В сумерках веры
Шрифт:
— Мы почти добрались до обитаемых уровней, инквизитор, — её рука уверенно легла на ободок ручки лампады, как бы намекая, что она вновь возвращает себе роль проводника. — Как думаете, нас кто-нибудь ждёт?
Прежде чем ответить, я коснулся вокса и попытался в последний раз вызвать Августа. Наивно было полагать, что сейчас, в такую важную ночь, церемонарий будет держать устройство связи рядом с собой. Но что-то внутри меня требовало этой тщетной попытки.
Впрочем, вместо священника мне ответил только треск помех, вызванных бурей снаружи. Лишь
— Похоже, что друзей предупредить так и не удалось, — мне оставалось только покачать головой, зачем-то касаясь стаббера в кобуре. — Так что любой, кто нас ждет, — враг.
Немного помолчав, женщина согласно кивнула и проверила ножны под складками монашеской юбки. На мгновение в её взгляде мелькнуло сожаление, будто сейчас она предпочла бы оказаться в силовом доспехе.
Признаться, я бы тоже предпочёл такой расклад.
Выбравшись из затхлой камеры, мы прошли по узкому коридору и упёрлись в очередную дверь. Вновь отперев её своим ключом, Афелия вывела нас в новое помещение, которое на первый взгляд показалось заполнено беспроглядной тьмой.
Но стоило только лучам лампады встретить стены, как те тут же заискрились золотом, вызывая неприятную рябь в глазах. Мы оказались в протяжённой галерее, выполненной из сплошного чёрного камня и украшенной гравировками на высоком готике.
Каждая надпись на стене проповедовала покаяние и очищение души через боль.
— Что это за место? — не удержался я от вопроса, когда по лицу скользнул неприятный холодок.
— Обитель покаяния, — в голосе женщины слышалось нечто большее, чем просто название очередной церковной инспекции. — Сюда сестринство отправляет особенно строптивых послушниц, которым не хватает дисциплины. Здесь их учат вести себя скромно и сдержанно.
Не знаю, осознавала ли палатина мрачный подтекст своего объяснения, но моё чувство тревоги лишь усилилось. Здесь почти не было слышно траурной музыки, которая до этого пронизывала практически все помещения соборного холма.
Афелия прошла вперёд до конца галереи и остановилась у мощных деревянных дверей. Здесь располагалась конторка, окружённая длинными деревянными шкафами. На массивном столе до сих пор тлела одинокая свеча, почти достигшая бронзовых обводов подсвечника.
И что-то в этой обстановке привлекло моё внимание.
— Сегодня молебен, инквизитор. А на праздниках не принято наказы… — но её слова оборвались, стоило только мне поднять руку в останавливающем жесте и приглядеться к беспорядку на столе.
Мерцающий огонёк выхватил из наступающего мрака раскрытый молитвенник, небрежно повёрнутый относительно края столешницы. Но куда сильнее меня беспокоило нечто тёмное и маслянистое, ещё не успевшее засохнуть.
— Здесь кровь, — осторожно обмакнув пальцы в субстанцию, я поднёс их к свече.
Кожа окрасилась багровым, развеивая сомнения и вселяя в нас обоих гнетущее чувство опасности.
Первой мыслью было выхватить стаббер и обернуться к
Она заманила меня в ловушку?
Однако, встретив мой взгляд, палатина была готова принять удар, будто только подтверждая мои опасения. Рука сама собой потянулась к кобуре, но вдруг из-за массивных дверей раздался хлёсткий свист, тут же потонувший в вопле, похожем на стон наслаждения.
— Похоже, кто-то пренебрёг наставлениями, сестра… — мрачно подытожил я, оголяя оружие и сокрушая ногой двери.
Стоило только створам с грохотом разойтись, как в лицо ударила духота, напитанная отвратительно знакомым зловонием. Свет лампады потускнел, уступая место какому-то лиловому сиянию, проникающему в помещение извне.
Теперь мы оказались в просторном зале, украшенном двумя рядами колонн, за которыми скрывались неприметные деревянные двери. Часть из них оказались открыты, демонстрируя аскетичные тесные кельи.
И лежащие там тела.
Неверное сияние скользило по обнажённой бледной коже, стремясь очертить выступающие формы, покрытые кровью и уродливыми рунами. Мимолетный взгляд вызвал приступ тошноты и заставил меня отвернуться.
— О Трон… — услышал я голос Афелии, за которым вновь последовал свист, но на этот раз сменившийся разве что тяжёлым звуком падения.
— Афелия, не смотрите! — бросил я, пытаясь обернуть женщину к себе.
Она поддалась, но на лице уже отразилась скорбь от увиденного.
Впереди, примерно в центре прямоугольного зала, лежали ещё тела. Все они оказались обнажены и связаны в извращённой манере, будто бы главной целью было не только удерживать жертву, но и унизить её, доставляя дискомфорт на груди, шее и между ног.
Каменный пол в этом месте терял свою черноту, уступая багровому блеску, дрожащему от каждого движения фигуры, величественно стоявшей посреди всего этого ужаса.
Её чёрный доспех изрядно покрывала кровь, но это не было следами ожесточённой схватки. Воительница сама нанесла её на керамит, бережно выводя проклятые руны, в неверном свете обретающие некое потустороннее свечение.
Единственное, что осталось незапятнано кровью, — бордовая плащаница, сверкающая золотой вышивкой.
Стоило только этой детали попасться на глаза, как из груди Афелии вырвался сдавленный вздох.
— Мираэль?! — в голосе женщины смешалось обвинение и недоумение. — Что ты творишь?!
Стоявшая к нам спиной девушка будто бы не сразу расслышала чужой голос, после чего бросила взгляд из-за плеча.
— Ах, моя дорогая госпожа… — слова, вырвавшиеся из вокс-приёмника шлема, дрожали от возбуждения. — Какое счастье, что вы решили присоединиться к нам!
Воительница обернулась полностью, демонстрируя ещё больше нечестивых знаков, аккуратно покрывающих её нагрудную пластину.
— Уйди с дороги, — ствол стаббера поднялся в сторону девушки. — Иначе я убью тебя.