Въ двнадцатомъ часу

Шпильгаген Фридрих

Фанни не знала, какое значеніе имли эти рчи, но скоро была выведена изъ своего опаснаго невднія.

До-сихъ-поръ ей позволялась посл прогулки уходить на цлый вечеръ въ свою комнату. Она всегда была радехонька этому позволенію, потому что вечерами и часто до глубокой ночи очень шумно бывало въ дом. Фанни съ дтства пріучена была рано вставать и рано ложиться спать. Пока мать была жива, Фанни спала крпко и спокойно, съ полнымъ сознаніемъ своей безопасности. И теперь она слдовала прежнему образу жизни, но ея сонъ не былъ попрежнему крпокъ и спокоенъ; ночью случалось ей просыпаться отъ шума и возни, происходившихъ въ комнатахъ хозяйки и страшно пугавшихъ ее.

Но разъ вечеромъ, когда Фанни хотла-было по обыкновенію удалиться

въ свою комнату, хозяйка попросила ее не уходить. Къ ней придутъ нкоторые господа, которые желаютъ познакомиться съ Фанни. Этого ей нечего пугаться, потому что эти господа старинные ея знакомые и даже приходятся ей почти въ родств. При этомъ завреніи старухи об дочери громко расхохотались. Фанни не съумла найти причины, чтобъ уклониться отъ такого приглашенія, и осталась, хоть сердце у нея больно сжималось. Ожидаемые гости не замедлили прійти. Ихъ было трое, красивыхъ молодыхъ людей, щегольски одтыхъ. Старуха представила ихъ Фанни подъ назваеіемъ своихъ любимыхъ племянниковъ, что опять заставило ея дочерей вмст съ гостями поднять громкій смхъ. У этихъ гостей лица были очень разгорячены; оказалось, что они пришли прямо съ обда, гд много пили вина. Двое изъ нихъ занялись съ хозяйскими дочерьми, а третій слъ подл Фанни и разсыпался предъ нею въ любезностяхъ, на которыя она не знала что отвчать, потому что все тутъ происходившее приводило ее въ такое смущеніе, что она почти не понимала, что видитъ и слышитъ.

Но неопредленный страхъ, не отступавшій отъ нея все послднее время, усиливался съ каждою минутой и въ душ ея раздавался голосъ: «Бги изъ этого дома, и хотя бы пришлось умереть, бги!»

Молодой человкъ, сидвшій съ нею рядомъ, всталъ и вышелъ въ другую комнату, гд старая хозяйка приготовляла чай. Другія дв пары смясь и хихикая сидли по темнымъ уголкамъ комнаты и не обращали на Фанни вниманія. Она тихо встала и, выйдя за дверь, бросилась со всхъ ногъ въ свою комнату, схватила шляпу и салопъ, чтобъ бжать, но въ эту минуту кто-то постучалъ въ дверь. Вещи тотчасъ она выпустила изъ рукъ, чтобъ не возбудить подозрнія въ хозяйк, которая вроятно пришла за нею. Сердце у Фанни билось такъ сильно, какъ-будто выскочить хотло, однако она собралась съ духомъ и по возможности твердымъ голосомъ сказала: «Войдите.» Но вошла не хозяйка, а тотъ молодой человкъ, который съ нею рядомъ сидлъ. Онъ затворилъ за собою дверь и бросился къ ея ногамъ. Онъ клялся, что любитъ ее, общалъ ей много прекрасныхъ нарядовъ, бриліантовь и денегъ, если только она согласна любить его. Онъ схватилъ ее за руки и держалъ ихъ такъ крпко, что, несмотря на вс усилія, Фанни не могла вырваться. Тутъ увидала она, что находится во власти этого человка, и поняла, что ея крики о помощи не найдутъ въ дом другого отголоска, кром скотскаго смха и грубыхъ шутокъ. Но въ этой крайности она вдругъ почувствовала въ себ мужество и ршимость, какихъ и не подозрвала въ себ до того времени. Она припомнила, что, входя въ комнату, оставила ключъ съ наружной стороны двери, и мигомъ придумала планъ. Въ ту минуту, когда она почувствовала, что молодой человкъ нсколько слабе держитъ ея руки, она вырвалась съ отчаяннымъ усиліемъ, однимъ прыжкомъ выскочила изъ комнаты, заперла за собою дверь, повернула ключъ и въ слдующую минуту была уже на улиц.

Это случилось въ феврал. Безпрерывно лилъ холодный дождь съ снгомъ пополамъ. Газъ въ фонаряхъ горлъ краснымъ свтомъ сквозь туманъ и мглу. Отъ непрерывнаго ряда съ шумомъ мчавшихся экипажей летла грязь на тротуаръ, гд зонтики многочисленныхъ пшеходовъ изображали подвижную крышу. Фанни не чувствовала ни холоднаго дождя, насквозь промочившаго ея тонкую одежду, ни толчковъ, которыми осыпали ее со всхъ сторонъ. Она спшила такъ скоро, какъ могли подвигаться ея ноги, все впередъ, по направленію къ рк, какъ она дагадывалась. Ей хотлось убжища, гд она нашла бы спасеніе отъ позора и безчестья, но она не знала другого, кром рки.

Задыхаясь отъ быстрой ходьбы,

она попала невзначай въ улицу, гд находились великолпнйшіе дома и гд, относительно говоря, не было такого многолюдства, какъ на прежнихъ улицахъ. Предъ однимъ изъ этихъ дворцовъ блисталъ яркій свтъ газоваго освщенія изъ дверей настежь отвореннаго подъзда. Щегольскіе экипажи быстро подъзжали, оттуда выходили кавалеры въ черныхъ фракахъ и дамы въ блыхъ платьяхъ съ цвтами на голов, съ цвтами въ рукахъ, и спшили, прикрываемыя зонтиками ливрейныхъ лакеевъ, какъ можно скоре въ сни. Фанни все это видла точно во сн, она откачнулась отъ ослпительнаго свта, нарядныхъ кавалеровъ и дамъ и перешла на другую сторону улицы, гд было темне. Лишь только она завернула за уголъ, какъ столкнулась съ господиномъ, торопливо шедшимъ на встрчу. Свтъ отъ фонаря ярко освтилъ и его, и ее. Господинъ пробормоталъ извиненіе. Не обращая ни на что вниманія, она торопливо шла по безлюдному почти переулку, куда теперь только повернула; вдругъ послышались скорые шаги позади. Еще минута, и господинъ, только что ею встрченный, очутился рядомъ съ нею.

— Милое дитя, сказалъ онъ: — теперь не такая ночь, чтобъ можно было долго оставаться безъ шляпы и салопа. Позвольте мн проводить васъ до дома подъ моимъ зонтикомъ.

— У меня нтъ дома, сказала Фанни.

— Куда же вы идете?

— Сама не знаю.

— Разв у васъ нтъ родителей, родныхъ, друзей?

— Нтъ никого, никого!

— Бдное дитя! прошепталъ онъ, и нсколько шаговъ молча шелъ рядомъ съ нею; вдругъ подойдя къ фонарю, онъ остановился, подалъ зонтикъ Фанни и, отойдя, отъ нея на нсколько шаговъ, такъ чтобы свтъ фонаря прямо падалъ на его лицо, сказалъ:

— Мисъ, посмотрите на меня внимательно.

Фанни повиновалась ему.

Предъ нею стоялъ господинъ благородной наружности, съ спокойно-серіознымъ лицомъ. Въ его глазахъ, обращенныхъ на нее, выражалась печаль.

— Можете ли вы настолько поврить мн, чтобы мн довриться?

— Да, отвчала Фанни посл минутнаго молчанія.

Не спрашивая ея позволенія, онъ взялъ ее подъ руку и повелъ изъ переулка опять въ широкую улицу. Фанни слдовала за нимъ, дрожа отъ волненія и холода, отъ котораго почти вся окоченла.

— Надо намъ скоре укрыться отъ дождя въ сухое мсто, а иначе вы до смерти простудитесь.

Онъ крикнулъ извощичью карету, мимо прозжавшую, и отворилъ дверцы.

— Прошу садиться, мисъ, сказалъ онъ.

— Нтъ, нтъ! прошептала Фанни, отступая назадъ.

Она вся дрожала какъ въ лихорадк и на ногахъ едва держалась.

— Умоляю, васъ всмъ святымъ, послдуйте за мною, сказалъ этотъ господинъ, и съ тихимъ насиліемъ схватилъ Фанни на руки, посадилъ ее въ карету и, закричавъ нсколько словъ кучеру, самъ слъ въ карету рядомъ съ нею.

Карета покатилась. Господинъ снялъ съ себя шубу и закуталъ Фанни; она почти не сопротивлялась, потому что силы ея были надломлены. Она неподвижно выносила, когда онъ своимъ платкомъ вытиралъ ея мокрые полосы и положилъ ея голову себ на плечо. Онъ не разговаривалъ съ нею, но только разъ спросилъ:

— Лучше ли вамъ теперь?

— Благодарю, лучше, отвчала Фанни, но въ дйствительности была совсмъ больна. Въ ея вискахъ стучала мучительная боль; отъ озноба тряслось все ея тло и зубы стучали.

Долго они хали. Наконецъ карета остановилась. Господинъ помогъ Фанни приподняться и выйти изъ кареты, отворилъ желзную калитку и, замтивъ, что она не держалась на ногахъ, понесъ ее на рукахъ отъ калитки до подъзда. Тутъ онъ позвонилъ. Дверь тотчасъ была отворена. Старуха вышла съ свчою въ рукахъ, но отъ удивленія при вид неожиданной картины чуть было не выронила свчу.

Вотъ это было все, что видла Фанни.

Потомъ она припоминала, что старушка привела ее въ комнату нижняго этажа и уложила въ постель, и что когда она лежала въ постели, старушка наклонилась къ ней и ласково успокоивала ее, а у самой слезы лились потоками по морщинистымъ щекамъ.