В год огненной векши
Шрифт:
Забава кивнула. Хоть мало что поняла, но пытать не стала. Хотелось ей о другом спросить.
– Скажи, Раска, - решилась наконец она. – Почему идола Мокоши нет на капище?
– Князю Род покровитель да Перун, - ответила служанка равнодушно, будто говорили об очевидном. – А Мокошь отвернулась от черных волков давно уже. Когда-то было в Перуновых горах капище, и идол стоял каменный, высокий. А как ушел из Северомирска черный волк, так и не стал народ на капище ходить да Мокоши кланяться. Позабыто, позаброшено там нынче.
– Что же, неужто ничего не
– Кто ж ее знает… - пожала плечами Раска, - давно это было. Да ты у князя спроси, он скажет. Бывал он там не раз. Это всего в дне пути, у серебряных рудников заброшенных.
Из гридницы послышался стук отодвигаемых лавок. Выглянув, Забава увидела, как тяжело встают из-за столов, расходятся мужчины. Пора было идти в покои.
Когда княгиня открыла дверь в горницу, Всеволода еще не было. Подойдя к зеркалу, девушка сняла с головы плотный сине-белый платок и будто впервые увидела себя: все те же волосы, и глаза вроде те же, а, вместе с тем, вся она другая. И сила внутри поет, не смолкая.
Вошедший неслышно в горницу Всеволод смотрел на лицо в отражении и не узнавал в этой красавице той беззаботной девочки, что без страха когда-то цеплялась за него, идя к капищу. «Как бы обнял сейчас, - подумал он, - закутал в руки свои…»
Улыбнувшись довольно своему отражению, Забава не сразу увидела, как сзади подошел муж. Показалось вдруг, будто на плечи плащ накинули или шаль пуховую, так тепло стало.
Встретившись в зеркале с ее удивленным взглядом, Всеволод спросил рассеянно:
– Здесь уже?
Она кивнула его отражению, не оборачиваясь. Отпустив ее взгляд, князь расстегнул широкий пояс и, сняв его, положил на лавку. Сам устало сел, облокотившись спиной о стену.
– Нынче дел у меня много, Забава, - сказал, как бы сожалея о чем-то. – Ты Раске не дозволяй собой помыкать – в доме ты хозяйка. Скоро мы с Изяславом уедем. К лукоморью рыба пришла, надо промысел поглядеть. Неделю с небольшим не будет меня, а там, глядишь, и посольство вернется.
Новость одновременно обрадовала и испугала Забаву. Услышав, что Изяслав уезжает, она облегченно вздохнула. Чувствовала, хоть и не подавал бугровский князь виду, что добра от него ждать не следует, сквозила в каждом движении его резкость, нервозность какая-то. Но отъезд Всеволода ее огорчил. Чужой город вокруг, и она всем чужая.
– С тобой Ратибор останется, - будто услышав ее мысли, произнес Всеволод.
– Отец с братьями завсегда с собой меня брали, а по хозяйству здесь Раска и одна справится… - грустно ответила Забава.
С трудом пряча улыбку, Всеволод подумал: «Вот ведь глупая! Как взять тебя? Уж здесь как пьяный хожу, а там и подавно. До промысла ли будет… Поеду, хоть голову чуть остужу. К тому же, Изяслав там будет. Уж не за ним ли ехать хочешь?..»
Ответил сдержанно:
– Нынче уж серпень на исходе, холодные ветра с моря дуют.
Поняв, что спорить не имеет смысла, Забава попросила о другом:
– Князь, служанка моя, Луша,
Всеволод непонимающе посмотрел на нее.
– И не думал я ее держать долго в подвале, - сказал, нахмурившись. – Отпущу и отправлю подальше от Северомирска.
– Князь! – воскликнула Забава. – Мы ведь с детства вместе. Отец ко мне ее еще девочкой приставил. Наша она, светоградская.
– Она-то светоградская, да ведь ты теперь княгиня северомирская, - сказал, не сумев скрыть обиды.
Потом, завидя погрустневшие глаза жены, смягчился, попытался объяснить:
– Не хочу я, чтоб подле тебя эта девка была, нет ей веры после того.
Не приходилось княжне светоградской просить да унижаться, потому просьбу свою повторять Забава не стала, спрятала только глаза, наполнившиеся слезами унижения.
Но Всеволод заметил и, чувствуя свою вину, отказать не смог.
– Ладно, Забава, - вздохнул обреченно.
– Луша – твоя рабыня, тебе и решать ее судьбу. Только не забывай, что нету веры тому, кто однажды предал.
– Спасибо, князь! – искренне поблагодарила его Забава. – А еще спросить хотела: знаю я, что было капище Мокоши в горах. Можно ли там побывать?
Всеволод недовольно сжал губы.
– С детских лет не был я на том капище, да уж и тогда лишь камни глухие там стояли да козюли в чернобыльнике ползали, - сказал, задумавшись.
– Сон мне нехороший приснился об отце, о братьях, - объяснила Забава.
– Может, осталось что на том месте… Хоть кудельку отнесу.
И опустила глаза. Что скажет Всеволод? Ведь и на смех может поднять.
Но он только улыбнулся в ответ и неожиданно согласился:
– Вот приеду, тогда и покажу тебе старое капище да рудник заброшенный. Кто знает, может, услышит тебя богиня.
Забава не стала скрывать радости своей и с такой благодарностью посмотрела на князя, что тепло стало от этого взгляда. Невольно прикрыл рукой шрам на левой щеке. И она заметила, догадалась.
«Почто так глядит!
– негодовал Всеволод, - И уезжать-то от нее тяжко, и оставаться рядом нестерпимо».
– Что ж, идем за Лушей, - сказал он, вставая со скамьи и застегивая кожаный пояс.
Лушу держали в небольшом подвале, куда на зиму складывали припасы. Вход был со двора, и Забава прошла к нему вслед за мужем. За крепкой деревянной дверью была кованая решетка. Когда Всеволод спустился вниз по каменным ступеням и приоткрыл дверь, Забава почувствовала, каким затхлым и сырым был воздух. Князь обернулся и остановил жену, собиравшуюся спуститься вслед за ним:
– Подожди здесь. Там сыро, - сказал, исчезая в темной пасти подвала.
Всего через несколько минут, щурясь на свету и пошатываясь, из подвала вышла Луша. Всеволод шел следом, изредка поддерживая девушку и недовольно хмурясь. Забава с трудом сдерживала слезы, глядя на Лушу: похудевшая, с растрепанными волосами и в порванном грязном платье предстала перед ней ее бывшая подруга. На лице чернел еще след побоев. Встав перед Лушей и отгородив ее от княгини, Всеволод сказал сурово: