В дальних плаваниях и полетах
Шрифт:
Десятки радиостанций настроились на волну «АНТ-25». Всевозможные технические средства были подготовлены на случай, если экипажу потребуется помощь. На маршруте перелета стояли ледоколы. Рыбные промыслы Севера и Дальнего Востока выслали в море траулеры. Самолеты полярной авиации подтянулись к районам, которые пересекал чкаловский экипаж. За воздухом наблюдали пограничники.
Байдуков и Беляков, сменяя друг друга на радиовахте, ежечасно передавали короткие весточки. «АНТ-25» шел по тридцать восьмому меридиану на север. Облачность постепенно поднималась, самолет набирал высоту. Скорость достигла ста шестидесяти пяти километров. Побережье Кольского полуострова осталось позади.
«АНТ-25» шел к острову Виктории. В этом районе, восточнее Шпицбергена, арктическая стихия жестоко пресекла первую попытку людей достигнуть Северного полюса по воздуху. Летом 1897 года шведский инженер Саломон Андрэ с двумя спутниками поднялся со Шпицбергена на воздушном шаре «Орел». Через двое суток один из пятидесяти голубей, взятых воздухоплавателями, вернулся на землю с короткой запиской: «Широта 82°02' сев., 15°05' вост. долг. Благополучно следуем на восток, уклоняясь от прямого пути». Эта первая голубеграмма оказалась и последней. Лишь спустя тридцать три года случайно выяснилась драматическая судьба экспедиции: на необитаемом острове Белом, вблизи острова Виктории, команда норвежского научно-промыслового судна, отброшенного дрейфующими льдами на север, обнаружила останки Андрэ и его спутников. Более трех десятилетий пролежали подле них записные книжки и фотопластинки; некоторые удалось проявить и отпечатать. Документы эти рассказали об участии бесстрашных аэронавтов: вскоре после подъема «Орел» потерял управляемость, а затем очутился в полосе сильного снегопада; воздушный шар отяжелел и у восемьдесят третьей параллели опустился на ледяное поле. Люди двинулись пешком на юг, с трудом добрели до острова Белого и там через несколько недель погибли от холодов.
Близ острова Виктории Чкалов сменил курс, самолет пошел на восток. Георгий Байдуков записывал в дневнике: «Сказочная панорама! Разбросанные ледниковые острова архипелага… Хаотические нагромождения льдов, будто размолотых могучим титаном… Прислушиваюсь к работе мотора. Если сердце нашей машины перестанет биться, значит — посадка на лед… Но мы верим в мотор. Они, конечно, переживают сейчас больше всех. Пусть не беспокоятся: всё до единого винтика работает четко».
Короткие радиограммы экипажа неизменно заканчивались словами: «Все в порядке». Но вот читинский радист услышал тревожную весть: «Слепой полет. Обледенение. Снижаемся, не пробив облачности».
Пять часов прорывались они через циклон. Сказывалось длительное кислородное голодание на пятикилометровой высоте: дышать стало трудно, ныли ноги и спина, томила жажда, о еде не хотелось и думать. Но экипаж не надевал масок, сберегая запас кислорода для самого сложного участка пути — через Охотское море.
Байдуков неторопливо отстукивал ключом передатчика:
«Пересекли Лену. Нынешний день отнял у экипажа немало энергии в борьбе с Арктикой. Все устали, поочередно отдыхаем. Трудности нас не пугают».
«АНТ-25» шел над горами Якутии. Солнце озаряло уходящие в бесконечность горные цепи. Скалистые пики и белые шапки вершин поднимались над безжизненным миром. В глубине каньонов лежал снег. В этот час московская радиостанция передала экипажу правительственную радиограмму:
«Вся страна следит за вашим полетом. Ваша победа будет победой Советской страны».
Истекали вторые сутки полета. «АНТ-25» пересекал Камчатку, держа курс к Петропавловску. Цель была близка. Но в баках «летающей цистерны» оставалось горючего еще часов на двадцать. Над Ключевской сопкой струился дым. Впереди засверкали воды необъятного Тихого океана. Авачинская губа, Петропавловск!.. С четырехкилометровой
Полет продолжался. «АНТ-25» шел по самому опасному участку перелета — над Охотским морем.
С нетерпением ожидали мы в Чите новых вестей. Дальневосточные метеорологи передавали неутешительные сводки: в Охотском море — штормовой ветер, туман, дождь, в устье Амура — туман, дождь, видимость нулевая…
Прижатый плотной облачностью, самолет несся низко над бурлящим морем. Шторм разыгрался не на шутку. Шквальный ветер рвал густые завесы тумана. По расчетам Белякова, скоро должен был показаться материк, устье Амура. В разрыве облаков штурман разглядел темно-серое пятно. Берег! Самолету грозит опасность врезаться в сопки… Скорее вверх, пробить облака! Стрелка высотомера резко двинулась вправо: 500 метров… 800… 1200… 1700… 2300… 2500!.. Туман, туман, нет конца молочно-серой гуще… Температура падала. Белесая корочка на крыльях нарастала катастрофически. Обледенел винт. Мотор затрясло, почувствовались сильные удары, словно кто-то ожесточенно дубасил по фюзеляжу. Покорная машина стала выходить из повиновения. Беляков взялся за ключ передатчика…
Под пальцами читинского радиста побежали слова: «Обледеневаем, в тумане. По маяку идем в направлении на Хабаровск»…
Четверка полярников встречает моряков ледокольных пароходов «Таймыр» и «Мурман», прибывших для снятия персонала первой дрейфующей станции «Северный полюс».
Кто-то взволнованно зашептал:
— Земля-то совсем рядом…
— Земля сейчас — самая большая опасность. На сопку могут налететь!..
— Тише! — оборвал радист, хватая карандаш. — Москва зовет чкаловский экипаж…
Точка, тире, тире… Точка, тире, тире… Две буквы «в». Что это?..
«Ввиду… тяжелых метеорологических условий… перелет прекратить… Посадку производите… по своему усмотрению… Орджоникидзе».
Чкалов развернул «АНТ-25» на обратный курс. Машина круто снижалась. Но где же нижняя кромка облаков? Быть может, они простираются до самого моря?.. Осталось меньше ста метров. Пятьдесят!.. Наконец-то летчики увидели вспененные гребни и едва различимый в сумерках удлиненный островок.
— Залив Счастья! — крикнул Беляков, сверившись по карте.
Счастья? А сесть вроде негде, разве только на узкой галечной полосе, у самого берега… Чкалов выпустил шасси.
Самолет кружил над островом. Мелькали домики, лодки на берегу. Рыбацкий поселок?.. Мотор работал на малых оборотах. Под машиной проносился низкорослый кустарник. Склонившись над плечом Чкалова, Байдуков впился глазами в набегающую землю.
— Овраг, овраг! — неистово вскричал он.
Но Чкалов и сам заметил препятствие, рванул на себя штурвал, и машина, перескочив через опасный овраг, коснулась колесами земли. Стелется сухая трава, отскакивают камешки… Стоп!
Летчики выбрались из кабины.
— Все в порядке, — поднял руку Беляков. — Пробыли в полете пятьдесят шесть часов двадцать минут.
— Вот мы и дома, — обнял друзей Валерий Павлович.
Но почему сбежавшиеся к самолету люди ведут себя так странно? С ружьями в руках они плотным кольцом окружают летчиков, враждебно разглядывают невесть откуда появившихся незнакомцев. «Где же мы приземлились? Чей это остров? Уж не ошибся ли Саша?» — забеспокоился Чкалов. Из толпы выступает моложавая женщина. Вскинув винчестер, она окликает: