В дальних плаваниях и полетах
Шрифт:
Маленькая, будто погрузившаяся в землю хижина прилепилась у подножия крутого склона, увенчанного седловиной.
— Чилкут! — сказал пилот. — Тропа на Дайе, к Соленой Воде…
Вот он какой, Trail, знаменитый чилкутский перевал, волок конца прошлого века!.. По тропе, проложенной через седловину неведомыми пионерами, в занесенных снегом ущельях и долинах, через озеро и протоки влачились одержимые «желтым дьяволом» безжалостные ко всем окружающим и к самим себе охотники за самородками, искатели счастья, неудачники, авантюристы. Клондайк и Бонанза, Доусон и Эльдорадо манили их неисчислимыми сокровищами. Околдованные мечтой о легком обогащении обыватели, конторщики, разорившиеся фермеры,
Людские потоки делились на ручейки, продолжавшие лихорадочно стремиться к «золотой земле». А там, в среднем течении Юкона, каждого претендента на богатство ожидала беспощадная борьба с подобными ему золотоискателями. Неутолимая алчность превращала людей в хищников.
Чилкут! Белая Лошадь! Этапы рабов золота… В холодной, мертвой пустыне падали от изнеможения и голода слабые и неопытные, рыдали в предсмертной тоске, подстерегаемые волчьими стаями. Выносливые и предприимчивые, с окаменевшим сердцем брели милю за милей, не оглядываясь на обреченных. А по сторонам тропы, как трагические памятники человеческой жадности, поднимались новые и новые могильные холмики жертв «желтого дьявола».
Еще в 1897 году только в Сиэтле и Сан-Франциско осело на три миллиона долларов аляскинского золота, а годом позже все расходы Соединенных Штатов на приобретение Русской Америки с лихвой окупил один лишь Клондайк — он дал на десять миллионов песка и самородков.
«Локхид» приземлился у небольшого канадского городка. Это и был Уайт-Хорс — Белая Лошадь, возникший в годы клондайкского безумия.
Захватив двух пассажиров, пилот продолжал рейс.
На пятом часу полета впереди змейкой блеснула Танана, приток Юкона.
По берегам протянулись узкие и прямые улицы скудного зеленью Фэрбенкса.
Михаил Васильевич Беляков встретил коллегу-метеоролога и меня.
На Аляске я провел семь недель.
Было время, когда в Фэрбенкс приезжали удачливые золотоискатели. Отсюда они пробирались на юг, в шумный Сиэтл, и там в бесшабашном разгуле быстро спускали все добытое потом и кровью. Как прожорливый удав, Сиэтл поглощал мешочки с песком и самородками. Для американских старателей он был тем же, чем некогда Енисейск для сибиряков. Обратно возвращались с пустым кошельком и неугасимой мечтой напасть на богатую жилу. То были любопытные времена, с удивительной яркостью описанные Джеком Лондоном, — времена безудержно азартной игры, когда в одну ночь возникали и мыльным пузырем лопались солидные состояния.
О юных годах золотой Аляски с печальными вздохами, но весьма охотно рассказывали нам старожилы Фэрбенкса, юконские пионеры, почтенные, седовласые джентльмены. Стоило заговорить с кем-либо из них, и собеседник, путая легенды с былью, выкладывал занятные истории о внезапных обогащениях и разорениях, об отчаянно ловких аферах, о циничных и безжалостных королях Оленьего ручья, Бонанзы, Лосиного выгона, о фантастических событиях давно минувших дней, когда Сэмми-ирландец, Ральф-койот и Стив-грубиян небрежным жестом швыряли увесистые мешочки и пузатые кошельки на стойки таверн… «Дюжина яиц — пятнадцать долларов! Тарелка бобов — три с половиной!.. Да, сэр, удивительное было время… Да и людей таких теперь нет!» — шепелявил
Недолговечно было старательское счастье. Учуяв поживу, на Аляску проникли банковские дельцы из Штатов. Никаких моральных и этических норм не существовало для них. Подкуп, вымогательство, обман, вероломство, хитроумные комбинации, убийство — все использовалось, чтобы завладеть природными богатствами Севера.
Все эти Сэмми-ирландец, Малышка Билл, Фил из Техаса и прочая мелкая сошка опомниться не успели, как очутились в лапах тигров из банковских джунглей.
Но и те продержались лишь короткое время. Из далекого Нью-Йорка за огромными прибылями, которые давал американский Север, пристально следил Джон Пирпонт Морган… В чьих руках сосредоточена аляскинская торговля? У Морганов! Кто владеет всеми видами транспорта? Морганы! Кому принадлежат рыбные промыслы, консервные заводы, лесные угодья, прииски? Семейству Морганов!..
От приключенческой романтики прошлого остались лишь воспоминания старожилов да блистающий на груди фэрбенкс-ских обывателей миниатюрный бронзовый медальон с чеканкой: «Фэрбенкс — золотое сердце Аляски». Клерки, потеющие в деловых конторах, и средней руки торговцы, не довольствуясь этим талисманом, носили еще в кармане пяти- и десятидолларовые самородки — «на счастье». Медальоны «Золотое сердце» продавались в магазинах по сходной цене — квартер за пару.
В Фэрбенксе я встречал немало людей, похоронивших здесь мечту о независимой, обеспеченной жизни. Старатели-одиночки с горькой усмешкой говорили: «Самый верный способ обнищать — искать золото».
Ежедневно в три часа пополудни два мальчугана, вихрастые, озорные и голосистые, выбегали на местный Бродвей, размахивая пачкой газет: «Фэрбенкс пейпер! Фэрбенкс пейпер!» В дословном переводе это означает: фэрбенксская бумага. «Бумага» носила многообещающее название: «Ежедневные новости фэрбенксского горняка». Но напрасно было искать в этой типично провинциальной газете, принадлежащей, как и тысячи других, крупнейшему объединению капиталистов, хотя бы строчку о труде и жизни горняков. В редакции «пейпера» никому и в голову не приходило заняться такой темой.
Двое быстроногих репортеров-соперников, названных кем-то Монтекки и Капулетти, носились по городу в поисках сенсаций и выуживали обывательскую хронику у болтливых швейцаров, горничных, полисменов. Редактор Чарльз Сеттльмайер, известный под прозвищем Старый Чарли, выслушивал обстоятельные доклады:
— У преподобного Генри Мортимера сука доберман-пинчер принесла четырех прелестных щенят… Возле кладбища задержан пьяный оборванец с дамскими золотыми часиками… Служанка аптекаря Гибсона своими глазами видела доктора философии Ирвинга Дерби, выходившего в пятом часу утра из заведения «Косая Принцесса»… Хирург Робинсон неудачно оперировал вдову виноторговца Иеремии Хустона, больная при смерти…
Не вся репортерская добыча попадала на первую полосу под рубрику «Городские новости», но редактору полезно было знать о разных сторонах жизни обывателей.
Попутно репортеры-скороходы собирали рекламные объявления. Старый Чарли обложил фэрбенксских коммерсантов и ремесленников данью. Хозяину единственной в городе табачной или винной лавочки, парикмахеру либо владельцу велосипедной мастерской не для чего было рекламировать свое заведение, намозолившее всем глаза. Но чтобы не портить отношений с редактором и застраховаться от чувствительных газетных уколов, они раза два в месяц скрепя сердце платили за очередное объявление в «пейпере». Без этих доходов газета, печатавшаяся тиражом в тысячу сто экземпляров, давно уже прекратила бы существование.