Ураган. Последние юнкера
Шрифт:
Напутствуемая благословениями и пожеланиями, Наташа простились с Шелугиными и поспешила домой.
На другой день, ровно в два часа, Корсаков был у Наташи.
— Ну как, Наталия Владимировна, не раздумали?
— Почему вы решили, что я должна раздумать? Наоборот. Все готово к отъезду. Деньги у меня есть, свидетельство я получила, вещи уложены. Вот пообедаем и отправимся на вокзал. Садитесь же к столу.
Маленький столик был накрыт на два прибора и уставлен тарелками с ветчиной, колбасой, пирожками и другими закусками.
— Все
рение, так без всяких разговоров отпускают все что ни попросишь. Я даже конфет купила, — улыбнулась она.
Когда закуски были уничтожены, Наташа принесла из кухни две прекрасных свиных котлеты с жареным картофелем.
— Да это целый пир, — восхищался Корсаков. — Однако большевистские сестры, должно быть, не голодают.
За котлетами следовал кофе с молоком и пирожными.
' — Вот видите, — улыбалась Наташа, — как умеют ценить большевики своих верных слуг. Ну, со стола уберет, хозяйка, — окончив обед, произнесла она. — Одевайтесь-ка, Алексей Николаевич, да берите вон тот чемодан, а я сумку с провизией понесу.
На вокзале была невероятная давка. Пробиться к кассе было совершенно невозможно.
— Как же нам взять билеты? — произнесла озадаченная Наташа.
— Билеты, я думаю, уже куплены, — отвечал Корсаков. — Я просил об этом наших попутчиков, да и места в вагоне, я думаю, уже заняты для нас. Идемте на перрон.
Поезд был уже подан, но попасть в вагон нечего было и думать, так как у тормозных площадках творилось что-то невообразимое.
— Вы все-таки думаете, что занять нам места было возможно? — унылым голосом произнесла Наташа.
— Я думаю, что да, так как мои попутчики с раннего утра ушли на вокзал, а чтобы занять места для нас, захватили с собой двух наших товарищей по училищу. Вероятно, они уже сидят в каком-нибудь вагоне и нас поджидают.
Пробираясь вдоль вагонов, молодые люди вдруг услышали, что их кто-то зовет. Действительно, высунувшись в разбитое окно одного из вагонов, их подзывал какой-то молодой человек.
— Ага, это наши, — проговорил Корсаков, увлекая Наташу к окну.
— Сюда, сюда, — звал их молодой человек. — Однако же и долго вы, товарищи, — заговорил он. — Мы уж думали вы не придете. Спишите же в вагон, а то боюсь, что нам не удержать ваших мест.
— Да как же к вам попасть? Ведь к дверям вагона никак не пробиться.
— А в окно. Теперь все через окно влезают и вылезают, — улыбнулся молодой человек. — Ну-ка, Алеша, подай багаж.
Корсаков подал ему чемодан и сумочку, которые тотчас исчезли в разбитом окне.
— Теперь таким же порядком и барышню подавай.
Корсаков нагнулся и, подняв легкую как перышко
Наташу, подал ее в протянутые
— Куда же я денусь? — подумала она, но в эту минуту один из молодых людей уступил ей свое место.
— Прощайте, товарищи, — произнес он, выпрыгивая в окно.
На смену покинувшему вагон в окне показался Корсаков. Ему, как и Наташе, уступил место какой-то господин, сидевший рядом с ней.
— Теперь все ладно, — произнес тот, который сидел \ у окна, — Познакомь же нас, Алеша, с твоею кузиной.
— Знакомьтесь, товарищи, — произнес последний, обращаясь к Наташе. — Владимир Дятлов — железнодорожный мастер, — рекомендовал он. — Василий За- цепкин — фельдшер. Константин Пьяных — монтер.
Все по подложным документам, — шепнул он, наклоняясь к уху Наташи. — Я ведь тоже не Корсаков, а Алексей Крючников — часовой мастер.
— А кто же они в действительности? — так же шепотом спросила Наташа.
— Все юнкера, кроме того, что у окна сидит. Тот офицер.
В вагоне стоял такой содом и такая ругань висела в воздухе, что переговоры молодых людей остались незамеченными.
Поезд тронулся. Поплыли мимо окна железнодорожные постройки и замелькали телеграфные столбы. Усевшись поудобнее, Наташа стала рассматривать своих спутников. Кроме уже ей известных молодых людей на скамейках сидело еще двое. Один пожилой человек, лет за сорок с небольшим, одетый в солдатскую шинель и весь заросший, начинающей седеть, бородой.
«Офицер», — решила Наташа, взглянув в его умные, задумчивые глаза.
Другой был молодым солдатом, о чем не трудно было догадаться по его разговорам с расположившимися на верхней полке, такими же как и он, двумя солдатами. Посреди прохода, поставив на пол свой сун- Дук, сидел заводской рабочий, о чем Наташа узнала по его же словам. На второй верхней полке, против двух солдат, так же вдвоем, разместились женщины. Одна,
уже пожилая, а другая молоденькая, лет семнадцати барышня.
«Мать и дочь», — подумала Наташа.
На полках для багажа тоже кто-то поместился, но разглядеть этих пассажиров Наташе не удавалось.
— А вы, товарищ, далеко, едете? — обратился к ней, мастеровой.
— Я в Воронеж, — солгала она.
— Вы подальше меня. Мне, слава богу, недалеко, часика через три и слезем.
Потянулись бесконечные часы. Хотя разбитое окно завесили какой-то тряпкой, все же в купе было очень холодно. Разговор не клеился, так как каждый боялся проговориться и выдать себя. Только солдаты не унимались, описывая друг другу, как они проклятых ахфи- церов и юнкеров били. От их разговоров становилось тяжело на душе, так что Наташа старалась не слушать их, однако это ей плохо удавалось.