В дальних плаваниях и полетах
Шрифт:
«Товарищи»… «из Москвы» — многое объяснили эти слова.
— Фотя, это свои, машина советская, — сказал Чен Мен Бон.
— Разумеется, свои, и машина советская, — весело поддержал тот же летчик. — Давайте знакомиться: вот этот высокий дядя — наш штурман Александр Васильевич Беляков, этот — летчик Байдуков Егор Филиппыч, ну а я — Чкалов…
Смущенно пряча за спину оружие, жители острова приблизились. Они расспрашивали о полете, смеялись над своими подозрениями. Машину прочно закрепили, выставили около нее охрану.
Чен Мен Бон пригласил экипаж к себе. Летчики медленно
— Лодка на Лангр ушла, скоро в городе узнают, что вы у нас, — сказал Чен Мен Бон.
Фетинья Андреевна напоила летчиков чаем, от еды они отказались.
— Вот поспать бы часиков пятнадцать, — потянулся Чкалов.
Тем временем радиостанции настойчиво вызывали «АНТ-25», в эфире неслись его позывные: «РТ-РТ-РТ»… Но самолет не откликался.
Первую весть о нем принесли николаевские пограничники: воздушный рейс через Арктику на Дальний Восток успешно завершен — «АНТ-25» прошел без посадки по ломаной линии 9374 километра.
Поздняя ночь. В домике Чен Мен Бона я дописываю первую корреспонденцию с острова. Чкалову не спится, его томит жажда. Он поднимается с меховых шкур, разостланных на полу, черпает ковшом воду и жадно пьет. Возвращаясь, он тихо подходит к широкой постели, где рядышком спят Байдуков и Беляков, поправляет сбившееся одеяло, бережно укутывает их, и лицо его светится улыбкой, напоминающей ту, что я видел в Москве, когда Валерий Павлович вернулся из детской.
— Егорушка… Саша… Драгоценные ребята!.. — шепчет он с нежностью в голосе.
— Любишь их, Валерий Павлович.
— Да как не любить таких!
А ведь им Чкалов никогда не высказывал этого: глубокое чувство братской привязанности таил за шутливо-грубоватой манерой обращения.
Подразделение инженерных войск, прибывшее из Николаевска, круглые сутки строило деревянную площадку. Чкалову удалось превосходно посадить «АНТ-25», но рисковать на взлете не следовало. Привезли бревна, доски, инструмент. Ожил пустынный берег. Бывалые капитаны, не раз посещавшие этот уголок Охотского моря, проходя теперь мимо острова в ночную пору, могли вообразить, что сбились с курса: на кусочке суши, длиною в двенадцать километров и около тысячи метров в поперечнике, сияли гирлянды электрических огней. У берега стояли баржи. Бойцы и местные рыбаки переносили по мосткам длинные доски и укладывали их рядами на прибрежной гальке.
Сновали грузовики, тарахтели тракторы, дымились походные кухни. Вырос белый городок — десятки палаток. Открылся пункт медицинской помощи. На тонких шестах повисли провода полевого телефона. Поднялись мачты походных радиостанций.
Три-четыре раза в день я отправлял в редакцию записи рассказов летчиков и свои короткие радиограммы.
Чкалов знал, что я во сне и наяву вижу возвращение в Москву на борту «АНТ-25». Его не смущало, что самолет рассчитан только на трех человек. «Понадобится, так усажу за милую душу и шестерых», — говорил Валерий Павлович. Но взять пассажира с острова он не мог: чтобы взлететь с ограниченного
— Вот что: дуй, не откладывая, в Хабаровск и жди нас, оттуда полетим вместе, — сказал Чкалов.
Полтора часа тряски на торпедном катере по Охотскому морю и амурскому лиману, четыре часа в кабине рейсовой летающей лодки, и я снова оказался в Хабаровске.
На другой день сюда прилетел краснокрылый «АНТ-25».
С ГЕРОЯМИ — В СТОЛИЦУ
На аэродроме, окраинах и центральных улицах толпы хабаровцев приветствовали экипаж. Дети осыпали летчиков цветами. Из репродукторов слышался голос Чкалова, задушевный и мужественный:
«Нам троим выпала честь совершить дальний перелет. Но таких, как мы, — многие тысячи! Когда понадобится, мы сумеем пролететь куда угодно. Мы не собираемся никого трогать, мы создаем счастливую жизнь на советской земле, но, если нам попытаются помешать, ответим на удар десятью ударами!..»
Делегации заводов, учебных заведений, учреждений приглашали экипаж к себе. Группа загорелых мальчиков и девочек с красными галстуками атаковала Чкалова:
— Поедем в пионерский лагерь, дядя Валерий, у нас хорошо!
— Обязательно навестим вас, ребятки, дайте только сперва на завод съездить. А завтра — к вам, ладно?
— Нет, сегодня, сегодня!
— Ну хорошо, пусть будет, как вы хотите, — блестя глазами, сказал Чкалов и, будто извиняясь, тихо заметил Байдукову: — Не могу я, Егор, детишкам отказать…
Он ощущал в те дни радостный подъем, свойственный человеку, завершившему серьезную и сложную работу; чувство это знакомо ученому, который после многочисленных опасных опытов сделал наконец важное открытие; архитектору, увидевшему воплощение своего долголетнего творческого замысла; геологу, обнаружившему ценные залежи; токарю, положившему начало новому, передовому методу труда…
Взволнованно звучала на машиностроительном заводе его речь, обращенная к людям, чей труд Чкалов ценил больше всего на свете:
— Не для личной славы пошли мы в дальний перелет, а для того, чтобы родину нашу прославить… В такое время живем мы, друзья, когда каждый обязан все свои усилия, всю природную смекалку свою отдавать общему делу, чтобы ярче расцвела жизнь советского народа, наша с вами жизнь!.. Вот какие мысли согревали наши сердца, когда самолету грозило обледенение…
К Чкалову, спрыгнувшему с ящика, подошел немолодой рабочий, взял за руки, привлек к себе.
— Сыпок, да ты же… что надо!.. Великого геройства души человек! — прерывающимся голосом сказал он.
Сегодня «АНТ-25» стартует на запад. Беспокойство овладело мною: что, если Валерий Павлович раздумает и я в последнюю минуту получу отказ? Но нет: на аэродроме, окруженный провожающими, Чкалов заметил меня и шутливо погрозил:
— Почему не на месте? Скорее в кабину! Пойдешь за… второго пилота.
Не ожидая нового приглашения, «четвертый член экипажа», как назвал корреспондента Байдуков, быстро взобрался по стремянке.