У времени в плену. Колос мечты

Лесня Санда

Часам к одиннадцати на бешеном скаку взлетел на холм всадник, размахивая белым платком.

— Едут! Едут! — кричал он что было сил.

Народ заволновался. Бояре стали выстраиваться в ряды.

Вскоре появились первые казаки во главе с полковниками, окружавшими молодого Хмельницкого. Шагах в ста от воеводы полковники придержали своих разгоряченных коней.

— Ого! — озабоченно вымолвил Тимуш. — Пан тесть вышел со всем своим войском.

Воевода спешился и вместе с боярами пошел ему навстречу. Тимуш же продолжал восседать на коне, сжимая

рукоятку сабли. И только когда полковник Хлух рявкнул: «А ну, слазь!», соскочил Тимуш с коня и попал прямо в объятия тестя.

— Добро пожаловать, зятюшка! — прижал его к груди воевода.

Стали обниматься и полковники с боярами, а казаки попрыгали с коней и стали брататься. Сближение получилось таким стремительным, что вскоре они уже обменивались шапками и даже конями.

— Привести господарского коня! — шепнул воевода логофету.

Двое стремянных подвели под уздцы гнедого коня со звездой во лбу и в белых чулках, пританцовывавшего под звуки труб. Золотая упряжь, усыпанная драгоценными каменьями, ослепительно блестела.

— Принимай, зять, этот дар! — сказал воевода. — Пусть с честью носит он тебя! Садись в седло, чтоб народ увидел.

Конь играл под Тимушем, встряхивая своей изящной головкой и то и дело кося огненным глазом на нового хозяина. Полковники стали сыпать шутками:

— Словно принц какой, наш Тимоша! Глянь, аж весь раздулся от гордости!

Под несмолкаемые здравицы толпы, буханье пушек и оглушительный трезвон колоколов вся свита повернула к городу. Дружки жениха и ратники были разведены по постоялым дворм и усадьбам. Многих люди зазывали к себе, чтоб угостить. Потому как таков нрав молдаванина: последнюю краюху хлеба и ту отдаст гостю.

В престольном зале Тимуш сидел молчаливый, прислушиваясь к тому, что говорилось вокруг. Бояре сразу же нашли общий интерес с полковниками и разошлись по светелкам слушать через толмачей рассказы казаков, людей открытой души и нрава веселого.

Господарь через своего толмача жупына Котнарского задал Тимушу несколько вопросов, на которые тот отвечал угрюмо.

Внезапно он поднялся с кресла и сказал:

— Утомился после столь длинной дороги. Отдохнуть желаю.

— Конечно, конечно, пан зять, — заторопился воевода. — Мой постельничий позаботится обо всем! Отведи их, жупын Хадымбу, в баню.

За ужином Тимуш по-прежнему оставался молчаливым и угрюмым.

— Может, что-нибудь не по вкусу твоей милости? — озабоченно спросил воевода. — Ты молчалив, как погляжу, и вроде бы серчаешь...

— В многословии легко упрятать обман, — ответил Тимуш.

На этот раз приумолк воевода. И так, без большого веселия, поужинали они, и каждый отправился в свою комнату, чтобы приготовиться к свадьбе, назначенной на следующий день.

Тимуш сидел на подоконнике раскрытого окна и задумчиво смотрел в ночь. Он достиг, наконец, того, к чему так долго стремился. Сколько препятствий ни вставало перед ним, все он одолел. Много было пролито крови, но в конце концов добился своего. И вот он здесь. Избранницы

своей он еще не видал, но мнилось ему, что она должна быть сказочно прекрасной. Полковники же забавлялись вовсю.

— Ты, Тимошка, из кожи вон лезешь ради панички Роксаны, сердце свое на угольях сжигаешь, а она вдруг окажется рябой и кривой на один глаз.

Тимуш не ответил. Он заметил мелькнувшую среди кустов сирени тень. Прямо с подоконника выпрыгнул в сад и неслышно пошел за нею. Руксанда, углубленная в свои мысли, что не давали ей покоя, даже не приметила его. Завтра ей предстояло связать свою жизнь с парнем, прискакавшим сюда с бескрайних степей Украины и саблей проложившим себе путь к ней. Какая жизнь ожидает ее? Будет ли ей счастье?

— Паненка Роксана! — тихо позвал ее Тимуш.

Княжна испуганно вздрогнула. Обернулась, и Тимуш в бледном свете луны увидал красавицу, которая и в мечтах ему не привиделась.

Какое-то время они стояли недвижимые, словно изучая друг друга.

— Знал я, что это ты — Роксана! — нарушил молчание юноша.

— Как же ты мог это знать, твоя честь?

— Сидит во мне советчик, мал, как палец, борода у него белоснежная, а на голове красная феска. А уж он все знает и мне нашептывает.

— Это он тебе шепнул? — усмехнулась Руксанда.

— Конечно.

— А что еще нашептал этот твой советчик в феске? — заулыбалась княжна.

— Говорит, что моя Роксана самая прекрасная девушка в мире.

Княжна рассмеялась. Ей понравился молодой Хмельницкий. Было в его поведении что-то такое, что расковывало ее.

— А почему твоя милость не спит? — спросила она улыбаясь.

— А моя милость не может уснуть из-за твоей милости, — ответил Тимуш, не отводя от нее взгляда.

— Что ты так на меня смотришь? — опустила глаза княжна.

— Я воображал себе, что ты красива, но так... — без околичностей ответствовал Тимуш.

— По правде говоря, и я представляла тебя иным...

— Криворотым и с совиными глазами? Таким? Кто знает, какими ужасами набили тебе голову паны ляхи? Я бы им посоветовал своими делами заниматься, пока не изрубил их в кусочки.

— Тебе б нужно было отдохнуть, пан Тимуш, ты такую дорогу проделал!

— Я не только одну дорогу проделал, сама хорошо знаешь...

Княжна грустно опустила голову.

— И даже вместе с татарами. Эти дикари пролили столько крови, стольких людей угнали в рабство...

— Не шел я с ними. Орды пришли сами. Хан говорил, что у него какие-то счеты с воеводой, отцом твоим. И ежели они грабили и жгли, сами вы во всем виноваты. Если бы пан воевода с самого начала поженил нас, разве мы допустили бы татар в Молдавию? Постарался бы батька — и вам удалось бы откупиться. Однако пан воевода жил по совету ляхов. А они псы да фарисеи настоящие. Уж ежели ляхи такие верные друзья были ему, чего же они не бросились на помощь, когда татары землю вашу топтали? Мне хорошо известно, что не единожды посылал воевода за помощью и к Потоцкому, и к Конецпольскому.