В год огненной векши
Шрифт:
– Не люб мне Изяслав, - прошептала Забава, садясь рядом с князем на колени и поджимая под себя ноги. – Нет в моих словах лжи. Не могла уснуть, мужа искать вышла.
Всеволод повернулся и посмотрел в ее лицо.
– Прости, - хрипло прошептал он.
– И ты прости, - еле слышно ответила Забава и, положив голову на его плечо, добавила. – Никого другого сердце не хочет…
Не веря еще до конца в происходящее, Всеволод привлек к себе жену, прижал ее голову к своей груди, так что Забава услышала, как грохочет его сердце.
– Лада моя, -
Он долго бережно обнимал жену, наслаждаясь ее близостью и вдыхая ее неповторимый аромат. Когда Забава сама обвила руками его спину, он вздрогнул от неожиданности. Она прижалась к нему всем телом, подняла на него лицо, полное нежности, и больше Всеволод сомневаться не стал. Он вновь осыпал ее поцелуями, но нежными, осторожными. Прислушиваясь к каждому вздоху жены, каждому движению, он терпеливо ласкал ее.
Когда она привыкла к его ласкам, ответила, всем телом подаваясь вперед, он осторожно уложил ее на траву, нависая сверху.
– Если хочешь остановить, так скажи сейчас, - шептал, целуя.
Но она, страстно отвечая на поцелуи, прерывисто выдохнула:
– Не оттолкну…
Больше Всеволод не останавливался. Едва сдерживаясь, он неторопливо ласкал ее до тех пор, пока она не начала умолять, шепча его имя. Тогда мужчина весь отдался своему и ее желанию.
– Сейчас, лада моя, - молил Всеволод, находясь уже на грани. – Потерпи, любимая.
И когда он резко и сильно овладел ею, разрывая последнюю преграду, она со стоном приняла его.
Гасли звезды. На востоке чуть брезжил свет. Занималось утро нового дня. По дороге к городу на крупном вороном коне медленно ехал северомирский князь. Одной рукой он придерживал коня, не позволяя ему пускаться вскачь, другой прижимал к груди самое дорогое свое сокровище - спящую жену.
Глава 16
Проснулась Забава оттого, что Всеволод целовал ее волосы. Волна блаженства накрыла девушку. Всей душой ощущала она теперь силу мужа, которая окутывала, ласкала и отзывалась на самый слабый зов.
Потянувшись к нему и положив голову на его плечо, Забава будто плыла на волнах удовольствия.
– Так бы и держал всю жизнь тебя!
– прошептал Всеволод ей в губы.
Каждой частичкой своей ощущая его нежность, Забава сонно улыбалась. Так много хотелось сказать ему: и про то, что любит, и про силу его, которую чувствует, где бы он ни был, и много еще про что… Да Всеволод вдруг сказал с сожалением:
– Скоро мне уезжать нужно. Промысел ждать не будет.
Забава встрепенулась, тревожно посмотрела в голубые его глаза. Сердце будто ледяной рукой стиснула тоска.
Неохотно выпустив из объятий Забаву, князь встал, скинул с рук ненавистные перчатки и, одевшись, пошел умываться.
– Возьми меня с собой, - жалобно попросила Забава, вставая за его спиной и подавая рушник. – Я мешаться не буду.
Всеволод рассмеялся, и она впервые услышала его искренний смех.
– Я быстро вернусь, не успеешь и соскучиться. А то гляди, надоем, сама еще гнать будешь.
Одурманенный
И вдруг отстранился.
– Что я сделал! –застонал, будто раненный зверь.
Не сразу Забава поняла, в чем причина его слов, а, поняв, ужаснулась: Всеволод был без перчаток!
Черная ночь, что окутала Забаву, не была беспросветной. Изредка княгиня выныривала из вязкой тьмы и видела, как рядом суетятся Раска и Луша. Чувствовала, как вливают в рот отвар донника и подорожника. Видела она, будто со стороны, как приходил жрец и, произнося какие-то слова, поджигал пучки сухих трав. Горьковатый запах расползался по комнате, но легче ей не становилось. Иногда видела в дверном проеме скорбное лица Ратибора и Изяслава.
Проваливаясь в сон, и там не находила она покоя. Сны ее были страшны: перекошенное злобой лицо Владигора и мертвые глаза его детей видела она во сне. И только однажды светлым пятном мелькнул образ высокой русоволосой женщины, прядущей кудель и что-то тихо напевающей. Забава знала, что это Мокошь, и попыталась было обратиться к ней, но видение исчезло, и княгиню снова окружила тьма.
Забава не страдала от боли, она просто вдруг оказалась между Явью и Навью и, будто находясь на перепутье, не знала, куда идти. Сила ее не пропала, даже в забытьи она наполняла ее слабое тело, но именно эта сила давила тяжелым грузом и не давала поднять головы. Будто тело ее вместило столько, сколько унести не могло.
Забава потеряла счет времени, перестала понимать, когда день, а когда ночь, и была равнодушна к тому, что делают с ее телом.
Не знала она, что князь, как только упала она без памяти, отложил свой отъезд и другого послал вместо себя на море, чего никогда раньше не делал.
Не знала, что в тот же день к больной созвали лучших знахарей, ведуний и волхвов и назначили награду серебром тому, кто сможет ее исцелить.
Не слышала, как каждую ночь Всеволод, не доверяя больше никому, приходил в горницу и не спал, метался и проклинал себя, прислушиваясь к едва различимому дыханию жены.
Не знала Забава и того, что между Всеволодом и Изяславам произошла страшная ссора, и бугровский князь обвинял брата и называл его убийцей.
Не ведала, что седьмой день уже металась в лихорадке и жрец Перуна предрек князю, что седьмую ночь она не переживет.
Когда она очнулась с совершенно ясной головой и открыла глаза, в комнате было темно и тихо, пахло настоями трав и мятой. Забава попыталась оторвать голову от подушки, но не смогла. В голове зашумела прихлынувшая кровь. Не пытаясь больше двигаться, она обвела взглядом комнату и увидела на лавке подле себя мужской силуэт. Всеволод сидел, положив руки на лавку и откинувшись назад. Его поза выдавала страшную усталость. Он не спал, его глаза были открыты, но, казалось, что он смотрит внутрь себя, таким пустым был этот взгляд. Присмотревшись, Забава увидела, как заострились черты его лица, между бровей пролегла морщинка.