В сумерках веры
Шрифт:
Само собой, выстрелы тут же отвлекли всю почтенную публику от возмущений, приковав к нашим фигурам сотни встревоженных взглядов. Но никто из присутствующих сановников не осмелился даже окликнуть нас, предпочитая молча наблюдать за нашим восхождением.
По мере приближения к главному залу, закручивающийся коридор начал заполнять зловонный туман, рвущийся из изящных позолоченных курильниц, расставленных прямо на ступенях. Кровь вновь яростно зашумела в теле, не так давно освободившемся из плена удовольствий. Вновь закровоточили
К моменту нашего подъема, бледно-лиловая дымка не давала разглядеть мир дальше вытянутой руки. Пока наконец стены не разошлись в стороны, неожиданно бросая нас в гигантский просторный зал Собора. Стены его содрогались от рёва органных труб и грома колокола, что в своём созвучии обрели какие-то потусторонние черты.
На лбу выступила холодная испарина, когда лишь на мгновение изящные монументальные колонны покрылись ихором. Когда над нами вместо херувимов пронёсся рой мух.
Внезапно в голове зажёгся раскалённый прут, бросивший меня на ближайшую стену, а в ушах послышался далекий потусторонний смех человека, который уже должен быть мертв.
— Хальвинд? — прикосновение Афелии отогнало наваждение, но на этот раз не избавило от липкого чувства страха. — Не время терять голову…
Не в силах ответить, я просто кивнул и, получив один обеспокоенный взгляд, зашагал следом за воительницей. Покинув лестницу, мы обогнули стену, отделяющую скрытые подъёмы от боковых нефов, и вышли на просторный трансепт. Грандиозный перекрёсток искрился от золота, покрывающего тёмный мрамор и лакированное дерево, огранённое насыщенным алым бархатом. С верхних галерей вдоль колонн свисали тяжёлые штандарты гвардейских полков, когда-то прогнавших с планеты ю`ват. Каждое знамя представляло из себя произведение искусства…
Вместе с мрачной торжественной музыкой, этот вид мог вызвать трепет у любого, оказавшегося здесь впервые во время столь масштабного праздника. Мои ноги сами собой начали подгибаться, ощущая непреодолимое желание склонить голову. Лишь благодаря ментальным тренировкам получилось отстраниться от чарующего великолепия убранства и трогающего сердце гимна скорби, разливающегося с верхних уровней зала.
Однако сделав всего пару шагов, нам открылось действо, происходящее в самой священной части собора. Которое выглядело абсолютно чужеродно и прогоняло всякое благоговение…
В окружении нескольких священников, закутанных в лиловые мантии, над алтарем возвышался Банифаций Анку. Его лицо сияло подобно солнцу, укрытое золотой маской, а тело неестественно блестело от пота, едва прикрытое какими-то церемониальными одеждами. Но даже с такого расстояния я мог наблюдать и ощущать силу переполнявшей его молодости.
Стоявшие вокруг алтаря экклезиархи нараспев повторяли какие-то слова. Их необычное змеиное звучание было далеко даже от самого древнего диалекта имперского готика. Но куда важнее оказалось чувство, что они внушали…
Моё тело бросило
За каждой вакансией на hh.
Впрочем… сам Повелитель Человечества оказался трусливо скрыт под длинной драпировкой, которой накрыли мраморный образ, как и сверкающую золотом аквилу, висевшую под куполом Собора.
Но и это было не таким кощунственным зрелищем, в сравнении с окровавленным телом женщины, уложенным на алтарь.
Примадонна…
Под тревожный писк херувимов, кружащихся над головой, она жалобно стонала, испытывая муки приближающихся родов. На теле, почти не прикрытом одеждами, я заметил ту самую проклятую брошку, возложенную сейчас на вздувшийся живот.
— Афелия… ребенок! — крикнул я, стараясь перекричать оглушающую музыку.
Воительница понимающе кивнула и уже подняла стаббер. Даже грохот выстрела потонул в громе колокольного звона, под который подстраивались все остальные мелодии, будто ветви деревьев под штормовым ветром.
Пуля за мгновение пересекла зал, но всего в метре от алтаря внезапно взорвалась. Капсюль «инферно» лопнул, разбрызгивая вокруг пламя, но оно лишь бессильно стекало с самого воздуха, превратившегося в незримую сферу.
Моё сердце дрогнуло. Несколько секунд потребовалось чтобы осознать увиденное. Это был розарий. Редкое и очень ценное устройство, дарующее владельцу мощный барьер, способный остановить болтерный заряд так же легко, как пистолетную пулю…
Сестра битвы повернулась ко мне с немым вопросом в глазах, после чего в голове вдруг зазвучал чужой голос:
— Ах… Иероним! — Как и Мираэль, кардинала переполняло возбуждение, но иного рода. — Как жаль, что ты явился сейчас. Так рано, когда ритуал ещё не завершён.
— Лучше просто сдайся, еретик! — крикнул я, не уверенный, что хотя бы обрывки слов достигнут ушей предателя. — Облегчи свою душу перед судом Императора!
— Облегчить душу? — недоумевал ложный экклезиарх, выступая из-за алтаря. — Когда я закончу, сам Император вознаградит меня, ибо я дам ему второе рождение! Стой на месте и смотри, как я избавлю нашего Повелителя от тысячелетий страдания!
Последняя фраза прокатилась по всему Собору мощной волной, отбрасывая меня на колени. Афелия оказалась рядом, помогая подняться.
— Что он несёт?!
— Он безумен, сестра, — похоже, что долгое взаимодействие с проклятым камнем душ убедило Анку в немыслимом…
Как любой подкованный богослов, он отлично знал о том, как десять тысяч лет Повелитель Человечества страдает на Золотом Троне. Как без устали бдит за своими владениями с далекой Терры Его могучий дух.
И как любой праведный человек, кардинал более всего жаждал избавить своего Бога от этих мук…