У времени в плену. Колос мечты
Шрифт:
— Ну, что скажете о женихе? — удивленно переглядывались бояре.
Через те же двери, оставшиеся открытыми, белые и легкие, словно стайка голубок, впорхнули подружки невесты, кольцом окружившие княжну Руксанду.
Она была удивительно прекрасна в своем невесомом платье из сиреневого газа, осыпанном золотыми листочками и перетянутом в талии алмазным пояском.
Господарыня взяла ее за руку и подвела к жениху. Молодые бросили украдкой друг на друга быстрые взгляды и спрятали расцветшие улыбки.
— Наше любимое дитя! — начала господарыня и голос ее задрожал. — С твоего ли согласия
Воевода и бояре замерли. А ежели княжна вдруг скажет «нет» и свадьба расстроится? Даже сам Тимуш стоял бледный и сердце его словно куда-то провалилось. Кто знает, что может прийти в голову этой красавице-княжне?
Запорожские полковники нервно крутили свои усы. Свадьба Тимуша с молдавской княжной превращалась в дело чести.
— С полного моего согласия! — раздался ясный и звонкий голос княжны.
Все облегченно вздохнули.
Тимуш подскочил к княжне и взял ее за руку.
— Меня не надо спрашивать! — сказал он, широко улыбаясь.
Полковники и бояре принялись хохотать.
— Вы поглядите только, честные бояре, как развязала княжна язык у сотника Тимуша! Не узнать его!
Митрополит Варлаам отслужил службу, прочитал молитвы и подвел молодых к иконам, в то время, как хор неистовствовал: «Ликуй, Исайя!»
— Счастлив я, — сказал митрополит за господарским столом, — что хотя бы один зять у нас веры православной.
Гости направились к столам, отягченным разнообразнейшими яствами. Невеста со своими подружками пировала в покоях господарыни Екатерины.
Видя, как бояре и сам воевода берут яства вилками, запорожцы, дабы не ударить лицом в грязь, тоже попытались это сделать. Но будучи непривычными к подобному инструменту, в конце концов, закатали рукава кунтушей и стали руками хватать куски мяса, а потом вытирать руки о свои дорогие одежды. Бояре, которые тоже были не дураки поесть, удивлялись тому, с каким старанием, с какой поразительной быстротой полковники уплетали свиные окорока. А пили гости с еще более поразительным усердием, утирая ладонями свои длиннющие усы и все похваливая вино:
— Добре!.. Добре!.. Ну, прямо бальзам!
Тимуш наклонился к Котнарскому и сказал ему:
— Передай его милости, что премного всем я доволен. Предлагаю выпить за здравие гетмана Хмельницкого.
Котнарский без большой охоты перевел слова Тимуша. И тогда воевода чокнулся с зятем, улыбаясь:
— С таким сватом, как отважный гетман Богдан, не пропадет Молдавская Земля. Многая лета!
Тогда встали бояре и, высоко подняв золотые бокалы, запели густыми голосами:
«Многая лета, Многая лета Править счастливо Казацкой Землей!»Великий логофет многозначительно поглядел на братьев Чоголя. Когда начались пляски, бояре вышли в сад и стали шептаться между собой:
— Теперь воевода уже не стесняется говорить перед всем народом, что надежда его в Хмельницком. Отправляю гонцов к Ракоци и воеводе Матею. Напишу и визирю в Царьград. Разве не видать, куда думает завлечь нас этот господарь? —
— Непременно напиши, твоя честь, а мы уж позаботимся вывести войска из города и услать их в горы. И ежели он спросит, куда это они направляются, то мы скажем, что проводим учения. Только бы кончилась свадьба и убрались запорожцы к себе домой, а мы уж все обделаем, — сказал великий спафарий.
Веселились гости, кружились в молдавской хоре. Пускались в огненную казачью присядку полковники Тимуша да так, что под их подошвами трещали и стонали половицы. А в это время по дорогам скакали гонцы логофета с грамотами, спрятанными в голенищах сапог.
Около полуночи поднялся Тимуш и сказал:
— Без красавицы жены моей веселье — не веселье...
Во дворе молодых ожидала золоченая карета, запряженная шестеркой. Вышел воевода с гостями, чтоб проводить новобрачных в монастырь Фрумоаса. Подружки окружили их широким кольцом и, раскачиваясь на ходу, пели:
«Плачет мать, плачет сестра, Льются слезы у отца, Плачут яблони в саду, Плачут листья на ветру. Дом невеста покидает, Покидает — забывает!»Господарыня вытерла свое мокрое от слез лицо. Воевода обнял молодых и пожелал им счастья. Загикали, захлопали бичами подпрыгивающие в седлах шаферы, и карета тронулась. Гости же вернулись к столам и продолжали пировать и веселиться еще три дня и три ночи. Потом бояре пригласили полковников в рыдваны и повезли показывать свои имения. Запорожцы поражались красоте Молдавской Земли.
— Ежели бы и на нашей Украине были бы такие горы...
Спустя неделю, проведенную при дворе в пирах и веселье, Тимуш сказал воеводе:
— Премного благодарны пану воеводе и уважаемому тестю нашему за прием. Мы б еще погуляли, но ждет нас батько в Гусятине.
— Пусть будет так, как ты считаешь, зятюшка. С моей стороны препятствия не будет, хоть и хочется, чтоб праздник не кончался.
Стояло туманное утро, какое бывает в начале осени, когда вереница возов с приданым княжны, окруженная запорожцами, двинулась в путь. В золоченую карету, в которой ехали молодожены, была впряжена восьмерка белых лошадей. Провожать их поехали и господарыня с воеводой и вся боярская свита. Обнялись и молодые с родителями, и бояре с полковниками и по украинскому обычаю трижды поцеловались. Лишь тогда почувствовала княжна, что расстается с родителями. Рыдая, словно дитя малое, припала она к груди государыни.
— Тяжко на сердце у меня, матушка! — простонала она.
Господарыня гладила ее, шепча сквозь слезы:
— Не плачь, княжна, дитя мое любимое. Мы вскоре увидимся. Наши земли рядом находятся. Когда стоскуешься, тогда и приезжай к нам.
Карета переехала через мост и растворилась в тумане. Воевода еще постоял какое-то время, затем сел в карету и возвратился ко двору. После такой суеты и веселья двор выглядел пустынным. Пустынно было и на сердце воеводы. Уехала и самая любимая дочь его.