Угличское дело. Кинороман
Шрифт:
Конец 5 части.
Часть 6.
В полутемных закоулках угличского дворца Андрюшка Молчанов давал последние наставления боярыне Волоховой. Ставил на ее лицо примочки и говорил, все время говорил.
– А это мамочка, боярыня моя, зверобой. От ран душевных.
– Какие у меня раны? Сына сына моего убили. Поплатятся Нагие. За все поплатятся. Невинного юношу боярского имени...Сыночка...
Волохова
Молчанов оставил нетронутой склянку с зверобоем.
– В городе говорят. Из Москвы посольство снаряжают.
– Все скажу. Всю правду открою. Гореть им в аду.
– Ты это, мамочка. Горе твое широкое, но все ж таки в берега его направь. Мало ли кто услышит. Человек незнаемый. А нам то вот как не нужно.
– сказал Молчанов и провел ребром ладони по горлу. Увидев это, Волохова залилась еще пуще прежнего. Молчанов плюнул и поспешил уйти от надвигающейся угрозы.
ХХХ
Молчанов вышел из дворца. Огляделся по сторонам и юркнул в узкий лаз между двумя сараями. В тоже мгновение на противоположной стороне появился Каракут. Мгновение он помедлил, раздумывая куда идти. За помясом или к Волоховой? Повернул во дворец.
ХХХ
Увидев Каракута, Волохова вскрикнула, но потом решительно сказала.
– Ни отчего не отрекусь. Что говорила, тои говорить буду. Гореть им в аду. Пусть аспиды их сожрут, пусть громы испепелят.
Каракут приложил палец к губам.
– Тихо. Не разоряйся, боярыня. Я не человек Нагих. Я Федор Каракут из Сибирского посольства.
– Зачем пришел?
– Знать мне надо, как оно на самом деле было. Не верю я, что дьяк, Качалов да сын твой Осип это сделали. Что видела? Расскажи.
– В ножики ребятки играли. Говорила я царице. Хворый он, повременить следовало. Да кто меня слушает. И к царевичу я. Как за родным. Хоть на подмену, а все же царь. Розог бы ему всыпать, чтобы в ум пришел.
– Так говоришь. Кроме жильцов малых, тебя да няньки не было никого во дворе?
– Может и был. Только я не видела.
– А потом что?
– Ребята закричали. Мы к ним бросились. А царевич в крови лежит, как осинка на ветру, ручками и ножками дрожит. Подняли мы крик. Тогда все сбежались.
ХХХ
Каракут вышел от Волоховой и стоял в коридоре, раздумывая. Потом сделал несколько шагов в сторону и вытянул из темного угла Андрюшку Молчанова.
– Андрюх ты?
– Я.
– виновато сказал Молчанов.
– Копеечку, копеечку вот потерял.
– А. Ну ладно.
– Каракут отпустил Молчанова.
– Скажи. Все слышал?
– Ничего не слышал.
– Тогда пойду, а ты копеечку ищи.
– Погоди. Погоди. Слышал чего же тут.
– Зачем?
– Интересно, кто же это за мной следил. И зачем ему дурная от горя мамка?
– Понял.
– Ты понял.
– согласился Молчанов.
– Я
Каракут приблизился и внимательно посмотрел в глаза Андрюшке.
– А ты что не узнаешь меня, царев помяс? Травник Андрюшка Молчанов?
Андрюшка щурился, разглядывал Каракута.
– На Москве виделись? Не помню.
Каракут облегченно вздохнул и отстранился.
– А и ладно. Ты когда Нагим рассказывать будешь...
– Да с чего ты взял?
– Андрюх. Андрюх. Я тебя винить не буду...но только если про меня молчать будешь.
– Что ты. Что ты. Совсем все из головы вылетело.
Каракут протянул Андрюшке серебряную монету.
– На вот, чтобы обратно не влетело.
– Что это? Кажись не нашенская?
– Персидского серебра. Заговоренная.
– Это как?
– Заговорит, узнаешь.
ХХХ
Торопка прятался за углом гостиного двора, наблюдал за Дашей. С корзинкой повешенной на локоть она шла по улице, направляясь к дому попа Огурца. Торопка повернул голову и начал с кем-то советоваться.
– Подойти нет? Что она подумать может? Матушку ее казнил, а теперь в ухажеры пристраивается. Не знаю. Чего молчишь, Барабан?
Барабаном оказался большой лохматый пес. Вместо ответа Барабан снялся с места, неторопливо затрусил по улице, пока не перегородил Дарье дорогу. Даша лохматую зверюгу совсем не ипугалась.
– Откуда ты такой?...Кудлатик. На тебе.
В секунду Барабан проглотил кусок румяного капустного пирога.
Барабан пошел рядом с Дашей, а за ними, пытаясь остаться незамеченным, следовал Торопка. У дома попа Огурца Даша остановилась.
– Пришли. Спасибо, кудлатик, что от лихих людей защитил. А теперь иди, иди. Тебя туда нельзя.
Барабан вернулся к Торопке. Вместе они наблюдали за тем, как Даша зашла в дом попа Огурца.
– Ты задавайся да не очень - выговорил Торопка псу.
– Она меня еще в кафтане малиновом, что мамка к Пасхе сготовила, не видела. Вот я ей в кафтане покажусь, тогда посмотрим кто кого!
ХХХ
Митрополит Геласий в отличии от патриарха мирскому чужд не был. Любил красивые рясы дорогого сукна, хорошо со вкусом поесть и иногда в скоромные дни завивал и смазывал свою короткую бородку душистым левантийским маслом. От справедливой анафемы и проклятий истинно русского бога Геласия спасало только то, что по его словам этого не чуждались и в Константинополе, истинном, хотя и обесчещенном приюте православной веры. В конце 16 столетия русский суровый бог еще склонялся перед былым величием Византии. Но оно постепенно выдыхалось и не поспевало за мерной все преодолевающей поступью молодой своей нравственностью силы. Так и митрополит Геласий, не смотря на то что был совсем еще не стар едва поспевал за патриархом Иовом. Они прогуливались по Воробьевым горам. Вернее прогуливался патриарх а митрополит Геласий страдал, задыхался от одышки, потел нездоровым ленивым потом и опирался на драгоценный посох, вывезенный из святой земли. Патриарх говорил.