У времени в плену. Колос мечты
Шрифт:
— Тимуш, Тимуш! — опечаленно покачала головой княжна. — Разве саблей завоевывают девичье сердце?
— И саблей тоже, — упрямо ответил Тимуш. — Не стал бы я выслушивать насмешки, как Вишневецкий.
— И только это заставило тебя с такой настойчивостью добиваться моей руки?
— Теперь, когда увидел тебя, есть еще и другое...
Тимуш взял ее руку в свою и тихонько пожал.
Княжна отняла руку и сказала с улыбкой:
— Потерпи до завтра, голубчик!
— Завтра, моя голубка, можно считать, что уже наступило. Глянь-ка!
Тимуш
Госпожа Екатерина следила из открытого окна за этими двумя тенями, которые то приближались одна к другой, то удалялись, и вдруг подавила зевок. Ночь почти прошла, а они с воеводой и не ложились еще.
— Что бы ты ни говорила, — примял воевода свой ночной колпак, — но этот казак не пара моей княжне! Не пара!
— На моей родине мужчины ценятся за отвагу, а женщины за красоту. Тимуш смел и держится, как рыцарь. Будь я на месте княжны Руксанды, именно его избрала бы себе в супруги, — сказала господарыня.
— А на земле нашей, да будет тебе известно, иные законы. Крушить дубиной может каждый, но не каждый может удостоиться руки княжны. Подобный юноша и нашей княжне не придется по вкусу. А как же иначе?
— Поглядим, твоя милость, поглядим, — глазами улыбнулась Екатерина, глядя на тех, что теперь стояли обнявшись.
Воевода зарылся головой в пушистые подушки, повертелся немного под стеганым шелковым одеялом, расшитым золотой нитью, и тут же погрузился в неспокойный, тревожный сон. Государыня прислушивалась к тому, как он стонал и сквозь сон вскрикивал: «Не отдам княжну! Не отдам!»
— Еще как отдашь! — шепнула государыня и задула свечу.
Наутро воевода проснулся в дурном расположении духа. Спустил ноги на медвежью шкуру, распростертую у постели, и долго рассматривал пальцы ног, на которых уже стали появляться признаки подагры.
— Дурные сны привиделись мне, — почесывал он свою изрядно поредевшую макушку. — Будто опять татарское нашествие...
— И угоняли в рабство твою княжну...
— А тебе, откуда это известно? — удивленно оглядел жену воевода.
— Как же мне не знать, ежели даже стража у дверей слышала, как ты кричал, что не отдашь княжну.
Воевода смущенно смолк.
— Чтоб на ночь ты больше не ел столько жирных блюд. Так и жупын Коен говорит.
— Очень хотелось бы знать, какие у лекаря бывают сны, хотя бы после вчерашнего ужина. Ведь он ел за семерых?!
Воевода зазвонил колокольчиком, и вэтав чуть раздвинул дверные шторы.
— Пришли слугу с нарядом из синего бархата!
— На куку приладь те четыре алмаза, — сказала госпожа и направилась в свои покои.
Боярыни пришли наряжать невесту. Господарыня сидела в кресле и наблюдала за тем, как надевали на нее драгоценные украшения и фату, укрепляли пышные волосы золотыми стрелами. Ходили вокруг
Когда все было готово, подружки невесты зажали ладонями рты и, печально глядя на нее, принялись жалобно вздыхать:
— Отдаем мы со двора такой прекрасный цветок...
Княжна расхохоталась.
— Вы чего меня оплакиваете, словно отправляюсь на край света?!
Не на край света отправлялась княжна Руксанда, а предстояло жительствовать ей в крепости Рашков, на самом берегу Днестра, с высоких башен которой могла видеть Молдову. Однако возвратиться на родину суждено было ей только через много лет.
В книге ее судьбы было и это начертано, как и многое другое, о чем и не предполагали счастливые нареченные, полюбившие друг друга в ту летнюю ночь и теперь не чаявшие увидеться вновь.
В украшенных дорогими коврами и узорчатыми покрывалами комнатах переговаривались поезжане. В ожидании молодых запорожцы и именитые бояре не спеша вели разговоры о том, о сем.
— Вот сидите вы под турецкой пятой, как и мы до сих пор сидели под панским сапогом, — говорил полковник Хлух. — И за людей нас не считали, проклятые ляхи. Из «быдла» мы не вылазили и хлеб и все, что было у нас, отбирали. Терпели сколько терпели, пока терпелка не лопнула! И мы тогда взялись за сабли и сделали их зады красными!
— И турок мы тоже проучили, — встрял в разговор полковник Богун. — И султану отправили грамотку. Ну-ка, Иосиф, расскажи, что мы там написали турку!
Хлух упрятал смешок под пышными усами и сказал:
— Как-то совестно перед столь честной компанией такие слова молвить.
— Короче говоря, — продолжал Богун, рубя ладонью воздух, — влепили мы ему, как следует. Не перестаю удивляться, как это его кондрашка не хватила, когда он читал такое?
Бояре озабоченно оглядывались, хоть и про себя потешались над тем, о чем рассказывали полковники.
В это время распахнулись двери и появился воевода с великим логофетом и спафарием, который нес его куку и меч. Все склонили головы, и в наступившей тишине вдруг грянули пушки, и во всем городе принялись звонить колокола. Из другой двери, подле которой стояли на страже два капитана в нарядах из фландрской ткани с лядунками на боку, вышел Тимуш в сопровождении сотников. В костюме из лазоревого бархата, расшитого на рукавах и у шеи золотой нитью, и украшенном дорогим позументом, в собольей шапке с золотой кистью, улыбающийся и веселый, Тимуш поразил весь двор. Вместо вчерашнего хмурого казака, перед ними предстал настоящий принц, гордый и рыцарственный.