Услышь мой голос во тьме
Шрифт:
— Не сочти меня сволочью, но я смотрел похожую голопорнушку в юности, — шутка расслабила По и успокоила нервы, но Рей тут же больно ущипнула его за локоть. — Ауч!
— Сволочь.
— Согласен, это был перебор, — придвинулся к краю и упёрся ладонями в колени. — Так что ты намерена делать с этим?
— Для начала я просто хотела, чтобы ты, Финн и Роуз знали об этом. Расскажи им сразу, как представится возможность. Понимаю, мне бы лучше самой, но неизвестно, как скоро снова увидимся. И теперь я хочу, чтобы в Сенате тоже знали об этом, что сын Леи Органы-Соло вернул к жизни их нелепого последнего джедая, которая в одиночку пала бы во Тьму и стала императрицей-ситхом.
— Позволь
— Было бы весьма кстати. Твоё слово имеет в Сенате вес. А я не хочу с ними связываться… Проклятье, как же трусливо я звучу, — Рей прикончила новую порцию и моментально опьянела. Стыд, страх, сомнение и парадоксальное бесстрашие толкались в её сознании. — Но даже если ты откажешь мне или твоих слов будет недостаточно, я сама заявлю об этом. Так, чтобы все услышали.
— Видимо, оно того и впрямь стоит. Хоть я действительно с трудом могу принять это. Мне тяжело оценить свои чувства на этот счёт: с одной стороны, во мне ещё живо презрение к Кайло Рену, но, с другой, ты говоришь, что он не безнадёжен, а ты для меня хороший человек, и я уважаю твоё мнение. Если закрыть на многие вещи глаза, я готов поддержать тебя, но твоё присутствие будет необходимо на заседании, где я подниму этот вопрос. Им нужны будут подобные речи из твоих уст, понимаешь? Тема тяжёлая и щекотливая. Меня одного сожрут со всеми потрохами за эти высказывания.
— Вечно я сама себе проблемы создаю.
— Ну, не хнычь теперь только. Если для тебя восстановить репутацию Кайло, прости, Бена Соло так важно, ты поборешься за это на незнакомом поле. И поборешься яростно, поняла меня?
— Наверное… нет, я поняла, — добавила с решимостью.
— Для начала неплохо.
«И всё равно я лгу. Прямо в его лицо. Конечно, это можно назвать недоговариванием, но разве суть изменится? Бен Соло жив, и потому всё это так важно мне как никогда прежде. Хватит ли у меня духу сказать хотя бы друзьям о его воскрешении? Никогда не чувствовала себя настолько ничтожной, как сейчас. До чего мне хочется, чтобы кто-то принял эти решения за меня, избавил от ноши ответственности за последствия. Страшнее всего, если в Сенате узнают, что Бен жив, и объявят на него охоту! Виновата буду я одна, за то, что не сдержала на замке болтливый жалкий рот».
Рей проплакала всю ночь, ворочаясь на том самом диване, где они беседовали с По. К рассвету она чувствовала себя опустошённой и потерянной. Ей всё казалось, что зря открылась, что её план провалится. Да и когда выбрать подходящий момент? Сейчас верхушку более всего занимает восстановление экономики и армии, чем отбеливание чьих-либо имён. К тому же главных имён Первого Ордена.
Утром По накормил подругу завтраком, пожелал удачи и расстался с ней, полный тяжёлых дум и неожиданных открытий.
Митч заметил, что по возвращении Рей стала невесёлой и молчаливой.
— Твои дружки из Сопротивления — кровопийцы, ну, честное слово! Опять ты из их компании пришла сама не своя.
— Дело не в них, Митч, — устало проговорила Рей, наводя порядок спальне на Соколе, который должен был отправиться в путь буквально через несколько часов, — дело в том, что с ними я вспоминаю вещи, которые задевают меня.
— Слушай, ты это, извини, если я сгоряча порю тут всякие обидные вещи о них.
— Я не злюсь на тебя, ни капельки. Я даже понимаю твоё негодование: ты всё время беспокоишься за меня. Честно говоря, это очень трогательно.
