающим алиби Кейдена Толбота, друга убитой Зоуи Спанос, девушки из Херрон-Миллс. Мисс Спанос пропала без вести в Херрон-Миллс по пути на вечеринку в новогоднюю ночь, и ее тело было обнаружено в августе в расположенном неподалеку озере Пэрриш. Мистер Толбот ранее был назван подозреваемым по делу и согласился сотрудничать с полицией.