— Да? — наивно округлил глаза, и они засияли на фоне его вечно красных щёк.
— Да, дурик, да, — сердечно улыбнулась ему.
— Слушай, у нас тут наклюнулось ещё одно дельце: те жулики сдали своего спонсора — дядька один богатый с пузиком. Его взять вообще не проблема,
— А что дома-то делать? Меня там тем более никто не ждёт, в отличие от тебя как раз. Так что полетели брать пузатого дядьку, — подставила плечо для любимого лёгкого стука кулаком Митча.
— Я чего, такой предсказуемый? — состроил шутливую грустную гримасу.
— Ага, — подёргала его за нос и присела на пол подле трёх больших кейсов с электронными замками. — Я пока продолжу хлам разгребать: он здесь находится, поди, с зарождения Вселенной, никто лет за двадцать, наверное, не удосужился оптимизировать в спальне жилое пространство. Ты как будешь готов к отлёту, сразу скажи, я закончу побыстрее.
— Да, конечно, лучик. Развлекайся тут, — хихикнул и пошёл на штурм переносной морозильной камеры с провизией.
Рей ковырялась в старье около полутора часов. У каждого из кейсов был свой владелец, судя по разношёрстному содержанию. В первом была контрабанда десятилетней давности, а во втором находился личный хлам сутенёра. Последний кейс был самым дряхлым и разрисован детскими разноцветными каракулями. Потускневшие с годами волны, овалы и корявенькие Икс-Винги вызвали в душе Рей умиротворённое чувство светлой грусти по собственному детству, в котором так быстро не осталось места для рисования, поделок и сборки конструктора: каждый день — борьба за жизнь, наполненная голодом, разочарованиями и крохотными минутами прекрасного, вроде обнаружения цветка бочкоствола* внутри шагохода. Вскрыла замок, и туго набитый кейс резко выплюнул наружу содержимое: чехол с инструментами, кипу детских рисунков, кучку смятых фантиков от конфет, парочку сломанных бластеров, несколько пар тканевых и кожаных перчаток, заляпанных машинным маслом, тряпки и чертежи тех-отсеков. Среди вороха бумаг и ткани валялась мягкая игрушка голубого цвета с салатовыми вставками на острых ушках. Рей осторожно взяла её в руки и с любопытством оглядела: затёртый правый глазик, местами проплешины шёрстки, на бочке сбился в кучу клок наполнителя — хозяин игрушки любил своего подопечного и часто играл с ним.
Внезапно перед глазами пронеслась яркая вспышка, вокруг всё застлало пеленой, которая, впрочем, быстро рассеялась, и Рей увидела напротив малыша, прижимающего к себе голубую мягкую игрушку, которую она только что обнаружила. Тёмная вьющаяся шапочка волос, большой носик, лицо усыпано родинками, оттопыренная пухлая нижняя губа. Мальчонка обратил к Рей карие блестящие глаза, радостно заворковал и замахал куклой, протягивая её незнакомке. Образ угас, оставив Рей обездвиженной и поражённой. В воздухе оседала старая пыль, ложилась вокруг чемоданов, свет по-прежнему блёкло обливал предметы и заправленную постель, но перед глазами всё ещё стояли ясные мягкие очертания и искрящаяся широкая улыбка ребёнка. Рей опустила руки на колени, её рот задрожал. С пылкой нежностью приложила к лицу игрушку и позволила себе тихие неудержимые слёзы.
«Бен… — тоска образовала в её груди полость, о которой она предпочитала не думать весь этот месяц. — Мой милый, мой родной», — смущённо зажмурилась, опалив себя невыразимой чувственностью, никогда прежде не распробованной во всей полноте этих ласковых слов. И это к нему-то, родному и милому, она собиралась не возвращаться ещё очень долго. Рей было страшно, что она вновь размягчится и позволит их отношениям вернуться к той оскорбляющей неопределённости, которая уродовала в её глазах облик Бена. Она была готова простить ему запутанность чувств, но решительно поняла одно — отныне никакой близости, никаких уединённых разговоров, только по делу или в компании друзей.